Анатолий Елкин - Ярослав Галан

• Название: Ярослав Галан
• Автор: Анатолий Елкин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1971

В предлагаемой читателю книге речь пойдет о жизненном пути Галана Ярослава Александровича (1902—1949), украинском советском писателе.

---

Надежда мира — Москва!.. Они думали о ней в тюремных камерах и укрываясь на конспиративных квартирах, проводя бессонные ночи над яростными статьями и вновь возрождая разгромленные полицией рабочие типографии.

Их называли «предателями», «агентами Москвы», «шпионами Коминтерна», но разве бессильная злоба врага могла осквернить их веру и их знамя!

У викновцев стояли за спиной их предшественники — прогрессивные писатели закабаленной земли, и борьба, начатая не вчера и не сегодня, была завещана им — продолжателям бессмертного дела русско-украинского братства.

И. Франко, бичуя националистов, с волнением и гневом писал: «Мы все русофилы, слышите, повторяю еще раз: мы все русофилы. Мы любим великорусский народ и желаем ему всяческого добра… И русских писателей, великих светочей в духовном царстве, мы знаем и любим… мы чувствуем себя солидарными с лучшими сынами русского народа, и это крепкая, устойчивая и светлая основа нашего русофильства». Умер Франко, и раздался гневный голос В. Стефаника, отвечающего националистическим политиканам: «Та единая Украина, которая существует на свете, создана не вашими съездами и не вашими статьями… Мы, мужики, не боимся большевиков, потому что все мы большевики в душе…»

Вокруг «Викон» объединились писатели, творчество которых в основном сложилось в середине двадцатых годов. Революционное ядро журнала составили С. Тудор, опубликовавший уже в первом номере автобиографический очерк «Октябрь», Я. Галан, выступивший со второго номера, П. Козланюк, начавший работать в журнале с третьего номера, и «группа крестьянских прикарпатских и волынских писателей-активистов, имена которых, — по словам Тудора, — появлялись и исчезали в промежутках между пребыванием в одной тюрьме и другой…».

С пятого номера за 1928 год «Викна» перешли на коллегиальное редактирование. С этого же времени С. Тудор становится членом редколлегии, а с июня 1930 года — ответственным редактором и издателем журнала. В состав редколлегии вошли также Я. Галан, А. Гаврилюк, П. Козланюк, Я. Кондра.

Но создание журнала — это только первый шаг к объединению пролетарских писателей Западной Украины.

12 мая 1929 года при «Викнах» созывается открытая Степаном Тудором первая конференция пролетарских литераторов Западной Украины. На ней и было создано объединение пролетарских писателей — «Горно». В принятой конференцией декларации, которую подписали Тудор, Галан, Козланюк и другие, говорилось: «Хотим, чтобы наше творчество было орудием в борьбе своего класса… Стоим на пролетарской идеологии, обоснованной Марксом и великими практиками современного последовательно-марксистского пролетарского движения, и идем на разрыв с лагерем мелкомещанской, националистической литературы». С. Тудор выступил на конференции с докладом «О литературном положении на западноукраинских землях». «Только то направление в литературе, которое руководствуется идеологией пролетариата, — говорил он, — защищает интересы народа. Пролетарское направление противостоит фашистским и националистическим группировкам».

Авторами «Викон» были люди, подобные герою поэмы Гаврилюка. «В злодейских лапах дефензивы он начинает путь правдивый, в тюремных спорах, не из книг, азы марксизма он постиг».

— Можно подумать, что заранее сговорились, — пошутил однажды Тудор. — Вместе встретили революцию в России. Вместе делаем ее здесь… — И процитировал строки Гаврилюка:

Паны варшавские хлопочут, Чтоб к ним мы обратили очи, — Их мир нам чужд, их строй жесток. Мы смотрим только на Восток.

Борьба, которую вели «Викна», была исключительно напряженной и трудной. Единым фронтом выступали против них более восьмидесяти газет и журналов фашистско-националистического лагеря, издававшихся в одном только Львове. Проповедники воинствующего национализма объединились в так называемом «Украинском товариществе писателей и журналистов», тон в котором задавали такие люди, как Донцов и Маланюк. Донцов, ненавидя простых людей Украины, мечтал о приходе «своего» Гитлера, который сумел бы «держать в узде племя рабов», как презрительно называл он крестьян Галиции. Евген Маланюк и его многочисленные бездарные подражатели не уступали ни в чем Донцову и его коллегам. «Старейшины» украинского декаданса звали читателя в «новые мистические края». При помощи щедрых подачек митрополита Шептицкого в литературе Галиции укрепилось «католическое направление».

На всех участках идеологического фронта викновцы противостояли силам войны, фашизма, антинародной литературы и журналистики.

Человек, который не умеет жить спокойно

Поэт Семен Гудзенко был солдатом. Когда ему довелось прочесть то, что выходило из-под пера викновцев, и в частности повесть друга Галана — Александра Гаврилюка «Береза», у него родилось ощущение открытия, о котором он написал в «Литературной газете»:

«То, что потрясло мир в предсмертном слове Юлиуса Фучика, — непреклонная уверенность в своей правоте, жизнелюбие, твердость даже перед лицом смерти, — чувствуем мы в повествовании Александра Гаврилюка… Застенки Пилсудского в тридцатые годы и Гитлера в сороковые придуманы были одним и тем же воспаленным воображением фашизма. И цель у этих душегубов была одна — сломить волю коммунистов, заставить их смириться, отступить. А могли добиться они всегда лишь одного — умножения силы узников и числа их последователей. Таков закон, против которого бессильны гитлеры и пилсудские всех десятилетий».

В сущности, ведь все зависит от характера и убеждений человека. Одних буря гнет. Другие даже смерть обращают в пользу своего дела. Литератор, журналист, памфлетист Ярослав Галан не умел и не хотел жить спокойно. Историки назовут годы его работы в «Викнах» «временем расцвета публицистического мастерства Галана».

Галан часто печатался в журнале «Викна» под псевдонимом «Яга». Но как для читателей, так и для господ цензоров псевдоним недолго оставался секретом: стиль Галана, его гражданский и творческий почерк нельзя было спутать ни с каким другим. Популярность «Яги» росла от номера к номеру, и, по словам Петра Козланюка, «шило „Яги“ утаить в „мешке“ вскоре стало явно безнадежной затеей».

Так же в свое время русский читатель без труда расшифровал эзоповский язык яростных сатир Салтыкова-Щедрина, и невольно родившаяся здесь у нас историческая параллель не случайна. «Из русских классиков XIX века Галан больше всех любил Щедрина, — вспоминает М. А. Кроткова-Галан. — Он говорил: „Такого другого писателя, кроме него, не вижу“».

Ученичество не значит подражательство, но, как и Салтыков-Щедрин, Галан с самыми серьезными основаниями мог сказать о себе, что «привычке писать иносказательно» он «обязан цензурному ведомству». В Галиции оно, как и в давние николаевские времена в России, до такой степени терзало литературу, как будто поклялось «стереть ее с лица земли». Но литература «Викон» «упорствовала в желании жить и поэтому прибегала к обманным средствам».

Памфлеты Галана «Последние годы Батагонии» и Гаврилюка «Наивный негр», появившиеся в 1931 и 1930 годах в «Викнах», продемонстрировали блестящие возможности сатиры такого рода.

Галан рассказывает о далекой стране Батагонии, которая лежит «за бурным океаном». «Мы, конечно, могли бы и не вспоминать о ней, — говорит писатель, — если бы нашей задачей не являлось распространение знаний, — а что лучше, чем история (если она не извращена), просвещает и учит?»

Плавание «за бурный океан» оснащено у Галана весьма точно работающим компасом: он дает к памфлету эпиграф из стихотворения Гёте: «Знаешь ли ты эту страну?» «Эту страну» читатели Украины и Польши узнавали без труда.

Галан писал о государстве, где царят жестокий гнет, кровавый террор и дикие средневековые порядки:

«Над батагонскими работниками от восхода до захода солнца свистели батоги, а когда они пытались протестовать, их, как бешеных собак, расстреливали. Еще недавно вся земля была их, но со временем пришли аристократы-испанцы и на плечах своих рабов привезли аристократическую культуру.

Не прошло и десяти лет, как Батагонию дармоеды-паны Малоиспанией прозвали и батагонский (читай украинский. — В.Б., А.Е.) язык изгнали из школ в подполье. И не стало жизни бедняку батагонцу, если только он не хотел превратиться в прихвостня испанцев».

В «Малоиспании» прозрачно угадывалась «Малопольша», или «Польша-Б», как называла польская шляхта, беспощадно преследовавшая все украинское, восточные колонии шляхетского государства. В «собственных панах» — националистическая украинская буржуазия, а в «трудящихся Испании» — народ Польши.

Читателями было замечено и другое. Нет, автор памфлета совсем не желал «растворяться» в подтексте. В конце повествования он решительно брал слово, чтобы громко заявить свое писательское кредо: «Следствием борьбы и стремлений батагонских рабов стало слово! Его-то боялись пуще всего прихвостни испанских гидальго и уничтожали каждый его след, след живого, боевого слова… Сажали за стол человека, совали ему деньги в карман, а в руки карандаш, и наемный человек водил карандашом по печатным словам рабов, и вместо черных букв, что горели в те годы багровым пламенем, росли белые пятна. Таким образом намеревались гидальго угнетать мысль рабов. А рабы вчитывались в белые пятна и находили в них столько живого и пламенного протеста, что их глаза горели огнем. Такой была песня белых пятен…»