Юрий Тарский - Искатель. 1968. Выпуск №1

• Название: Искатель. 1968. Выпуск №1
• Автор: Юрий Тарский
• Издательство: Издательство «Молодая гвардия»
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1968

На 1-стр. обложки— рисунок Ю. Макарова к рассказу Бориса Смагина «Перед ночным ударом». На 2-й стр. обложки — фото К. Куличенко «Стратегическая ракета перед стартом». На 3-й стр. обложки— рисунок С. Прусова к очерку Ефима Дороша «Фрунзе освобождает Крым».

---

Кройцер не стал ломать себе голову над разгадкой причин, побудивших его шефа избрать окольный путь. По собственному опыту он хорошо знал: отнюдь не кратчайшая дорога к цели — самое надежное и самое кратчайшее расстояние на карте разведчика…

В Берлине, в служебном тире СД, где каждый день тренировались в стрельбах сотрудники VI отдела, Кройцер попал в одну пару с фон Борзигом. Хауптштурмфюрер был приятно удивлен уверенностью, с которой лейтенант владел оружием. На глазах хауптштурмфюрера фон Борзиг всадил все восемь пуль своего «вальтера» точно в яблоко мишени! А потом, на пари, стрелял из всех систем пистолетов с одинаковым эффектным, снайперским результатом! И когда немного позже Кройцеру пришлось выбирать телохранителя для своего секретного вояжа в Бад-Аусзее, он остановился на фон Борзиге. Тем более что лейтенант был признателен хауптштурмфюреру за оценку его работы в Пенемюнде. Со своей стороны, Кройцер тоже был не прочь протежировать дворянскому отпрыску: после возвращения из Пенемюнде Кройцер узнал, что у лейтенанта были высокие покровители и в самой РСХА и в высших сферах имперской столицы.

Судьба, однако, подстерегала Кройцера за тем углом, который он никак не предусмотрел, нанеся ему внезапный удар. То, что произошло с хауптштурмфюрером на подлете к Вене, не мог предусмотреть при всей своей осторожности и сам Шелленберг,

Кройцер собирался было отцепить стальную цепочку, которой приковал ручку портфеля к своей левой руке, чтобы переложить портфель в правую руку — левая уже порядком онемела, как внезапно почувствовал тягучую подсасывающую боль в правой нижней части живота… Боль усиливалась. Кройцера начало подташнивать. «Неужели приступ аппендицита? Этого еще не хватало…»- с нарастающей тревогой подумал Кройцер, чувствуя, как холодная испарина покрыла его лоб.

— Вам плохо, хауптштурмфюрер? — с неподдельным волнением шепотом спросил фон Борзиг.

— Боюсь, что да, — так же шепотом, превозмогая боль, ответил Кройцер.

Борзиг стремительно поднялся и прошел в пилотскую кабину. Через несколько минут он вернулся к Кройцеру.

— Не волнуйтесь, все будет в порядке, господин хауптштурмфюрер. По радио я вызвал на аэродром «Скорую помощь» из венского госпиталя СС.

Кройцер ничего не ответил. Его мозг лихорадочно работал в поисках выхода. Он не имел права, даже под угрозой собственной жизни, передавать портфель в другие руки. Но, с другой стороны, он не мог и оставить при себе портфель: ведь через какой-нибудь час-другой его положат на операционный стол… И все же здесь, в самолете, было безопаснее всего передать портфель его напарнику.

Кройцер сообщил фон Борзигу пароль, место явки и слабеющей рукой отцепил стальной наручник с цепочкой, примкнутой к «черному портфелю».

Макс Вакулка взглянул на часы. До отправления его поезда с Восточного вокзала оставалось полчаса. От переулка Гайден-гассе, где он жил в небольшой квартире вместе со своей сестрой Ольгой, до вокзала было меньше десяти минут хода пешком. Макс не спеша надел форменный китель и фуражку, накинул пальто. Вечера в Вене уже были довольно прохладными, а поездка предстояла долгая — через туннели Земмеринга в глубину Альп.

Макс вот уже несколько лет служил проводником в скорых поездах, обслуживавших внутриавстрийские линии. И короткие сборы в дорогу стали привычным делом и для него и для его сестры.

Ольга положила в сумку Максу кусочек хлеба, оставшееся после ужина жаркое с фасолью в маленькой никелированной кастрюльке и всунула бутылку молока.

Макс уже было вышел за дверь, как снова постучался.

— Плохая примета — возвращаться домой, что-то позабыв, — с укоризной сказалаОльга,

— Ничего я не забыл, — успокаивая сестру, возразил Макс.

Он прошел в свою комнату и снял с небольшой книжной полки маленький томик. Это был сборник рассказов запрещенного в фашистском рейхе писателя Карела Чапека на родном языке матери Макса. Он любил читать Чапека в поезде, по ночам, когда все пассажиры дремали в своих купе, а старший кондуктор, любитель поспать, охотно передоверял молодому проводнику ночное дежурство.

— Если заметят, не миновать тебе гестапо. Уж лучше оставил бы дома, — попросила Макса Ольга.

— Не тревожься, сестричка. Я кладу Чапека в «Майн кампф» нашего обожаемого фюрера.

Когда Макс вошел в служебную комнату Восточного вокзала, над Веной завыли сирены ПВО. И хотя Восточный вокзал был одной из военных целей, за которой охотились самолеты союзников, Макс не спустился в бомбоубежище.

Он вышел на перрон и поднял голову. Вечернее небо расцвечивал фейерверк рвавшихся зенитных снарядов. С юго-запада высоко над холмами Венского леса нарастал звенящий гул, словно на столицу бывшей Австрии надвигалась штормовая гроза…

От гула артиллерийской стрельбы содрогалась земля. Макс заметил, как несколько фашистских прожекторов скрестились в зените, выхватив серебристую птицу. Они ее больше не выпускали из своих цепких щупалец, провожая через все венское небо, к горизонту, где самолет вспыхнул огненной кометой, рухнув за серебристую ленту Дуная. Почти одновременно послышались громовые раскаты рвавшихся тяжелых фугасных бомб.

Макс знал: на следующий день нацистские газеты сообщат о сотнях, быть может, тысячах убитых венцев, погибших под развалинами, под осколками американских и английских бомб. И те же газеты взахлеб будут кричать о сбитых американских «летающих крепостях» и британских «ланкастерах»…

Отбой застал Макса у вагона его поезда, отправление которого внезапно задержала воздушная тревога.

В вагоне было пусто. Пассажиров либо загнала в бомбоубежища воздушная тревога, либо они предпочитали более дешёвые вагоны второго и третьего класса.

Поезд тронулся, и Макс прошел по коридору вагона, чтобы проверить, не «перепутал» ли какой-нибудь пассажир свое место в третьем классе с мягкими диванами первого класса для привилегированной публики. И тут Макс заметил, как тонкая струйка сигарного дыма тянулась из сетчатой отдушины над дверью одного купе. Макс подошел к закрытой стеклянной двери и собрался было ее открыть. Но, взглянув на пассажира, помедлил.

В купе, развалившись на диване, полулежал эсэсовец. Зоркий глаз проводника, привыкший отмечать «на память» все странное и подозрительное в поведении и вещах пассажиров, заприметил серебристое поблескивайте стальной цепочки, выползавшей из-под левого рукава фон Борзига к ручке черного портфеля.

Макс не решился тут же потребовать билет у этого надменного и, судя по его барской позе, наглого господина. Фон Борзиг положил одну ногу на диван, упершись каблуком сапога в рукоятку двери, так что снаружи ее нельзя было открыть, не потревожив эсэсовца.

Макс прошел в конец коридора, заглядывая во все купе. Они были пусты. Проводник решил было потребовать билет у эсэсовца (служба есть служба), как вдруг в вагон буквально на ходу вскочил еще один пассажир. Он задыхался от быстрого бега и рухнул на диван первого же пустого купе.

— Опера… Горит… Они разбомбили оперу… — Пассажир все еще дышал раскрытым ртом, словно выброшенная на камни рыба. — Я только что из редакции. Прямиком — с Фляйш-маркта. Еле прорвались через Ринг. Говорят, в оперу попала пятисотка… Пфуй! Варвары, варвары, варвары! — истерично выкрикивал репортер, отирая с толстой, лоснящейся физиономии струйки пота.

На лацкане его пиджака, покроенного под полувоенный френч, был приколот значок пеге.

«Это вы, фашистские сволочи, навлекли на нас бедствия войны!» — с ненавистью подумал Макс. И чтобы прервать вошедшего в раж нациста, потребовал предъявить билет.

Репортер растерянно шарил по карманам, вытаскивал одну записную книжку за другой, какие-то пригласительные карточки, визитки. И вдруг на диван и пол купе из блокнота нациста высыпалась целая колода порнографических открыток.

Красная от напряжения, физиономия нациста стала багровой, словно вытащенная из кипящей кастрюли свекла. Он попытался растопыренными пальцами-колбасками прикрыть свою фривольную коллекцию. Но тут же спохватился и с просящей, жалкой улыбкой протянул проводнику вместе с билетом несколько марок.

Макс брезгливо взял из рук репортера билет, сделал отметку и, возвратив вместе с подсунутой крупной взяткой, с усмешкой сказал:

— Вашу пикантную коллекцию, наверное, с удовольствием посмотрит господин офицер. Он занял пятое купе. Хайль Гитлер! — громко, так, чтобы было слышно и тому эсэсовцу, распрощался с репортером Макс, рывком захлопнув дверь перед носом обалдевшего репортера.

«…Еще секунда, и я бы изуродовал физиономию этой грязной свиньи», — подумал Макс. Сердце у него бешено колотилось, а рука все еще непроизвольно сжимала зашитую в замшу свинцовую гирю, которую он в целях безопасности (оружие под угрозой расстрела запрещалось иметь таким, как он, рядовым австрийским железнодорожникам) брал с собой, отправляясь в очередной рейс. В поездах, несмотря на частые гестаповские досмотры и контроль военных патрулей, все чаще орудовали хорошо вооруженные уголовники, и проводникам, в особенности следовавшим с почтовыми вагонами, приходилось всерьез опасаться за собственную жизнь.