Степан Красовский - Жизнь в авиации

• Название: Жизнь в авиации
• Автор: Степан Красовский
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Красовский Степан Акимович Жизнь в авиации

Красовский Степан Акимович

Жизнь в авиации

{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста

Аннотация издательства: Воспоминания С. А. Красовского охватывают полувековой период и представляет собой волнующий рассказ о многих событиях из истории отечественного Воздушного флота. Начав службу в 1916 году, С. А. Красовский прошел большой путь от солдата до маршала авиации В книге рассказывается, с каким мужеством сражались летчики на фронтах империалистической и гражданской войн, как первое в мире социалистическое государство создавало свой Военно-воздушный флот в годы первых пятилеток. Большая часть воспоминаний посвящена боевым делам во время Великой Отечественной войны. Автор, один из видных советских военачальников, дает оценку действиям нашей авиации в крупнейших сражениях. Заключительные главы повествуют о ее послевоенных буднях.

Биографическая справка: КРАСОВСКИЙ Степан Акимович, родился 20.8.1897 в деревне Глухи, ныне Быховского района Могилевской области. Русский. Член КПСС. Участник гражданской войны, летчик-наблюдатель, комиссар авиационного отряда. В последующем командовал авиационной бригадой. Окончил курсы усовершенствования начсостава ВВС в 1926, Военно-воздушную инженерную академию имени Н. Е. Жуковского в 1936. Во время советско-финляндской войны 1939 - 40 помощник командующего ВВС 14-й армии, в 1941 командующий ВВС округа. В годы Великой Отечественной войны - командующий ВВС 56-й армии Брянского фронта, затем 2-й и 17-й воздушными армиями. За умелое командование воздушными армиями, личное мужество и героизм 29.5.45 генерал-полковнику Красовскому присвоено звание Героя Советского Союза. После войны командовал ВВС ряда военных округов. Маршал авиации (1959). В 1956 - 1970 - начальник Военно-воздушной академии имени Ю. А. Гагарина. С 1970 - в Группе генеральных инспекторов МО СССР. Член Центральной ревизионной комиссии КПСС в 1961 - 66. Награжден 6 орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, 4 орденами Красного Знамени, орденом Суворова 1 степени, Кутузова 1 степени, Богдана Хмельницкого 1 степени, Суворова 2 степени, Красной Звезды, "За службу Родине в ВС СССР" 3 степени, медалями, иностранными орденами и медалями. Умер 21.4.1983. Именем Героя названа улица в Воронеже. (Герои Советского Союза. Краткий биографический словарь. Воениздат. 1988. Том. 1. Стр. 774-775).

Содержание

Октябрьские зори

До свиданья, родные Глухи

Дорога в большую жизнь

За власть Советов

В Закавказье

Крепнущие крылья

"Трудовой народ, строй Воздушный флот!"

Имени Ивановских рабочих

Соколы мужают в полете

Начало лихолетья

Крушение мира

Ради жизни на земле

Глубинка России

Сражение в междуречье

Решающий год

Накануне поединка

Провал операции "Цитадель"

Каждый вылет - легенда

Над Киевом снова солнце

Хозяева неба

Под крылом - Заднепровье

Курс на Львов и Сандомир

Дружба, рожденная в огне

От Вислы - к Одеру и Нейсе

Конец фашистской Германии

После войны

Заботы мирных дней

На Дальнем Востоке

Кузница крылатых кадров

Примечания

Октябрьские зори

До свиданья, родные Глухи

Улетают годы. Улетают, словно осенние журавли. Но журавли возвращаются и приносят на крыльях своих теплые зори, полные трубных песен и вешнего очарования. А годы уходят безвозвратно, и с каждой весной их становится все меньше и меньше. И тогда человеку хочется вспомнить: а какие же они, те самые годы, что навсегда остались за горизонтом твоей жизни? Вспомнить и рассказать о них тем, кто стоит у светлого истока бытия. И если эта память сердца зажжет пламень в других сердцах, человек тихо скажет себе: "Я счастлив!"

Полвека назад, когда до философского рассуждения о смысле жизни мне было так же далеко, как двадцатой весне до семидесятой, я произнес эти два слова. Но тогда они звучали по-другому, да и содержание их было совсем иным. Я был просто по-юношески счастлив ощущением первого взлета.

Это произошло ранней весной 1917 года на полевом аэродроме 25-го корпусного авиаотряда. Приземлившись на своем "вуазене", летчик Микутский выключил мотор и, подмигнув, спросил меня:

- Ну как, понравилось, Икар?

По-видимому, лицо мое выражало смешанное чувство еще не улегшегося страха - земля кругом шла под крылом, - восторженности зеленой панорамой небольшого городка Вилейки и нарастающего удивления: вот они какие, земля и небо России!

Весело улыбнувшись, пилот пожал мне руку и, словно имениннику, сказал:

- Поздравляю, Степан! Верю: ты еще много будешь летать.

Радостное волнение охватило меня. Я отошел от аэроплана - тогда так и говорили: "аэроплан", "летательный аппарат" - и стал мысленно воспроизводить пленительную картину полета. Сослуживцы и незнакомые ребята хлынули ко мне толпой и буквально засыпали вопросами:

- Страшно было?

- Земля-то сверху круглая?

- О чем думал в небе, Степан?

Невысокий солдатик лет девятнадцати, курносый и веснушчатый, полюбопытствовал:

- Деревню свою разглядел? Все рассмеялись.

- Да нешто мало сел на Руси?..

- Эх ты, армяк.

- Его родина небось далеко...

- А где оно, твое село? - не унимался веснушчатый солдатик.

- Верст двести отсюда, в Быховском уезде, Могилевской губернии.

- Далече, - разочарованно промолвил дотошный собеседник.

За густыми лесами и топкими болотами остались мои родные Глухи, где я провел детство, четыре года учебы и познал цену нелегкого крестьянского труда. Оттуда, из Глух, и повела меня, новобранца, дорога в авиацию.

На втором году империалистической войны деревня вконец обнищала мужиками. В поле работали глубокие старики да женщины с подростками. Я пахал землю на своем скудном наделе, когда подъехал вестовой и объявил, что меня и других парней моего возраста вызывают в Быхов, в уездное управление воинского начальника.

Наутро волостной старшина собрал мобилизованных. Погрузили котомки на телегу, и процессия, гульливая и скорбная, двинулась в путь. Позади остались вереница убогих изб, крытых соломой, церковь, "монополка", волостное управление и четырехклассное народное училище.

За околицей показалась речка Грезля, неторопливо бегущая из озера Стоячего в Друть. Летом тут раздолье - плавай, ныряй, рыбу лови! Искупаются ребятишки и в сосновый бор, что на другой стороне села. А там на полянках и вырубках цветы и ягоды, в чащобе - грибы. Только все это было не для меня и моих друзей из бедняцких семей. С восьми-девяти лет у нас уже почти не оставалось времени для безмятежных забав и отдыха: приходилось постигать извечную науку землеробов.

В нашей семье все дела вершил "патриарх" - дед Ермолай. Четверо сыновей, в том числе и старший - мой отец Аким, беспрекословно повиновались ему. Земли было мало, и о разделе даже речи не могло идти. Невысокого роста, кряжистый и сильный, дед обладал большой крестьянской мудростью, учил сыновей и внуков стойко переносить невзгоды и тяготы жизни.

Несмотря на нужду, по настоянию деда Ермолая осенью 1910 года отец отвез меня в Быхов.

- Пусть учится грамоте, - говорил "патриарх", - без нее тошно жить на белом свете...

Воспоминания о детстве прервали женщины, заголосившие в последний раз по новобранцам. Мать ласково тронула меня за плечо:

- Давай попрощаемся, Степа! Люди обратно собрались идти, сеять надо.

Она заплакала. Заплакала потому, что война еще не кончилась и меня могли убить на фронте, как убивали сотни тысяч крестьянских парней "за веру, царя и отечество"...

- Служи честно, сынок, не позорь имени русского воина...

Слезы матери жгли душу. И когда она вместе с другими глухинскими женщинами, утираясь платком, пошла назад, может быть, впервые за свою жизнь я подумал о своем неоплатном долге перед ней. Как ни старалась она скрыть своей привязанности ко мне, старшему ее сыну, как ни пыталась поровну делить тепло сердца между семью детьми, мне казалось, что она любит меня больше других. Смелая и бойкая, она заступалась за меня, защищая от обидчиков, не боялась спорить с самим дедом Ермолаем.

"Спасибо тебе, родная, за все спасибо", - беззвучно шептал я непослушными от волнения губами.

На большаке, ведущем в Быхов, мы остались одни - молодые крестьянские парни, не знавшие большой жизни, не видевшие крупных и шумных городов, а некоторые из нас даже считали за чудо железную дорогу с паровозом и "избами на колесах".

За спинами котомки. На ногах лапти, оставляющие узорчатые отпечатки на влажной весенней земле. Мы идем, изредка обмениваясь короткими фразами о проводах, о родных и близких. Но больше всего молчим, удрученные горечью расставания с привычным деревенским бытом.

Однако молодость не умеет долго тосковать. Вероятно, так было до нас и так будет после нас - в юности все сложные вопросы кажутся простыми, а будущее видится безоблачным и счастливым, хотя в твоей судьбе происходят не совсем еще понятные перемены. Не успели мы пройти полдороги, как завязался разговор о завтрашнем дне, одна за другой сменялись веселые истории из солдатской жизни, рассказанные в свое время старшими. Кто-то затянул озорную песню с припевом: "Соловей, соловей, пташечка" - и остаток пути промелькнул почти незаметно.