Ольга Гурьян - Один Рё и два Бу

• Название: Один Рё и два Бу
• Автор: Ольга Гурьян
• Жанр: Историческая проза

«Один рё и два бу» — повесть удивительная. По сути, это мини-энциклопедия традиционного японского театра, но не только — в ней масса интереснейших сведений о Японии начала XVIII века и японской культуре: об урасима-маи и «Собрании тысячи листьев»; о куклах, успешно конкурировавших с живыми актерами; о трагической истории двух влюбленных, покончивших самоубийством из-за невозможности быть вместе; о том, что такое «цветы Эдо» и как овладеть «сноровкой слабых»; о великом Итикаве Дандзюро и бессмертном Басё. И все это искуснейшим образом вплетено в историю глупого и беззаботного мальчишки, укравшего деньги, чтобы купить билет в театр. Вроде бы мелочь, пустяк. Но он потянул за собой проступок за проступком, одну ложь за другой, предательство и горькие утраты.

---

— Прошу, подожди немножко, — сказала О-Кику. — Я сейчас вернусь.

Большая комната занимала всю восточную половину дома — видно, на день раздвинули перегородки, чтобы ветер из сада мог в нее проникнуть. Комната была пустая, прохладная. Пол, устланный чистыми серебристо-белыми циновками, и на нем две-три плоские подушки в ярких шелковых чехлах. В глубокой нише висела картина, верно очень старинная, — такая темная, что едва можно было различить извивы драпировок, круглые щеки и густые брови богини красоты. Перед ней стояла бронзовая ваза с изогнутой веткой цветущего дерева. По бокам ниши громоздилось в сложном переплетении множество ящичков и полочек разных размеров и из различного дерева. Токуити оглядел все и подумал:

«Это люди зажиточные. Неужто пожалеют подарить мне несколько монеток?»

Однако же О-Кику, вернувшись в комнату, и не подумала достать из-за пояса кошелек, положить деньги в заранее открытую ладонь Токуити. Нет, она поставила перед ним поднос на ножках, который принесла с собой. На подносе были мисочки и блюдца с едой.

— Кушай, Токуити, — сказала она. — Пожалуйста, ешь сколько хочешь, не стесняйся.

Он поел, встал и снова выжидательно посмотрел на нее. Но вместо того чтобы наконец отпустить его, О-Кику сказала:

— Куда же ты? Сиди, сиди, отдыхай!..

Весь день Токуити так и не решил, что же ему делать, и не мог понять, что собираются делать с ним. Каждый раз, когда он пытался встать, О-Кику быстро говорила:

— Подожди, Токуити, подожди немножко.

Накормив его досыта, она принесла халат, старенький, но еще хороший и тут же принялась очень ловко укорачивать его. При этом она беспрерывно болтала и задавала Токуити множество неприятных вопросов. Он старался отвечать односложно и с не привычки ко лжи очень боялся запутаться. Сперва он сказал, что отец у него был лодочник, а теперь умер, и мачеха выгнала его из дому.

— Бывают же такие жестокие женщины! — воскликнула О-Кику. — А свои дети у нее есть?

— Пять дочек, — сказал Токуити и вдруг вспомнил, что уже отвечал на этот вопрос и говорил, что у нее три дочки и сын. Но О-Кику, казалось, не слушала ответы и не замечала противоречий и опять спросила, чем занимается его отец. А Токуити, забыв, что рассказывал раньше, ответил, что отец — погонщик мулов и сейчас ушел куда-то на север.

Неизвестно, что бы он еще наговорил, по тут с улицы послышался голос продавца рыбы, и О-Кику поспешила к калитке. Здесь она долго торговалась и только вернулась с рыбой, как появилась Мицуко — служанка — и сказала, что живот уже не болит и она теперь здорова. Она взяла у О-Кику покупку и стала осуждать, что заплачено дорого, а рыба костлявая.

— Уж все знают, что обмануть вас нетрудно, — сердито говорила Мпцуко. — Всякому слову верите, всякого проходимца кормите. Как нас еще совсем не обобрали, понять не могу. Зачем вы сами пошли покупать, не позвали меня?

— Но, Мицуко, ты только посмотри, какая она красивая. — оправдывалась О-Кику. — Чешуя будто золотом тканая, а плавники зубчиками и прозрачные как газовая накидка. Настоящая придворная дама.

— Дама?.. — протянула Мицуко. — Я бы скорей сказала — старая нищенка. Плавники рваные, а чешуя — лохмотья в пестрых заплатах. Как эту рыбу ни приготовь, на вкус будет жесткая и сухая. Вам-то, конечно, все равно — вы ее есть не будете.

— Мне совсем не все равно. Зачем ты так говоришь? — с жаром ответила О-Кику. — Я, конечно, очень глупая, но не могу себя заставить съесть живое существо, все мне кажется, что это грех. Ты сама знаешь, что рыбаки и охотники после смерти попадают в ад. Ты знаешь песню?

Горе ловящему рыбу бакланами,
Стягивающему баклану горло,
Убивающему черепаху, чья жизнь
Могла бы длиться тысячу лет.
И, если сейчас он живет в достатке,
Какое возмездие ждет его!

— Сама я не ем, но других не осуждаю. Мой брат Хироси и ты, вы оба много работаете, вам нужна сытная пища, вам это не составится в грех.

Мицуко не стала слушать, засунула рыбе палец под жабры и ушла. А О-Кику пошла в сад нарвать цветов и взяла с собой Токуити.

Сад был невелик, по устроен с большим искусством. Дорожка, выложенная неровными, заросшими мохом плитами, вела к беседке в виде деревенской уединенной хижины. У ее входа стоял резной каменный фонарь. Были здесь и крохотная бамбуковая рощица, и две-три искусственные скалы, и круглый как радуга, мостик через ручеек.

Токуити хотел пройти за угол дома посмотреть, что там еще есть за углом, но О-Кику вдруг замахала руками, выпучила глаза и зашептала:

— Нельзя, нельзя! — и даже приложила палец к губам.

Токуити удивился, по послушно вернулся обратно. После этого до самого вечера он сидел в углу комнаты и думал, что давно ему пора уходить, но не знал, как это сделать. А О-Кику между тем достала кусок богатого шелка и начала шить платье, судя по размеру, девочке лет десяти — двенадцати. Но это было странное платье, и Токуити ни разу не видал, чтобы девочки носили такое: очень широкое, с длинным шлейфом, заложенным поперечными складками. При этом она тихонько напевала:

Госпожа улиточка, пляши, пляши,
Рожками кивай, рукавом маши!
А не станешь плясать, я брошу тебя
Под ноги бычку, под копыто коня.
Раздавят тебя, не оставят следа.

От этого пения Токуити стало не по себе, слова показались зловещим предзнаменованием, будто угрожали ему. Он подумал: «Пошел бы я с утра прямо домой, уж давно бы меня поколотили, и все это было бы уже позади. И чем дольше я буду здесь сидеть, тем сильнее мне попадет».

Он глубоко вздохнул, набрался храбрости и сказал:

— Тетушка, отпустите меня домой. Там уже, наверное, ждут меня и беспокоятся.

— Подожди, подожди немножко! — воскликнула О-Кику. — Бедненький, ты, наверно, соскучился? Хочешь пирожок? Хочешь, я расскажу тебе сказку? Хочешь, я расскажу тебе про героя Иосицунэ?

И не дожидаясь ответа, она начала свой рассказ.

РАССКАЗ О-КИКУ: КАК ИОСИЦУНЭ УЧИЛСЯ ВЛАДЕТЬ МЕЧОМ

Примерно полтысячи лет назад правил страной князь Тайра Киемори. Он был так жесток и необуздан, что казалось, самая кровь в его теле не течет ровным потоком, как у других людей, а беспрестанно кипит, как горячие ключи Одзигоку, что значит «большой ад». Про Киемори рассказывали, что однажды, когда он болел, так ужасен был жар, исходящий от него, что у тех, кто к нему приближался, опалялись ресницы и брови. И когда его окунули в ванну с ледяной водой, вся вода мгновенно испарилась. Воистину, не так смертельно было опуститься в жерло огнедышащего вулкана, как предстать пред его лицо.

Киемори один владел половиной всех земель и всячески мучил и притеснял простой народ. Мало того, он захватил столицу, и сам император, сын солнца, подчинился ему.

Но на севере страны, в области Оу, жили смелые и суровые люди. Они собрали большое войско и выступили против Киемори. Однако же Киемори разбил их в кровопролитном сражении, и их предводитель Мннамото Иоситомо был убит.

Сын Иоситомо, Иосицунэ, был еще очень молод, и мать, страшась за его жизнь, отдала его в монастырь.

Детское имя Иосицунэ было Усивака, что значит «молодой бык». И хотя лицом он был нежен, как девушка, но невероятной силой и стремительным бесстрашием он действительно был подобен быку. Все его мысли были о том, как отомстить за смерть отца и избавить страну от тирана. В монастыре его учили игре на флейте и чтению книг, а тому, как владеть оружием, не обучали. Но разве приучишь орла клевать зернышки и чирикать: «Хоке-ке» подобно священной птичке угуйсу? Разве обратишь героя, сына героя в монаха?

По ночам Усивака тайно пробирался через ограду монастыря и, не имея меча, сам себе соорудил деревянный меч и учился владеть им, нанося удары деревьям и скалам, так что они содрогались и падали расщепленные, будто пронесся здесь ураган. Под утро, спрятав меч под рясой, он снова возвращался в свою келью и, на вид смиренный и тихий, до вечера читал священные книги или, взяв метлу, убирал келью своего наставника, грел воду, молол чайный порошок. Словом, выполнял все повинности монастырского послушника.

Но однажды ночью из-за деревьев, поваленных богатырским мечом, вышел старик в скромной одежде. Его седые волосы были приподняты кверху и завязаны простым пучком. Лицо у него было темное и морщинистое, будто кора векового дерева, глаза маленькие и блестящие, как у птицы, бороденка будто комок серого моха, а длинный нос похож на обломанный сук. При виде старика Усивака опустил меч, а старик засмеялся и сказал:

— Разве достойно героя вести войну с неповинными деревьями? Ведь они не сумеют тебе ответить, так многому ли ты научишься, сражаясь с теми, кто не может защищаться и сам нападать?