Чарлз Уилэн - Голая экономика. Разоблачение унылой науки

• Название: Голая экономика. Разоблачение унылой науки
• Автор: Чарлз Уилэн
• Издательство: Олимп-Бизнес
• Жанр: Экономика
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-9693-0103-0

Книга ученого, преподавателя и журналиста Чарлза Уилэна посвящена тому, что окружает нас всегда и повсюду, — экономике. Но Уилэн старается говорить с читателем об этом трудном и «унылом» предмете на понятном языке — без туманных определений, сложных графиков и запутанных уравнений, «разоблачая» таким образом экономику, используя многочисленные примеры из нашей повседневной жизни, автор лишает основные экономические понятия их таинственности и дает ответы на многие вопросы.

Книга будет полезна руководителям предприятий, менеджерам, преподавателям, студентам высших учебных заведений и всем интересующимся экономическими проблемами.

---

Самым эффективным возражением против ВВП может быть простое утверждение, что ВВП — несовершенный показатель того, насколько хорошо мы в действительности оцениваем наше положение. Экономике присуще явно тавтологическое представление о счастье: то, что мы производим, должно делать нас счастливыми; в противном случае мы бы этого не производили. Сходным образом, обогащение должно увеличивать наше счастье потому, что мы можем делать и иметь больше вещей, которые доставляют нам наслаждение. И все же результаты социологических опросов свидетельствуют о чем-то ином. Большее богатство не означает большего счастья. Период роста реальных доходов с 1970 по 1999 г. совпал с периодом, в течение которого доля тех, кто считал себя «очень счастливым», сократилась с 36 до 29 % [100]. Экономисты с запозданием начинают исследовать это явление, пусть и своим извращенным, количественным методом. Например, Дейвид Блэнчфлауэр и Эндрю Освалд, экономисты, работающие соответственно в Дартмуте и Уорвикском университете, выяснили, что длительный брак «стоит» 100 тыс. дол. в год, поскольку, судя по результатам опросов, женатые в среднем так же счастливы, как люди, разведенные (и не женившиеся вновь) и имеющие доходы на 100 тыс. дол. выше, чем состоящие в браке. Итак, отправляясь вечером в кровать, не забудьте сказать супруге или супругу, что не расстанетесь с ним (с нею) меньше чем за 100 тыс. дол. в год.

Если ВВП — неудачная мера экономического прогресса, то почему нельзя придумать что-нибудь получше?

Можно, утверждает Марк Мирингофф, профессор социальных наук из университета Фордхэм, полагающий, что стране следует иметь «карту социальной отчетности», которая включала бы такие показатели, как степень детской нищеты. Мистер Мирингофф сказал «New York Times»: «Если страна знает, что процентная ставка повышается на четверть процента, то людям необходимо знать о том, что наш показатель детской нищеты — один из худших в развитом мире. Когда этот показатель снизится, колокола должны зазвонить так, как они звонят, когда Алан Гринспен побивает инфляцию» [101]. Мирингофф предлагает разработать «индекс социального здоровья», который объединил бы 16 социальных показателей вроде детской нищеты, детской смертности, преступности, доступа к здравоохранению и к жилью. Как выглядят последние несколько десятилетий, если взглянуть на них через эти показатели? «Индекс социального здоровья», предлагаемый м-ром Мирингоффом, упал с 77 баллов (из 100 возможных) в 1973 г. до 38 баллов в 1993 г., после чего он двинулся в обратную сторону и в 1997 г. составил 46 баллов.

Консервативный публицист и комментатор Уильям Беннетт согласен с этим анализом наполовину. Он утверждает, что необходимо мерило прогресса более емкое, чем ВВП. Но отбросим все либеральные фразы, рассчитанные на дешевые эффекты. Предлагаемый м-ром Беннеттом «индекс главных культурных показателей» включает те факторы, которые представляются ему важными: количество родов вне брака, уровни разводов, наркомании, членства в церковных группах и степень доверия к государству. Собственное мерило есть и у ООН. «Индекс человеческого развития» сочетает в себе показатели душевого дохода, ожидаемой продолжительности жизни, грамотности и достижений в образовании. По этой шкале США занимают второе место в мире, на котором они стоят рядом с Норвегией, но позади Канады.

Итак, вы начинаете понимать проблему. Любое измерение экономического прогресса зависит от того, как вы определяете понятие «прогресс». ВВП просто складывает числа. Об этом стоит кое-что сказать. При прочих равных условиях для страны лучше производить больше товаров и услуг, чем меньше. Когда рост ВВП становится негативным, ущерб реален: это и потеря рабочих мест, и закрытие предприятий, и простой производственных мощностей. Но почему нам вообще надо об этом беспокоиться? Почему современная экономика должна изменять поступательное движение на обратное? Если мы можем произвести и потребить товаров и услуг на 10 трлн дол. и при этом дать большинству американцев работу, почему мы отказываем в работе некоторым людям и на следующий год производим на 2 % меньше?

Наилучший ответ на этот вопрос таков. Экономические спады подобны войнам: если бы их можно было предотвратить, мы бы сделали это. Но каждый новый спад слишком отличается от последнего пережитого нами, что усложняет его предотвращение. (Хотя, надо полагать, политики во многих случаях предотвратили и войны, и экономические спады; другое дело, что мы замечаем только те случаи, когда они не справляются с этими задачами.) В общем, спады возникают в результате каких-то потрясений экономики. Итак, происходит что-то скверное — скажем, обвал фондового рынка или крах института собственности (как в 1929 г. в США или в 1989 г. в Японии), резкий рост цен на нефть (как в США в 1973 г.) или даже сознательная попытка Федеральной резервной системы замедлить темпы развития «перегретой» экономики (как в США в 1990 г.). В развивающихся странах потрясение может быть вызвано неожиданным падением цен на товар, от производства которого в решающей мере зависит экономика конкретной страны. Например, страны Центральной Америки в настоящее время лихорадит от низких цен на кофе, которые снизились со 150 до 50 дол. за 100 фунтов [102]. Очевидно, что возможно и сочетание причин. Причиной спада, начавшегося в американской экономике в 2001 г., было «крушение технологий», т. е. чрезмерное инвестирование в технологии, завершившееся в конце концов взрывом дутых интернет-предприятий. События 11 сентября 2001 г. и их последствия усугубили трудности.

Самым любопытным в спадах является то, как они распространяются. Возьмем пример с кофе. Осенью 2001 г. «New York Times» сообщала:

Обвал рынка кофе запустил цепную реакцию, которая ощутима во всем регионе. Города приходят в запустение по мере сокращения налоговых поступлений, которое вынуждает городские власти сокращать объем коммунальных услуг и увольнять работников коммунальных служб. Фермы свертывают деятельность или закрываются, лишая тысячи самых незащищенных в социальном отношении людей денег для приобретения пищи и одежды и для оплаты арендуемого жилья. Мелкие производители кофе, находящиеся по уши в долгах перед банками и предприятиями по переработке кофе, которые дали производителям кредиты для ухода за посевами и оплаты работников, прекратили свою деятельность, а некоторые из них столкнулись с перспективой потери своей земли.

Неважно, где вы живете, — в Центральной Америке или в Санта-Монике: чьи-то экономические трудности могут очень быстро стать вашей личной проблемой. Террористические атаки на Центр всемирной торговли и на Пентагон — печальный пример, подтверждающий этот тезис. Вследствие захватов самолетов террористами американцы резко сократили свои перелеты, что нанесло уничтожающий удар по авиакомпаниям и туристическому бизнесу. Почти сразу же после событий 11 сентября крупные авиакомпании объявили об увольнении десятков тысяч служащих. Компания Boeing, ожидая сокращения заказов на самолеты, объявила об увольнении сразу 30 тыс. своих работников. Но эти цифры лишь слабые намеки на масштабы экономических потерь. Работники, лишившиеся работы, и другие, опасающиеся того, что станут безработными, начали меньше тратить. И действительно, все мы стали испытывать определенное беспокойство относительно будущего; в результате мы сократили наши расходы. Быстрое снижение цен на акции способствовало нашей обеспокоенности расходами. Мы проверяем таблицы котировок и осознаем, что мы беднее, чем думали.

Вот интригующий парадокс. Нашей естественной (и разумной) реакцией на смутные времена в экономике становится большая осторожность в расходах, которая ухудшает наше общее положение. Последствия утраты уверенности, вызванной потрясением экономики, могут оказаться хуже самого потрясения. Моя бережливость — т. е. мое решение ограничить расходы на рекламу или решение купить новую машину в следующем году, а не в этом — может стоить вам работы, что, в свою очередь, ударит по моему бизнесу! Действительно, если все мы считаем, что экономическое положение, скорее всего, ухудшится, оно-таки ухудшится. А если все мы поверим в то, что экономическое положение улучшится, оно улучшится. Наше поведение, т. е. решение и готовность тратить или не тратить, обусловлено нашими ожиданиями, и эти ожидания могут быстро и автоматически осуществиться. Предостережение Франклина Делано Рузвельта о том, что нам «нечего бояться, кроме самого страха», было образцом великолепного руководства и хорошей экономики. Сходным образом, обращенный к жителям Нью-Йорка призыв Руди Джулиани выйти и сделать предпраздничные покупки сразу после атаки на Центр мировой торговли не был столь уж диким, как мог показаться. Расходы могут генерировать уверенность, которая породит новые расходы, а те вызовут оживление экономики.