Николай Мархоцкий - История московской войны

• Название: История московской войны
• Автор: Николай Мархоцкий
• Издательство: Росспэн
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2000

Записки поляка - участника событий Смутного времени - живописуют ход военных и политических баталий этого трагического периода в истории нашей страны. Автор подробно освещает участие польских войск в интервенции, описывает политические интриги, планы и устремления Польши, а также участие различных слоев русского общества в борьбе с захватчиками. Книга содержит обширные сведения по внутриполитической истории Русского государства начала XVII века. На русский язык переводится впервые.

---

Послы и все приятели встали с паном воеводой и царицей отдельным обозом. Переговоры между ними шли целую неделю[97]. После долгих уговоров согласились все, в том числе и царица, притворяться вместе с нами, что это не другой царь, а тот самый, что был в Москве. Но исправить ошибку было уже трудно. Потом они переселились в наш обоз и поставили свои палатки рядом с царскими[98].

Был у нас Масальский, которого мы схватили при разгроме обоза; присягнув царю, он пребывал на свободе. Когда происходили переговоры, мы стали подозревать, что он, когда ходил с паном Зборовским за послами, предупредил царицу, что царь ненастоящий, еще до того, как она сама все увидела. Почуяв опасность, Масальский сбежал в Москву и доставил туда самые точные сведения обо всем, что у нас случилось. После этого жители Москвы еще больше утвердились в своем намерении держаться. Много раз мы ждали, что столица вот-вот будет наша, но всегда возникало какое-нибудь препятствие.

Все это происходило в октябре 1608 года. Посол и другие персоны жили у нас несколько недель. Во время их пребывания столичные москвитяне добивались свидания с сандомирским воеводой и послом, притворяясь, что хотят договориться добром, — на самом же деле искали способ опять заключить их в тюрьму. На переговоры москвитяне вывели все свое войско. Вышли и мы: тогда у нас было уже 18000 польской конницы и 2000 хорошей пехоты, не считая тридцати тысяч запорожских казаков и пятнадцати тысяч донских. (Хватало в нашем обозе и московских бояр, впрочем их было не очень много, так как мы им не доверяли. Одних польских купцов бывало у нас по три тысячи, и вставали они отдельным обозом. ) На переговорах ничего не прояснилось, — слава Богу, что те, кто договаривался, вернулись в обоз невредимыми. Вскоре пан посол с родственниками пана Сандомирского решил ехать в Польшу. Мы согласились; с царицей остался пан воевода со своим сыном (нынешним львовским старостой)[99].

После разгрома обоза ничего значительного под столицей москвитян не происходило. Чтобы лишить жителей припасов, мы выставили на дорогах вокруг Москвы дозоры. Изредка бывали стычки.

Войско князя Рожинского зимует под Москвой

Тем временем близились холода. Снег уже припорошил наши палатки, и мы стали думать: как и где пережить зиму. Кто-то советовал разделить войско на несколько частей, встать где-нибудь поодаль от столицы в московских волостях, ибо за Москвой к нам перешло немало крепостей и больших волостей. Другие с этим не соглашались, считая, что в неприятельской земле разбредаться опасно. Сошлись мы на том, что надо рискнуть и зимовать на том же месте. Начали мы рыть землю и устроили себе земляные дома, в земле же вырыли печи (такие жилища были не во всем удобны, ибо в них угорали) . Стойла для лошадей сплели из хвороста и покрыли соломой. Со временем мы разделили послушные нам волости на приставства. Почти все земли перешли на нашу сторону, кроме столицы, Смоленска, Великого Новгорода и монастыря Св. Троицы[100], который находился в двенадцати милях от Москвы. Этой зимой мы послали туда пана Сапегу с несколькими тысячами польского войска (и с одной—двумя тысячами донских казаков во главе с Лисовским)[101]. Сапега должен был или взять [монастырь] или, по крайней мере, изнурить осадой, но он безуспешно простоял там целый год. С волостей, разделенных на приставства, везли нам воистину все, что только душа пожелает, и все было превосходным. Подвод приходило на каждую роту до полутора тысяч. Имея множество подданных, стали мы строиться основательно, рассчитывая на суровую зиму: в окрестных селениях брали дома и ставили в обозе. Некоторые имели по две — три избы, а прежние, земляные, превратили в погреба. Посреди обоза построили царю с царицей и воеводой достойное жилище, и стал наш обоз походить на застроенный город.

Тогда же, первой нашей зимой, некоторые захотели, в пику князю Рожинскому, сделать так, чтобы Меховецкий, хотя на него было наложено bando, вернулся в войско. Меховецкого уверили в безопасности возвращения, но едва он появился, князь Рожинский велел ему передать, чтобы тот убирался из войска, или же он прикажет его убить. Меховецкий, нигде не чувствуя себя в безопасности, спрятался в покоях царя. Узнав о его убежище, князь Рожинский взял с собой лишь четырех пажей и схватил его, этим же пажам он приказал его убить. Царь гневался, но не знал, что делать, ибо Рожинский велел передать, что и ему шею свернет. Потом мы их помирили, а голова Меховецкого пропала.

Войско начинает притеснять послушные провинции

Когда мы укрепились и обжились, более далекие провинции стали переходить к нам и выпускать наших узников, разосланных Шуйским в заточение по разным крепостям после свадьбы Дмитрия. Пленники, собрав хоругви и кое-какое оружие, группами или целыми ротами приходили к нам. Недовольное этим войско потребовало от царя оплатить по крайней мере шесть или семь четвертей. Царь попросил об отсрочке, но воины стояли на своем, и никто не возмутился их жадностью — все требовали оплаты. Князь Рожинский попытался было отговорить их от этой затеи, но все решили, что он действует по какому-то личному расчету, и не послушались. У меня не было желания с ними спорить, но пришлось высказать свое мнение, дабы соблюсти обычай. Я сказал: «Видно, по-моему уже не будет, — вы слишком упрямы. Обращаюсь к вам не для того, чтобы отговаривать; помните лишь, что я вас предупреждал. Зима предстоит трудная, государь наш еще не в столице, а дальние провинции к нам перешли недавно; придавите их тяжелой данью — у них появится повод для недовольства и бунта. Сейчас мы получаем от них всего вдоволь, и нескольких десятков злотых на лошадь будет вполне достаточно».

Но ничего нельзя было сделать: мы не могли их переубедить, хотя предвидели дурные последствия, и сам царь им на это указывал. Воины взяли у царя разряды (по-нашему канцелярия), приказали написать себе грамоты в города, чтобы те платили дань от земель, которые у них называются вытями[102], а с товаров — даже поносовщину (как у нас поголовное). С грамотами отправили по одному поляку и одному москвитянину (все это большей частью придумал Анджей Млоцкий, и царь на это согласился), которые разъехались с грамотами по городам и провинциям за Волгу. А там, когда люди узнали, что надо платить такую дань, сборщиков перебили, утопили, замучили. Все заволжские края восстали — сбылись мои слова. Те люди, что меня ругали, называя сторонником царя и его наперсником, теперь говорили: надо было его послушать. Хотя взятие столицы было близко, получили мы на свою голову новую войну, и часть войска должны были посылать за Волгу. Пан Бонк Ланцкоронский ходил в Кострому, другие — в Вологду и в иные города, перечислять которые долго.

1609

Москвитяне переходят к обороне

Тем временем наступил 1609 год. В Польше близился сейм, на который мы решили отправить своих послов. Они должны были позаботиться о том, чтобы король, наш господин, ни в чем дурном нас не подозревал и не чинил препятствий нашему предприятию. Чтобы изменить превратное мнение короля, мы послали Веспасиана Русецкого, Станислава Сулишевского, Николая Концешкевича (четвертого я не помню). Приняли их благосклонно, но дурное мнение сохранилось[103].

Зима прошла у нас в мятежах и бунтах. Москвитян мы пока не тревожили, а они тем временем собирали против нас силы. В Великий Новгород был послан Михаил Скопин-Шуйский[104], двоюродный брат царя. Он хлопотал у шведского короля Карла о подкреплениях против нас: король должен был как следует платить посылаемому войску, а взамен получал две крепости недалеко от моря — Ладогу и Корелу[105].

Весной наши снарядили под Великий Новгород запорожских казаков (их было у нас немало). Казакам приказали расположиться недалеко от Новгорода, в Русе, выставить сторожевые отряды и сделать так, чтобы новгородцы признали нашего царя. Там [казаки] простояли без всякой пользы до самого лета.

Гетман ранен, челядь взбунтовалась

Тем временем и мы под столицей не бездействовали: часто бывали сражения[106], в одном из которых гетман князь Рожинский был опасно ранен в бок стрелой из лука, — так, что острие ему вытащили насквозь через поясницу. Однако ему хватило мужества с такой раной верхом приехать к столице. Потом он поправился, но в седле находиться уже не мог, ибо тело его сильно немело.

Той же весной челядь нашего войска, которую господа посылали за припасами, подняла против нас бунт. Бунтовщиков было больше тысячи. Выбрали себе ротмистров и полковников; шатаясь по московской земле, занимались разбоем и не хотели возвращаться к своим господам. Дошло уже до того, что мы выслали против них роты, разбили, рассеяли, схватили старшин и посреди обоза посадили на колы. Во время расправы все мы, вместе с гетманом, были в седле, опасаясь бунта оставшейся челяди. После этого челядь вела себя тише и возвращалась к своим хозяевам.