Уильям Сатклифф - Новенький

• Название: Новенький
• Автор: Уильям Сатклифф
• Жанр: Современная проза

Анонс

Нет, не забудет никто никогда... школьные годы, блин...

Семнадцать лет, желание нравиться женщинам, потребность в самоуважении и уважении однокашников, которого можно добиться, лишь став круче всех... И кажется невероятным, что есть на свете такой человек, которому на все эти проблемы наплевать. Тем не менее, вот он, Новенький – умный, красивый, независимый, сильный. Рядом с ним ты кажешься себе гнусным уродцем и так мечтаешь подружиться с этим удивительным человеком. Так сильно, что впору даже усомниться в собственной сексуальной ориентации...

Сатклифф виртуозно выворачивает подростковые комплексы и страхи, с иронией исследует абсурдность школьной жизни и хитросплетения школьной иерархии. Его герой умен, но неуверен в себе, он остер на язык, но боится подшучивания, он мечтает о неземном сексе, но довольствуется обжиманиями с самой уродливой девчонкой. Он замечает мельчайшие подробности происходящего с другими людьми, но не видит ничего у себя под носом. Он кажется себе проницательным старцем, но для него остаются загадками и старший брат, и лучший друг, и любимая девушка. Он ни черта не смыслит в этой жизни, хотя и пыжится изо всех сил. Он трогателен, страшен и жалок одновременно, но спасает его самоирония и чувство юмора.

Уильяму Сатклиффу, хорошо известному российскому читателю по роману «А ты попробуй», удалось почти невозможное: превратить школьную жизнь с ее повседневной жестокостью и цинизмом в нескончаемую и неглупую комедию.

---

Она все твердила, какая она идиотка, а я пристально ее разглядывал, изо всех сил стараясь сохранить непроницаемый вид. Потеряв работу, она радикально переменилась. Исчезли прямые юбки, модные блузки, пояски, ожерелья, строгие туфли и толстый слой макияжа – вместо всего этого осталась одна странная, мешковатая, мрачная... штука. Я не спец в вопросах моды, но она была чем-то вроде гибрида пончо, саржевых брюк и коврика. Макияж, дорогие побрякушки и даже прическа – все исчезло. Подозреваю, на ней даже белья не было. На ней, по-видимому, оставалась только эта штука. Наверное, задумывалось это все для того, чтобы она мгновенно помолодела на двадцать лет, но получилось не вполне, и на самом деле выглядела она так, будто только что вышла из душа.

Она угадала, о чем я думаю, и попыталась объяснить:

– Я всю одежду оставила у мужа. Не хотела ничего с собой брать. Хотела устроить ритуальное сожжение одежды, которую надевала в последний день, но не нашла подходящего места, так что просто бросила в кучу на Портобелло-роуд. Теперь вот по лавкам Ноттинг-Хилла собираю новый гардероб.

Более гибельного плана я и вообразить не мог, но сказал, что ее оптимизм «восхитителен». Я где-то читал, что жертвы кризиса среднего возраста хотят слышать нечто подобное.

– Правда же, она теперь красивая? – спросил Барри.

– Да, она... э... восхитительна.

– Спасибо. – Судя по выражению лица, она хотела, чтоб ей льстили дальше.

– Да, – сказал я. – Вы... Э... (Ну, выдавлю я из себя уже что-нибудь?) – Вы выглядите... (Тужься – тужься.) ...на двадцать лет моложе.

– Ты правда так думаешь?

О нет! Чудовищный ответ! Я был истощен. Ничего больше я изобразить не мог.

Слава богу, за меня вступился Барри:

– Ну разумеется – тебе же все об этом говорят.

Настала пора сменить тему.

– Вы теперь опять будете искать работу в школе? – спросил я.

– На хер школу, – ответила она. «На хер» у нее прозвучало как-то неправильно. По-моему, она чуть-чуть перестаралась, чтобы это слово вышло у нее без усилий. – Мы с Барри... (Как можно ставить рядом «мы с Барри» и «на хер»? Все не так.) Мы собираемся летом поработать на сборе фруктов в самых интересных районах страны, а потом я пущу свои сбережения на нашу поездку в Индию. Туда ехать лучше всего в октябре – сразу после сезона дождей. Может, останемся на зиму – будем жить в грязных гостиницах, дешево питаться...

– А что потом?

– В смысле – что потом?

– А что потом – что вы будете делать?

– Ох, ради бога, не будь таким обывателем. (Она начинала надо мной измываться.) «Что потом» и так превратило мою жизнь в кошмар.

Я притворился, что не понял.

– Что потом превратило вашу жизнь в кошмар?

– Нет – «что потом?» превратило мою жизнь в кошмар.

– Что «что потом?» превратило вашу жизнь в кошмар?

– Да нет – «что потом?». Из-за вопроса «что потом?» я всю жизнь занималась такой скукотищей.

– Понятно. «Что потом?» превратило вашу жизнь в кошмар.

– Именно.

– Но что вы будете делать, когда из Китая вернетесь? – Я нарочно ошибся. – На что будете жить?

– Из Индии, а не из Китая.

– Но на что будете жить? Как же учеба Барри?

– О господи! – закричала она. – Что ж ты такой старичок?

И вот тут мое сочувствие испарилось. Мало того, что она украла у меня лучшего друга. Эта морщинистая старая девка теперь мне же заявляет, что я старичок. Это уж слишком. Просто, черт возьми, ни в какие рамки. Я глубоко вздохнул и попытался успокоиться. «Хорошо, – подумал я, – смотри, дряблый климактерический ошметок, я тебе сейчас покажу, кто тут, блин, старичок...»

Я вежливо улыбнулся:

– Сколько вам лет было в шестидесятых? – спросил я.

– А что?

– Вам было двадцать с чем-то, правильно? – Да...

– Вот, наверное, безумное было время.

– Ну... да, в некотором роде.

– Вы слушали «Битлз»?

– Да – их все слушали.

– Живьем они небось великолепны были.

– Живьем?

– Живьем. Ну, на концерте.

– А. Живьем. Ну, если честно, ни на один концерт я так и не попала. А с чего это ты?..

– Так. А под кайфом – наркотики там, или еще что?

– Да нет.

– Катались с хиппи в Индию? Проходили полицейские кордоны в Марракеше?

– Нет.

– Может, занимались любовью в Гайд-парке под кислотой?

– Нет.

– Или, может, случайно так, изо всех сил готовились сдавать современные языки в Кембридже?

– Ну... э... Вообще-то, кое-что другое тоже иногда случалось.

Неплохо.

– Какая у вас степень? – спросил я.

– Бакалавр.

– В Кембридже?

– В Кембридже.

– Какого года выпуск?

– Шестьдесят пятого.

– Понятно. Еще полдесятилетия оставалось. А в шестьдесят седьмом – «лето любви» и все такое?

– Лето шестьдесят седьмого. Гм... я тогда... только поселилась в первом доме, в Финчли.

– С мужем?

– С мужем.

– Который тоже из Кембриджа?

– Который тоже из Кембриджа.

– А у него какая степень?

– Бакалавр.

– А факультет?

– Экономика.

– А потом?

– Работа.

– В Сити?

– В Сити.

– А вы в это время сидели с...

– Да.

Повисла неловкая пауза. Тут заговорил Барри:

– Мне кажется, это хорошо – наверстать упущенное.

Повисла вторая неловкая пауза.

Эта женщина – район психологического бедствия. Я должен спасти от нее Барри. Ради него самого. Я сканировал собственные мозги в поисках подходящей лжи.

– Кроме того, – сказал я, – вы не можете поехать летом собирать фрукты, Барри. Потому что мы договорились.

– О чем договорились?

– Договорились. Ну, ты же помнишь – в тот день. – Требовалось выдумать что-то удачное.

– Какой день?

– Тот. Ну, ты же помнишь – в том месте. – Получалось не ахти.

– Каком месте?

– В том. Ну... в Лондоне. – Он скоро сдастся.

– Где в Лондоне?

– Посреди Лондона. Ну, знаешь – в Вест-Энде.

– Что?

– Ну ты же помнишь. Мы в тот день после кино шли по Лестер-сквер и заключили договор, что в июле вместе поедем на месяц в Европу, а потом пошли в паб, ты надрался и вырубился.

Как замечательно, что Барри лишь смутно знаком с концепцией лжи.

– Ты уверен?

– Разумеется, блин, я уверен. Ты что, забыл? Я уже билет себе купил.

– О нет.

– Как же ты мог о таком забыть? Господи, Барри, какой же ты эгоист иногда.

– Прости, Марк. Из головы вылетело. Я, наверное, слишком надрался.

– И только из-за того, что ты однажды напился, я теперь должен целое лето слоняться по Европе в одиночку. Ну и урод же ты, Барри.

– О нет. Прости, правда. Мэгз, что мне делать?

Она подняла глаза. В них стояли слезы.

– Поезжай. Я куплю тебе билет. Марк прав – мне нужно время, чтобы все обдумать. Месяц в одиночестве пойдет мне на пользу. Мне нужно найти адвоката, чтобы разобраться с мужем. Нужно что-то придумать с детьми. И я еще не сказала родителям, что натворила. О господи, не жизнь, а бардак. Я какая-то неуправляемая. Идиотка.

Она заплакала. Она плакала громко, мокро и долго, так что я ушел.

Бедняга Барри.

Прежде мне и в голову не приходило отправиться в Европу, но теперь, когда все получилось, я решил, что это неплохая идея. Я всегда считал занятием несерьезным – таскаться по европейским столицам без денег и в ступоре. Но сейчас сам вознамерился это предпринять, и мне даже показалось, что это забавно.

Придется сначала найти работу, но если я проработаю июнь, будет чем оплатить июльский отпуск. Отличный вышел день, целое лето получилось само собой, почти без всяких усилий.

Я чувствовал себя немножко виноватым за то, что сделал с миссис Мамфорд, но... э...

Глава двадцать третья

В том семестре произошло событие, захватившее воображение учеников, – тренировочные выборы, организованные мистером Райтом и отражавшие выборы в реальном мире. Каждый ученик получал возможность голосовать, каждую партию возглавлял младший шестиклассник. В предвыборную кампанию в школьном зале разыгрывались дебаты в стиле «времени запросов»[18], а выборы должны были состояться в самом конце семестра, за несколько недель до настоящих.

Поначалу все этой идее сопротивлялись, исключительно потому, что мистер Райт – большое начальство, но после вялого старта предвыборная лихорадка постепенно захлестнула всю школу. Лучшие партийные лидеры отправляли представителей в младшие классы и устраивали политические собрания на игровых и спортивных площадках.

Ко дню «времени запросов» предвыборная гонка свелась к двум кандидатам. Поддержка масс распределялась почти пополам между Партией Паиньки-Полупчелы и движением «Деза в презы». Партия Гвоздики страдала от классического синдрома третьей партии. У лейбористов, консерваторов и либеральных демократов тоже имелись представители, но их с трудом узнавали в лицо.