Юлиус Белох - Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной

• Название: Греческая история, том 1. Кончая софистическим движением и Пелопоннесской войной
• Автор: Юлиус Белох
• Жанр: История

---

Каждый грек мог сноситься со своим богом непосредст­венно; но так как формы культа становились с течением времени все более сложными и запутанными, то молящему­ся постоянно грозила опасность неисполнением какой-нибудь формальности оскорбить божество и тем лишить жертву ее значения. Естественно, что простой человек об­ращался при жертвоприношении за советом к таким лицам, которых он считал компетентными в этом деле. А всякий, кто был посвящен во все тайны культа, передавал свои зна­ния сыну. Таким образом, с течением времени возникло на­следственное жречество, причем каждая жреческая фамилия посвятила себя культу одного какого-нибудь божества и бы­ла утверждена в этом звании государством; за свои труды жрец получал определенную часть жертвенного животного. Женским божествам служили, хотя и не всегда, жрицы. До образования настоящего жреческого сословия, какие мы ви­дим на Востоке, греков не допустил их здравый смысл. Культ греков никогда не извратился до такой степени, чтобы обязанности жреца поглощали все силы человека; поэтому наряду с наследственными жрецами появляются избранные народом, и чем дальше, тем число последних становится значительнее. Кроме того, жреческие обязанности были все­гда связаны с царским достоинством.

За жрецом следует прорицатель. Люди искони верили, что божество открывает человеку свою волю в знамениях: в полете птиц, в шелесте листьев на священных деревьях, в молнии, громе и т.д. Но не всякий способен понимать эти знамения; для этого нужны особые знания, которые состав­ляют дар богов и переходят от отца к сыну, как все знания и искусства в эту эпоху. Так как к прорицателю обращались во всех важных случаях и беспрекословно подчинялись его ре­шению, то он должен был приобрести большое влияние в государстве. Правда, уже в гомеровское время слышны скептические голоса, как, например, знаменитые слова Гек­тора, что борьба за отечество есть лучшее из предзнамено­ваний. Но таких скептиков было пока немного, и поэт ясно показывает, что не разделяет этой точки зрения. Однако Го­мер еще ничего не знает о гадании по внутренностям живот­ных, а оракулы упоминаются только в немногих позднейших местах. Своего расцвета искусство прорицания достигло уже после завершения эпоса, в VII и VI столетиях, когда религи­озное чувство греков приобрело наибольшее напряжение.

ГЛАВА IV. Народный эпос

Миф и религия до VII века почти исключительно зани­мали мысль греческого народа, поскольку она не была по­глощена борьбой за существование; из них преимуществен­но и черпает свое содержание поэзия. С другой стороны, и поэзия имела глубокое влияние на развитие не только ми­фов, но и религиозных представлений; лишь эпос выработал те индивидуальные черты каждого бога в отдельности, с ко­торыми он сохранился в сознании следующих поколений. Народная религия греков не знала священных книг. Но их до известной степени заменяли эпопеи.

Начало греческой поэзии, несомненно, относится к эпо­хе до разделения племен, потому что эстетические потреб­ности, которым обязаны своим возникновением поэзия и родственные ей искусства — музыка и оркестрика, в такой же степени присущи человеческому духу, как стремление познать причину окружающих нас явлений; поэтому мы на­ходим песнь и танцы у всех народов, которые вышли из глу­бочайшего варварства. Итак, при той степени культурного развития, которой индогерманское племя достигло уже пе­ред своим разделением на отдельные ветви, мы должны предположить у него знакомство с этими искусствами, хотя бы и в самой грубой их форме. Вместе с языком видоизме­нялась, конечно, и поэзия, как у немцев за староверхне­немецкой поэзией следовала средневерхненемецкая, а за по­следней нововерхненемецкая, или как в романских странах латинскую поэзию сменила простонародная. При полном отсутствии письменности песни, форма которых устарела, должны были в короткое время бесследно исчезать, как это случилось и со староверхненемецким героическим эпосом.

Мы уже видели, как рано поэзия стала служить культу. И естественно было, чтобы песни, которые пелись для удо­вольствия какого-нибудь бога, имели своим содержанием прежде всего прославление его подвигов. О таких гимнах упоминается у Гомера и Гесиода. Но со времени Архилоха и Терпандра эти произведения народной религиозной поэзии все более и более вытеснялись из культа искусственной ре­лигиозной поэзией и, наконец, почти совершенно исчезли. Дошедшие до нас так называемые „гомеровские гимны" служили совершенно иной цели: это — прелюдии, которыми рапсоды начинали пение больших отрывков эпических про­изведений; в них прославлялось то божество, которому было посвящено данное празднество. Таким образом, эти гимны уже всецело находятся под влиянием эпической техники; впрочем, даже древнейшие из них относятся к тому времени, когда эпическая поэзия уже клонилась к упадку.

Из гимна в честь божества развилась затем героическая песнь, вследствие низведения многих местных божеств на степень героев. Борьба, которая первоначально велась на небе, теперь перенесена была на землю; при этом историче­ская правда легко могла слиться с мифом, как в „Песне о Нибелунгах" рядом с валькирией Брунгильдой и героем сол­нечного цикла Зигфридом стоят король гуннов Аттила и ост­гот Теодорих. Из отдельных героических сказаний с течени­ем времени составлялись более значительные циклы. Жела­ние возбудить интерес в слушателе новизной сюжета побу­ждало затем поэтов вводить все новых героев в излюблен­ные сказания. Так, из героев нашей „Илиады" Нестор и его сыновья, троянец Эней, ликийцы Сарпедон и Главк и много второстепенных действующих лиц совершенно чужды древ­нейшей редакции поэмы; Одиссей и Диомед также, по край­ней мере первоначально, не принадлежат к троянскому цик­лу сказаний. Позднее, как известно, введен был в сказание о битвах под Троей еще целый ряд других героических лично­стей, как амазонка Пенфесилия, Мемнон, Телеф, Неоптолем и многие другие. Таким же образом составлялись и осталь­ные циклы сказаний — о походе аргонавтов, калидонской охоте, походе „семи против Фив" и др.

Зачатки греческой героической песни должны быть от­несены к эпохе, далеко предшествовавшей возникновению даже самых древних частей дошедших до нас эпических произведений, потому что уже автор первой книги „Илиады" предполагает в своих слушателях подробное знакомство со сказанием о Троянской войне и рассчитывает на то, что Ахилл, Атриды, Одиссей, Аякс, Гектор уже знакомы им[71] Эпическая техника уже достигла высокого совершенства; многие выражения и эпитеты сделались постоянными, выра­ботался художественный эпический стих, гекзаметр, кото­рым пользуются с большим умением. Без сомнения, древ­нейшей формой этого рода поэзии была отдельная песнь, в которой подвиг героя прославлялся таким же образом, как гимн воспевал деяния какого-нибудь бога. Гомеровский „Рассказ о Долоне" или, еще лучше, Гесиодов „Щит Герак­ла" могут дать нам понятие об этом роде эпической поэзии, хотя оба эти произведения относятся уже к довольно позд­нему времени. Мало-помалу стали воспевать в более длин­ных поэмах целый ряд находящихся между собой в связи деяний одного героя, постепенно переходя все к более слож­ным подвигам.

Но уже в классический период древности не существо­вал ни один из этих зачатков греческой героической песни; „Илиада" затмила все подобные былины и этим способство­вала их забвению. Таким образом, это эпическое произведе­ние стоит во главе греческой, да и вообще европейской ли­тературы. Но „Илиада" также не представляет собою произ­ведения одного только поэта или даже одного лишь века. Древнее, сравнительно не очень большое ядро, постепенно окружалось позднейшими наслоениями, причем в эпос вставлялись и такие сказания, которые первоначально были чужды „Илиаде"

Указанное древнейшее ядро „Илиады" начинается пове­ствованием о споре царей в греческом лагере под Троей. Агамемнон отнимает у Ахилла его возлюбленную, Брисеиду, после чего последний удаляется от участия в войне и мо­лит Зевса о даровании победы троянцам. Зевс внимает его мольбе; происходит сражение, и ахейцы оттесняются с большим уроном к своему лагерю, где неприятели окружают их. Когда опасность достигает высшей степени, в сражении принимает участие друг Ахилла Патрокл, который падает здесь от руки Гектора. Теперь, наконец, Ахилл забывает свой гнев, бросается в битву и убивает Гектора „у кораблей, в давке ужасной вкруг мертвого тела Патрокла"

До нас дошло от этой поэмы лишь очень немногое, ве­роятно, только вступление, ссора царей, т.е. первая половина первой книги нашей „Илиады" Все остальное заменено пес­нями позднейшего происхождения или, во всяком случае, загромождено ими до неузнаваемости. Ближайший толчок к этому дан был стремлением увеличить и превзойти эффект первоначальной поэмы. Так, молитва Ахилла к Зевсу заме­нена была мольбой Фетиды, — отрывок, высокое поэтиче­ское достоинство которого заставляет нас забыть о недос­тойной роли, какую играет Ахилл, когда он, точно ребенок, призывает мать на помощь. Такие же побуждения заставили заменить простую осаду греческого лагеря битвой на стенах и у кораблей. Далее, поражение ахейцев, хотя бы оно предо­пределено было Зевсом только ради Ахилла, служило кам­нем преткновения для патриотического чувства поэтов. В самом факте, конечно, ничего нельзя было изменить: поста­рались, по крайней мере, ослабить впечатление поражения тем, что приписали ахейцам множество героических подви­гов. Этому стремлению обязаны своим возникновением VIII и XI книги нашей „Илиады"; и так как обе они вошли в со­став эпоса, то ахейцы теперь подвергаются поражению два­жды, вместо одного раза, как было первоначально. Вступле­ние Патрокла в битву также казалось недостаточно мотиви­рованным в первоначальной поэме. Поэтому дело предста­вили так, будто Агамемнон пытается умилостивить разгне­ванного героя обещанием возвратить ему Брисеиду и пред­ложением богатых подарков; Ахилл, связанный торжествен­ной клятвой, не может сам оказать содействия, но, по край­ней мере, посылает на помощь ахейцам Патрокла. В нашей „Илиаде" эта связь уничтожена вставкой битвы на стенах и на кораблях, к которой непосредственно примыкает вступ­ление в битву Патрокла. Поэтому посольство, отправленное Агамемноном к Ахиллу, должно было предшествовать этим битвам и, следовательно, осталось без результата. Истинный мотив посылки Ахиллом Патрокла, конечно, мифологиче­ский, как мифологически обосновано и предание, по кото­рому Патрокл носит оружие Ахилла вместо своего. Переход этого оружия в руки Гектора дает поэту случай придумать рассказ о том, как Гефест взамен погибшего вооружения вы­ковал для Ахилла новое. И здесь опять лежит в основании мифологический мотив. По народному преданию, Ахилл, как и другие солнечные герои, например, Зигфрид, мог быть ранен только в одно место; наша „Илиада" с тонким тактом опускает эту черту и заменяет кожу, которую Фетида сдела­ла непроницаемой в огненной бане, непроницаемым золо­тым вооружением, которое по просьбе Фетиды выковал бог огня.