Виктор Муратов - Командарм Лукин

• Название: Командарм Лукин
• Автор: Виктор Муратов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: История
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00702-0

Генерал-лейтенант Михаил Федорович Лукин — один из героев Великой Отечественной войны. Войска армий, которыми он командовал, храбро и мужественно сражались с превосходящими силами противника в Смоленске и на ближних подступах к нему, под Вязьмой. Попав в бессознательном состоянии в плен, раненный в ногу и руку, генерал Лукин пережил ужасы гитлеровских лагерей, стойко перенес все невзгоды, оставшись верным сыном Родины. О его героической и драматической судьбе и рассказывают в этом историческом повествовании писатель В. Муратов и дочь генерала Лукина Ю. Городецкая.

---

Замыкала горловину, по которой отходили войска армии, 152-я дивизия полковника Чернышева. Ей то и дело приходилось вести бои с наседавшим противником, надо было во что бы то ни стало удержать натиск гитлеровцев.

Ночью наконец-то полки дивизии вышли к Соловьевой переправе. Но после недавнего налета немецких бомбардировщиков она была еще не восстановлена. На берегу скопилось множество машин, повозок.

Летние ночи коротки. Чуть забрезжил рассвет, как вдалеке послышался нарастающий гул. Загромыхали тяжелые взрывы. Один за другим шли в пике самолеты. Колесом завертелась земля. Днепр вздыбился брызгами. Клубами черного, едкого дыма окуталась переправа. Всходило багрово-красное солнце, будто окрашенное кровью.

Чернышев в это время с радистом Коноваленко подходил к реке. Раздался взрыв. Горячая волна прижала комдива к земле. Радиста подняло и с силой ударило о борт машины. Его рука со скрюченными, посиневшими пальцами повисла над кабиной. У Чернышева изо рта струйкой потекла кровь. Он видел мчавшиеся во все стороны машины, фонтаны взрывов, вставших на дыбы с оскаленными мордами лошадей, а никакого звука не слышал — все, как в немом фильме. Контужен. Но сила воли заставляла его действовать, Комдив подполз к радисту, взвалил его на плечи и, не обращая внимания на взрывы, тяжелой шаткой походкой пошел к переправе…

Приказом маршала Тимошенко армия Лукина по выходе на восточный берег Днепра должна была выводиться в резерв фронта. Части и соединения понесли огромные потери в людях и материальной части.

«Тихий» август

Штаб армии разместился в небольшой деревне Красный Холм, в низком и длинном, как барак, помещении колхозного клуба. Для командарма Клыков облюбовал неподалеку небольшую избу, стоявшую на краю леса.

Клыков и Смурыгин помогли Лукину выбраться из машины. На шум мотора из конуры выскочил крепкий взъерошенный пес и поднял заливистый лай. Он агрессивно метался вдоль жердевого забора.

— Даша! Дашенька! — закричал Клыков. — Где ты там? Уйми свою дворнягу!

Лукин удивленно покосился на адъютанта: «Успел познакомиться. Казак!»

Из-за кустов смородины вышла девочка в голубом платьице и звонко крикнула:

— Лорд, на место!

Пес мгновенно умолк и, подчиняясь своей повелительнице, опустив морду, побрел в конуру. Даша погрозила ему кулачком и уставилась на пришельцев огромными голубыми глазами. Губы и пухлые щечки девочки были измазаны черными ягодами, и даже на вздернутом облупившемся носике были фиолетовые следы смородины. Волосы, выгоревшие на солнце, были заплетены в две тоненькие косички и торчали над ушами вопросительными знаками.

— И вовсе Лорд не дворняга, — возразила Даша, — а, когда вырастет, будет овчаркой: у него уши уже начинают выпрямляться.

— Хорошо, подождем, когда совсем выпрямятся, — улыбался Клыков. — Мама не вернулась?

— Как можно так рано вернуться, солнце еще, гляди! А в поле хлеб осыпается, — пояснила Даша.

— Что ж, веди гостей в хату.

— В какую «хату»?

— Ну в избу, в избу. Вот дядя генерал поживет у вас.

Снаружи изба под камышовой крышей выглядела ветхой и неказистой. Но стоило Лукину оказаться внутри, как на миг ему почудилось, будто во сне попал он в родное Полухтино. Почти точно такое же, как в родительском доме, немудреное убранство. Большой стол с выскобленной столешницей, лавки вдоль стен, полати, свежевыбеленная русская печь. Высокий комод, покрытый накидкой, вышитой мережкой. На окнах такие же мережковые занавески. На светлых бревенчатых стенах множество семейных фотографий под стеклом, черный бумажный репродуктор — «тарелка». В углу, на самодельной этажерке, тесно уставленной книгами, возвышался школьный глобус. Это удивило Лукина. Дашеньке вроде еще рано изучать географию. И он спросил ее об этом.

— А глобус Андрейкин, — пояснила девочка. — Только Андрейка вместе с папой ушел на войну. А мама мне не разрешает пока трогать глобус. А портфель Андрейкин теперь мой, потому что я скоро в первый класс пойду. Через немножко-немножко дней пойду в школу.

От этой детской уверенности у Лукина защемило сердце. Он понимал, что через «немножко дней» в Красном Холме могут быть фашисты. Тут он обратил внимание на Похвальную грамоту под стеклом в деревянной рамке. Грамота была выдана ученику десятого класса Пегасову Андрею за отличную учебу и примерное поведение.

— А букварь теперь тоже мой! — щебетала Даша, радуясь, что нашла такого большого и, наверное, доброго собеседника. Она извлекла из портфеля букварь и вручила Лукину. — Вот, какую хотите букву спрашивайте. Меня Андрейка научил. Я даже целые слова знаю. Вот! — Даша открыла букварь и, тыча измазанным в смородине пальчиком, принялась звонко читать по слогам: — «Мы не ра-бы. Ра-бы не мы».

Во дворе Лорд снова разразился свирепым лаем.

— Еще кто-то пожаловал, — взрослым тоном проговорила Даша и выскочила из комнаты. Через минуту она ввела Лобачева и Прохорова.

— Надежная у вас охрана, — усаживаясь на лавке, проговорил Лобачев и достал коробку «Казбека», но, оглянувшись, хмыкнул и спрятал в карман.

— Уютно, — проговорил Прохоров. — Так и хочется снять сапоги, жаль полы замарать.

В комнату вошла женщина, невысокая, сухощавая. Голова ее была туго перетянута светлой цветастой косынкой. Она сбросила ее, мельком взглянула в зеркало, стоящее на комоде, вспушила русые волосы:

— Ну что, товарищи командиры, небось проголодались? Сейчас что-нибудь приготовлю. Только уж не взыщите… Я на скорую руку. В поле бежать надо. Хлеба осыпаются. — Она хлопотала у печки и все говорила, говорила. Увидев в руках Лукина букварь, чуть просветлела лицом. — Дашенька уже похвасталась? Букварь старый, Андрейка еще с ним в первый класс ходил. — Женщина глубоко вздохнула, и в глазах, таких же голубых и огромных, как у Дашеньки, прибавилось горечи. — Где-то он сейчас, мой сыночек? И муж тоже… Оба ушли, в один день. Андрейка уже и фотокарточку прислал. Да не мне, шельмец, а зазнобе своей. На воротнике у него такие же пушечки, — кивнула она в сторону Прохорова. — И по два треугольничка. Выходит, артиллерист.

— Артиллерист, — подтвердил Прохоров, — а треугольнички означают, что ваш Андрейка — отделенный командир.

— Да, уж командир. В институт в этом году собирался. В Смоленск… — Женщина достала ухватом из печи чугунок. Прислонила к печи ухват, поправила волосы: — А Смоленск небось порушили.

В комнате наступило тягостное молчание. Не дождавшись ответа, женщина окликнула дочь:

— Давай-ка быстро к столу. Некогда мне с тобой тут… И вы, товарищи командиры, отведайте картошки.

Из чугунка валил пар. Клыков уже выставлял на стол банки с консервами, колбасу, сахар. Но только Дашенька завороженно смотрела на эти лакомства. Генералы, обжигаясь, выбирали из чугунка крупные, рассыпчатые картофелины.

Женщина глянула на ходики и спохватилась.

— Батюшки! В поле пора. Ты, дочка, все тут прибери потом, — наказывала она, уже повязывая голову платком. — Побегу.

— Как же вы не боитесь в поле? — проговорил Лобачев. — Немцы не так уж далеко и самолеты…

— Рожь, она не ждет, убирать надо. Хотя, что вы понимаете, военные люди, — махнула она рукой.

— Почему же не понимаем? — возразил Прохоров. — Лично я из Тульской губернии, в семье крестьянина родился.

— И я не в Москве родился, в деревне Зонино, Медынского уезда, Калужской губернии, — чинно пояснил Лобачев. — И тоже толк в хлебе знаю.

— А знаете, так понять должны, что на душе у людей. Посей, выходи хлебушек, а потом… Потом фашистам оставить? Нет уж, сколько успеем, соберем.

В комнате осталась тишина. Только ходики монотонно отстукивали время. Лукин полез за портсигаром. Достал, повертел в руках.

— Клыков! — крикнул он. — Где там Смурыгин? Тащите меня на воздух.

Лорд вылез из конуры, взъерошился, но лая не поднимал. Он лишь скалился.

— Ну, Лорд, Лорд, хороший песик, — приговаривал Лукин. — Иди ко мне, хороший, хороший.

И к всеобщему удивлению, Лорд осторожно, шажком-шажком стал приближаться. Лукин смело протянул руку, погладил собачью морду, почесал за ушами. Лорд покорно улегся у его ног и блаженно прикрыл глаза.

В калитку вошел полковник Шалин. Лорд приподнял морду, зарычал.

— Свои, свои, Лорд, — успокоил его Лукин.

Шалин, косясь на собаку, присел на завалинку.

— Чем порадуешь, Михаил Алексеевич?

— Немцы, судя по всему, взяли передышку. По данным разведки, гитлеровское командование еще тридцатого июля отдало директиву, в которой группе армий «Центр» приказывалось прекратить наступление на Москву и перейти к обороне.

— На себе мы что-то не почувствовали, что немцы перешли к обороне, — проговорил Лобачев.

— Это понятно. Нас немцы хотели не выпустить из кольца и раздавить. Думаю, друзья, — обратился ко всем Лукин, — и наши армии заставили Гитлера издать такую директиву. Что еще нового?