Вениамин Чернов - Упреждающий удар

• Название: Упреждающий удар
• Автор: Вениамин Чернов
• Жанр: Современная проза

---

Он полз, скрипя зубами, постанывая. В темноте не видно было, он старался ползти прямо, - молился и полз. К онемевшей руке вернулась сила, но начали мерзнуть, коченеть пальцы. Правое плечо и руку будто бы сковало, и он старался не беспокоить их - пусть так, лишь бы не мешало...

Дыханием попытался отогреть пальцы - не помогло, и тогда он вытянул рукав шубы - постепенно пальцы отошли.

А вот ноги... Каждое движение - боль; отдавалось в голове, приходилось часто останавливаться, чтобы не потерять сознание. Еще полсажени, и... нога провалилась в яму - прогнулась, - боль огромной стрелой снова пронзила тело, ударила в голову - в глазах красная мгла, - он потерял сознание.

Сколько пролежал - не помнил. Холодом сковало тело, - то ли от пота, то ли от снежной мокрети лицо покрылось ледяной корочкой. Но холод же помог: заморозил боль в ногах - сознание вернулось.

"Эдак не выйти к людям!.. - испугался он. Умирать не хотелось - не погиб в бою, а вот так вот - замерзнуть... - Господи! помоги и спаси - ты ж добрый - помоги выжить, штобы я смог сходить в поход... Лучше уж там лечь..." - зашептал холодными губами молитву...

"Пока сердце стучит, пока кровь не остыла в жилах - нужно ползти!" - закусил не чувствующие боль губы, пополз.

Полз... Сломанные кости голени, смещаясь, скыркали друг о друга - адская боль, - он полз...

Наконец вытащил свое тело из лесу. Стало светлее. Обрадовался, что выбрался, снова пополз, до крови кусая губы, не в состоянии уже ориентироваться - знал, что, если остановится, то уже не сможет двигаться больше.

Временами впадал в короткое забытье. Ему казалось, что он то заползает куда-то вверх, то скатывается вниз - но на самом деле лежал на снегу...

Очнулся - уже не мог двигаться. С трудом поднял тяжелую голову. Было совсем светло, и он подумал о себе как о другом человеке, удивляясь, как он жив, может смотреть, думать...

Его качало, будто в лодке, но он все же смог различить ровную полосу кустов и понять, что это берег речки.

Одолевала слабость, безволие - захотелось спать, но в самый последний миг пришло откуда-то из глубины подсознания, что сон - это смерть, и Гришка с трудом преодолел себя - пополз прямо на кусты; и не успел ничего подумать, как уже летел с обрывистого берега...

Пришел в себя, приподнял голову, огляделся: неширокая заснеженная лента реки, огражденная с двух сторон - сажени по 3-4 - крутыми берегами, открывалась в обе стороны. Было непонятно: где верх, где низ реки, но какая разница - главное, на ней должны стоять деревни... Доползти бы до них!

И Гришка пополз...

Вечером дед Васько с десятилетним Санькой нашли его.

Они увидели свежий след, пошли по следу и нашли Гришку, который тыкался головой в оголившийся глинистый берег, пытаясь вскарабкаться.

Когда его закутывали в дубленку, он слабо улыбнулся и снова впал в беспамятство.

Прошло три недели. Зажила рана на спине. Окреп. А вот нога на месте перелома и ниже опухла; пальцы ступни почернели, загноились - зловонный запах шел от них; сильно болела.

Гришка не раз просился на "волю" - хотя бы в сенник-сарай. Ему было унизительно стыдно... "Лучше бы сразу тогда - чем эдак лежать!" - думал он.

По тому, как помрачнел дед Васько, осмотрев сегодня его ногу, он догадался, что у него... "Нет! Только не это - не черная опухоль46 - тогда конец!.." - вспотел Гришка.

Из разговора знал, что попал в деревню Гари - в 35 верстах от села Спасского (обрадовался: "Почти дома!"). В деревне осталось 3 двора: Лосинины - дед Васько, сноха его, дочь и внуки: Санька и двое малышей-погодышей; в другом доме Анна - вдова - с титешным ребенком; в третьем жила бабка Воробьиха. На всех одна корова, три овцы, два кабана да десяток кур, гусей...

А на улице тепло, тает днем, пахнет парным навозом, талой водой - весна. Удлинились и посветлели дни. С темно-синего высокого неба солнце льет на землю горячие золотые лучи - все оттаивает, оживает, радуется.

Приход весны Гришка чувствовал и по ребенкам, которые целыми днями пропадали на улице, собирая липовые ягодки, почки, - приходили мокрые; и по веселым голосам пташек в лесу, по граю прилетевших грачей.

...Семнадцатилетняя Опросинья - самая младшая и единственная, оставшаяся в живых из детей деда, - принесла еду: кашу-тюрю, хлеб пополам с липовыми ягодками, молоко в чашке - недавно отелилась корова - незаменимая поддержка для детей и взрослых в деревне - и, хлопнув дверью, вышла. Гришка поел, прислушивался к граю - столько жизненной мощи было в этих криках; что вдруг до боли в сердце, до дрожи в теле захотелось выздороветь, встать на ноги, жить!.. Приподнялся; сильно болела нога - будто варили стопу. Заозирался - никого из взрослых, только малыши-погодыши Ванька с Панькой возились в углу.

"Надо што-то делать с ногой, а то пропаду!"

- Пузики-голопузики, - хотел смешно и ласково, как это делает их мать, но вышло грубо и не смешно...

- Цо тебе? Цо с тобой?! - обеспокоенно зацокали подбежавшие малыши. - Пить хошь? - спросила Панька, младшая, в длинном сарафане и, судя по поведению, главная и, не дожидаясь ответа, послала своего брата за водой.

Гришка попытался изобразить на обросшем лице улыбку:

- Ничего не надо... - и, всматриваясь в по-взрослому серьезное белое личико девочки с васильковыми глазами, попросил: - Ты бы послала братца за дедом.

Ванька протянул ладьевидный кленовый ковш:

- Пей!.. Зачем тебе дед?

- Он сам плидет - он за бабкой Волобьихой пошел...

- Молчи, сорока! - Ванька ладошкой хотел закрыть ей рот, но та ловко вывернулась, побежала, шлепая босыми ножками по земляному полу, в сенки, на ходу продолжая тараторить:

- Ногу будут отлезать... Секилой отлубят...

Гришка встретил деда Васько с бабкой Воробьихой - не старой, но сильно худой - настороженно-враждебно. Растерянно поводя глазами, спросил:

- Отрезать хотите? - не дам!..

Дед, севший рядом с Гришкой и собиравшийся уговорить его, оторопел: "Кто мог сказать?! - а потом догадался: - Ванька с Панькой - кто же еще", - только они могли подслушать утренний разговор со снохой.

- Лежи! Охолонись, - дед положил широкую ладонь на костистые плечи юноши. - Вон, она еще посмотрит...

Воробьиха, не торопясь, мелкими шажками подошла к Гришке, приподняла медвежью шубу - зловонный запах гниющего мяса ударил в нос. Большими, толстыми в суставах пальцами подавила на синюшную припухлость на месте перелома, причиняя боль, - ниже нога не чувствовала; обратилась к деду Васько:

- Я тогда-сь, когда руку ему вправляла, говорила, што нужно отрезать... У него не только сломаны кости, но и кровяные и чувствительные жилы порваны, - видать, острыми краями костей перетерло...

Помолчала, постояла, разглядывая почерневшие пальцы с белыми ногтями, и только теперь взглянула на Гришку:

- Помрешь... Ногу рубить будем, - сказала-решила, пошла, волоча ноги, на бабий кут47, где растапливала печь - это днем-то! - дедова сноха - мать Саньки - дородная, рыжая, большеротая...

Перед тем, как отрубить ногу, Гришке дали целый жбан меду-насыти с отваром сон-травы.

- Испей-ко... Заснешь - ничо не услышишь, ничо не почуешь, - успокаивала бабка Воробьиха, подавая снадобье...

Он уснул. Дед Васько привязал его широкими ремнями к лавке, чтобы не бился, оголил ногу, перевязал туго сыромятным узким ремнем повыше будущей культи, конец закрепил. Оглянулся - так ли сделал.

Сноха подошла к Гришке - в глазах слезы, - попрощалась как с покойником, перекрестилась, и, закрыв лицо подолом сарафана, взвыв, выскочила из избы.

Дед Васько и бабка Воробьиха встали на колени перед иконой Святой Богородицы - в руках горящие свечки - зашептали молитвы: просили прощения за такой жестокий способ лечения...

Дед встал, суровый, решительный, взял в большие, мелко дрожащие руки секиру с очищенным на огне лезвием, подложил чурбак под ногу и... Секира с прямой дубовой ручкой, описав в воздухе полукруг, впилась хищно - отрубила ногу - в дерево, - нижняя часть голени с обезображенной ступней, как мертвый кусок мяса, упала, кровавя черной кровью земляной пол... Обрубок, подобно отрубленной гусиной шее, забился, брызгая алой кровью, растягивая сыромятные ремни - треснула лавка под рванувшимся Гришкиным телом, - из широко открытого рта - ужасный крик-стон... Непривязанной головой бился, мотал ею туда и сюда... Мучительно-жалобно кричал... Наконец, побелевший, как мел, обмяк, бессильно упала на постель голова с мокрыми волосами; заснул, выдыхая из себя тяжкий стон...

Прошло еще несколько недель. Нога-обрубок плохо заживала - не затягивалась кожей рана, хотя боли утихли, мучившие и после "операции".

За это время закрыло деревню черное крыло очередной - которой уже за последние годы! - беды: потерялись дед Васько с Санькой - ушли "рыбалить" и не вернулись - был ледоход...

Сошел снег в деревне (она стояла на возвышенности), на полях, полого спускающихся к речке и постепенно переходящих в луга. Остался крупнозернистый, льдистый снег в лесу да на тенистых склонах крутых глухих оврагов.