Пётр Гальперин - Введение в психологию

• Название: Введение в психологию
• Автор: Пётр Гальперин
• Издательство: Книжный дом «Университет»
• Жанр: Психология
• Год: 1999
• ISBN: 5-8013-0016-3

В книге одного из классиков отечественной психологии П.Я. Галь-перина обсуждаются вопросы, значимые не только для психологов и философов, но рано или поздно возникающие перед каждым думаю¬щим интеллектуальным человеком. Книга названа «Введение в психологию» не только потому, что такое же название имеет составляющая основу данного издания одна из важнейших ра-бот Петра Яковлевича Гальперина, ставшая библиографической редкостью сра-зу же после своего выхода в свет более 20 лет назад и ни разу с тех пор не пере-издававшаяся, но ни¬чуть не потерявшая своей свежести и остроты.

Студенты, изучающие психологию, получат великолепное пособие по вводной части курса, заставляющее думать, спорить, и не дающее уснуть мысли.

---

Уровень действия личности. Если действие животного отличается от чисто физиологических отношений с окружающей средой тем, что его коррекции возможны 1з плане образа, восприятия открывающейся перед животным среды, то действие личности означает принципиально новый шаг вперед. Здесь субъект действия учитывает не только свое восприятие предметов, но и накопленные обществом знания о них, и не только их естественные свойства и отношения, но также их социальное значение и общественные формы отношения к ним. Человек не ограничен индивидуальным опытом, он усваиваети использует общественный опыт той социальной группы, внутри которой он воспитывается и живет.

И у человека в его целенаправленных предметных действиях полностью сохраняются принципы кибернетического управления. Но условия этих действий, факторы, с которыми считается такое управление, это прежде всего общественная оценка и характеристика целей, вещей и намечаемых действий.

У животного намечаемый план действия выступает лишь как непосредственно воспринимаемый путь среди вещей; у человека этот план выделяется и оформляется в самостоятельный объект, наряду с миром вещей, среди которых или с которыми предстоит действовать. Таким образом, в среду природных вещей вводится новая «вещь» — план человеческого действия. А с ним и цель в прямом смысле слова, т, е. в качестве того, чего в готовом виде нет и что еще должно быть сделано, произведено.

Соотношение основных эволюционных уровней действия.

Каждая более высокая ступень развития действия обязательно включает в себя предыдущие. Уровень физиологического действия, конечно, включает физическое взаимодействие и физические механизмы действия. Уровень животного каксубъектадействия включает физиологические механизмы, обеспечивающие только физиологическое взаимодействие с внешней средой, однако над ними надстраиваются физиологические механизмы высшего порядка, осуществляющие психические отражения объективного мира и психологическое управление действиями. Наконец, уровень личности включает и физические, и физиологические, и психические механизмы поведения. Но у личности над всем этим господствует новая инстанция — регуляция действия на основе сознания общественного значения ситуации и общественных средств, образцов и способов действия.

Поэтому каждую более высокую форму действия можно и нужно изучать со стороны участвующих в ней более простых механизмов, но вместе с тем для изучения каждой более высокой ступени одного изучения этих более простых механизмов принципиально недостаточно. Недостаточно не в том смысле, что эти высшие механизмы не могут возникнуть из более простых, а в том, что образование высших из более простых не может идти по схемам более простых механизмов, но требует нового плана их использования. Этот новый план возникает вследствие включения в новые условия, в новые отношения. Возникновение живых существ выдвигает новые отношения между механизмом действия и его результатом, который начинает подкреплять существование механизма, производящего полезную реакцию. Возникновениеиндивидуально изменчивых одноразовых ситуаций диктует необходимость приспособления наличных реакций в плане образа и, следовательно, необходимость психических отражений. Возникновение таких общественных форм совместной деятельности (по добыванию средств существования и борьбы с врагами), которые недоступны даже высшим животным, диктует необходимость формирования труда и речи, общественного сознания.

Таким образом, основные эволюционные уровни действия намечают, собственно говоря, основную линию развития материи: от ее неорганических форм — к живым существам, организмам, затем — к животным, наделенным психикой, и от них — к человеку с его общественным сознанием. А сознание, по меткому замечанию Ленина, «…не только отражает объективный мир, но и творит его» [101]. Творит по мере того, как становится все более полным и глубоким отражением механизмов общественной жизни и ведущим началом совокупной человеческой деятельности.

К проблеме биологического в психическом развитиичеловека

Подобно двуликому Янусу, вопрос о роли биологического в развитии человека имеет два лица: одно обращено к внутренним процессам организма, другое — к его жизни во внешней среде.

Что касается внутриорганической жизни, то, вероятно, никто не возражал бы иметь глаз орла, желудок кашалота, сердце ворона (если только он и вправду живет «триста лет») и т. п. Хотя в наследство от животных мы получаем и кое-какие досадные пережитки (вроде аппендикса), но об этом мы не станем сокрушаться, а в деловом плане подумаем о том, как с ними справиться, когда они «выходят из повиновения» и начинают нам мешать.

Что касается жизни во внешней среде, то и здесь все процессы четко делятся на две качественно разные области. Одну составляют физиологические отношения со средой: процессы газо- водо- и теплообмена, осмотического давления и т. п. Нам приходится серьезно заботиться осохранении этих жизненных условий, но это задача, так сказать, производственно-техническая, а не моральная.

Вторую область составляют те отношения человека к другим людям, которые регулируются моральными нормами общества. Здесь вопрос о роли биологического в психическом развитии человека начинает беспокоить нас тем, не приносит ли наследственность из его зоологического прошлого чего-нибудь такого, что идет вразрез с его общественной природой. Теоретически это выражается двумя вопросами: о наследственных способностях или задатках способностей (а с ними и биологически обусловленного неравенства людей, создающего общественные преимущества одних перед другими) и о наследственных влечениях — инстинктах, которые в условиях общественной жизни означали бы природные, анатомо-физиологически предопределенные влечения к добру и злу. В дальнейшем мы остановимся только на втором вопросе.

Мы постоянно слышим и читаем, и притом у самых уважаемых авторов, о разных инстинктах у человека; правда, большей частью в довольно «свободном» изложении, но иногда и в прямом смысле. Такое будто бы «естественно-научное» объяснение человеческого поведения противоречит его действительно-научному общественно-историческому пониманию, учению о нравственности и ответственности человека. Признание инстинктов у человека с необходимостью ведет к заключению, что основные движущие силы поведения у человека и животных одинаковы и культура общества составляет лишь окольный, разрешенный обществом путь для удовлетворения тех же животных инстинктов (как и утверждал Фрейд). Тогда осуждение и наказание относились бы лишь к нарушению установленного способа или неловкости в удовлетворении инстинктов, а не к самим мотивам поведения.

Но животных не привлекают к суду и не оправдывают или осуждают. Их убивают, если иначе не могут с ними справиться. К суду привлекают не собаку, покусавшую ребенка, а недосмотревшего за нею хозяина. За свое поведение животное не отвечает, а человек отвечает. Когда устанавливают меру виновности человека и наказание, то прежде всего исходят из положения, что в нормальном состоянии он отвечает за свои поступки, а затем учитывают вред, нанесенный обществу, и мотивы поведения. Если бы поведение человека диктовалось инстинктами так же, как у животных, то общество может быть и сохранило бы право устрашения за проступки, но потеряло бы право их морального осуждения; в этом случае и одобрение полезного для общества поведения означало бы не более, чем физиологическое подкрепление полезных инстинктов (которые другой раз могли бы сработать и в дурном направлении). Словом, если бы награда и наказание имели в виду только подавление дурных и укрепление хороших инстинктов, то на всю систему нравственности и законодательства пришлось бы смотреть как на своего рода дрессировочные мероприятия, практически полезные, но лишенные нравственного значения. Однако такое натуралистическое отрицание морали несет в себе формальное противоречие — оно, развенчивая человека, использует тот самый критерий, критерий морали, существование которой отрицается.

Поэтому вопрос совсем не втом, какие инстинкты полезны, а какие вредны, — вопрос в том, совместимы ли инстинкты с общественной организацией жизни людей, с общественной природой человека, с нравственной оценкой поведения и ответственностью за поступки. И суть дела заключается в том, что они несовместимы. Это решающее обстоятельство, и чтобы ясно и отчетливо представить его, нужно рассмотреть, что такое инстинкт, т. е.те общие черты поведения, с одной стороны, и производящего его механизма — с другой, которые сообщают им обоим инстинктивный характер. Получается так, что моральные нормы служат только для оценки, но действенной силы не имеют. Однако оценка производится не только ретроспективно, но и проспективно, не только после, но и до поступка. Такая моральная оценка намечаемого поступка означает задержку импульсивного действия не операционной, а мотивационной инстанцией и, следовательно, возможность его запрещения этой инстанцией — возможность, за неиспользование которой человек и несет ответственность.