Том Годвин - Вирус бессмертия (сборник)

• Название: Вирус бессмертия (сборник)
• Автор: Том Годвин
• Издательство: Издательско-просветительское агентство «Паблисити»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5-86958-0044-8

В сборник произведений известнейших мастеров научной фантастики США и Англии включены рассказы, не переиздававшиеся в стране более 25 лет.

Некоторые переводы осуществлены впервые.

В конце сборника дана подробная библиография научной фантастики, опубликованной в «Неделе» с 1960 по 1982 гг. и в «Литературной России» с 1963 по 1982 годы.

СОДЕРЖАНИЕ:

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Том Годвин. Вы создали нас (рассказ, перевод А. Чуркина)

Рей Нельсон. Восемь часов утра (рассказ, перевод Д. Белявского)

Артур Кларк. Космический Казанова (рассказ, перевод А. Гаврилова)

Пол Андерсон. Убить марсианина (рассказ, перевод А. Бородаевского)

Альфред Элтон Ван Вогт. Пробуждение (рассказ, перевод Ф. Мендельсона)

Айзек Азимов. Гарантированное удовольствие (рассказ)

Аврам Дэвидсон. Голем (рассказ, перевод Е. Дрозда)

Генри Слизар. Кандидат (рассказ, перевод А. Азарова)

Артур Порджесс. 1,98 (рассказ, перевод Н. Евдокимовой)

Фредерик Пол. Охотники (рассказ, перевод Л. Брехмана)

Роберт Шекли. Корабль должен взлететь на рассвете (рассказ, перевод В. Обухова)

Фредерик Уоллес. Ученик (рассказ, перевод И. Брухнова)

Айзек Азимов. Трубный глас (рассказ)

Чарлз Ван де Вет. Возвращение (рассказ, перевод Ю. Коптева, Г. Скребцова)

Клиффорд Саймак. Ветер чужого мира (рассказ, перевод А. Корженевского)

Брайен Олдис. Вирус бессмертия (рассказ, перевод К. Галкина)

Роберт Э. Альтер. Мираж (рассказ, перевод Г. Лисова)

Джозеф Пейн Бреннан. Последняя инстанция (рассказ, перевод Н. Евдокимовой)

Мюррей Лейнстер. О том, как неприятно ждать неприятностей (рассказ, перевод З. Бобырь)

Рэй Брэдбери. Отпрыск Макгиллахи (рассказ, перевод Л. Жданова)

Джон Кристофер. Приговор (рассказ, перевод А. Берга)

Айзек Азимов. Произносите мое имя с буквы «С» (рассказ, перевод Н. Владимировой)

Ричард Матесон. Тест (рассказ, перевод С. Авдеенко)

Клиффорд Саймак. Однажды на Меркурии (рассказ, перевод Н. Рахмановой)

Роберт Шекли. Зачем? (рассказ, перевод Е. Кубичева)

Гордон Диксон. Человек (рассказ, перевод А. Кривченко)

Фредерик Браун. Хобби аптекаря (рассказ, перевод А. Яковлева)

Роберт Прессли. Прерванный сеанс (рассказ, перевод А. Когана)

О. Лесли. Красный узор (рассказ, перевод Е. Кубичева)

Генри Слизар. Экзамен (рассказ, перевод Л. Брехмана)

Альфред Элтон Ван Вогт. Великий судья (рассказ, перевод П. Касьяна)

Клиффорд Саймак. Я весь внутри плачу (рассказ, перевод А. Корженевского)

Питер Шуйлер Миллер. Забытый (рассказ, перевод Н. Кузнецовой)

Фриц Лейбер. Ночь, когда он заплакал (рассказ, перевод Р. Рыбкина)

Джон Кристофер. Рождественские розы (рассказ, перевод В. Лимановской)

Роберт Шекли. Терапия (рассказ, перевод А. Вавилова)

Артур Кларк. Рекламная кампания (рассказ, перевод А. Бранского)

Роберт Силверберг. Наказание (рассказ)

С. Джейм. Вслед за сердцем (рассказ, перевод Г. Семевеенко)

Джон Брюннер. Вас никто не убивал (рассказ, перевод В. Лимановской)

Кристофер Энвил. Глухая стена (рассказ, перевод Н. Левицкого)

Боб Шоу. Встреча на Прайле (рассказ, перевод Н. Колпакова)

Джей Уильямс. Поиграть бы с кем-нибудь (рассказ, перевод И. Почиталина)

Норман Спинрад. И вспыхнет огонь… (рассказ, перевод Ю. Жуковой)

Билл Браун. Звездные утята (рассказ, перевод А. Лебедевой)

Сэм Мартинес. «Ради всего святого…» (рассказ, перевод В. Гакова)

Дэймон Найт. Человек в кувшине (рассказ, перевод Н. Евдокимовой)

БИБЛИОГРАФИЯ ИЗДАННОЙ В СССР АНГЛО-АМЕРИКАНСКОЙ ФАНТАСТИКИ ЗА ПЕРИОД С 1960 ПО 1982 ГОДЫ («НЕДЕЛЯ» И «ЛИТЕРАТУРНАЯ РОССИЯ»), А ТАКЖЕ ДРУГИХ ЗАРУБЕЖНЫХ И СОВЕТСКИХ АВТОРОВ

Составители: Виталий Терентьев, Владимир Кравченко

Художник: Н. Черкасов

Примечание:

Часть переводов сделана впервые. Автором рассказа Э. Табба «Корабль должен взлететь на рассвете» ошибочно указан Р. Шекли.

Рассказ Фредерика Уоллеса «Ученик» дан в сокращенном переводе.

Перевод рассказа «Красный узор» в книге ошибочно приписан В. Кубичеву (на самом деле перевод Евгения Кубичева).

---

Все это запрещается. Никто не имеет права заговорить с Невидимкой, даже другой Невидимка. Особенно другой Невидимка. Обществу нет резона налаживать тайные связи между париями.

Я знал все это.

И все-таки отправился вслед за ним.

Три квартала я шел за ним следом, отставая на двадцать-сорок шагов. Роботы-шпики были, казалось, вездесущи, их развертывающие устройства мгновенно реагировали на всякое нарушение, и я не решался подойти к нему. Но вот он свернул в переулок и побрел легкой, праздной походкой Невидимки. Я нагнал его.

— Пожалуйста, — вкрадчиво попросил я. — Нас здесь никто не видит. Мы можем поговорить. Меня зовут…

Он резко обернулся, в его глазах сверкнул ужас. Лицо побледнело. Мгновение он не сводил с меня изумленных глаз, потом рванулся вперед, желая обойти меня.

Я преградил ему путь.

— Подождите, — сказал я. — Не бойтесь. Пожалуйста…

Он отшатнулся от меня. Я положил руку ему на плечо, но он вырвался.

— Только слово, — умолял я.

Ни единого слова. Даже хриплого шепота: «Оставьте меня!» Он отскочил от меня, свернул за угол, его шаги вскоре стихли. Я глядел ему вслед, чувствуя, как во мне поднимается громадная волна одиночества.

Потом появился страх. Он не нарушал закона Невидимости, а я нарушил, увидал Невидимку. Это грозило наказанием, возможным увеличением срока. Я огляделся в страхе, но роботов-шпиков вокруг не было ни одного.

Я был один.

Я брел по улице, стараясь успокоить разгулявшиеся нервы. Старался взять себя в руки. Понял, что совершил непростительную глупость. Но хотя глупость моего поступка задевала за живое, нравственная сторона происшедшего волновала еще больше. Подбежать в совершенном отчаянии к другому Невидимке, кричать ему о своем одиночестве, своих желаниях — нет. Значит, победа за обществом. Я в проигрыше.

Я заметил, что вновь стою возле сада кактусов. Я подъехал на лифте к входу, выхватил у кассира жетон и вошел внутрь. Мгновение я искал глазами и наконец углядел искореженный, причудливо разросшийся кактус высотой футов восемь — колючий уродец. Я вырвал его из бочонка и, чувствуя, как тысячи иголок впиваются в мои руки, разорвал в клочья угловатые побеги. Никто не замечал ничего. Я вытащил колючки и, размахивая окровавленными ладонями, спустился вниз, в который раз упиваясь своим одиночеством.

Прошел восьмой месяц, девятый, десятый. Времена года заканчивали свой круг. Весна уступила место теплому лету, лето — ясной осени, осень — зиме с ее двухнедельными снегопадами, пока еще оставленными нам для красоты. Зима кончилась. Синоптики участили дожди до трех на день.

Мой срок подходил к концу.

В последние месяцы своей невидимости меня охватила апатия. Я стал безразличен к возможностям, открывающимся в моем положении, и день ото дня все больше впадал в хандру.

Я заставлял себя читать все подряд. Сегодня Аристотель, завтра Библия, послезавтра учебник механики. В голове не оставалось ничего — стоило перевернуть страницу, как ее содержание вылетало из памяти.

Меня больше не волновали радости приключений, которые сулила невидимость, минутное ощущение своей силы, приходящее от возможности совершить почти безнаказанно любой поступок. Я говорю почти, потому что закон о Невидимости не сопровождался законом об отмене человеческого характера: едва ли кто-то смирится перед невидимостью, если от нападок Невидимки придется защищать жену или детей; никто не позволит Невидимке ударить себя по лицу; никто не потерпит вторжения Невидимки в свой дом. А управиться с Невидимкой, не показывая, что замечаешь его, всегда можно, я уже говорил.

Возможности Невидимок громадны. Я не пользовался ими. У Достоевского где-то написано: «Раз Бога нет, значит, все позволено». Я могу сказать: «Для Невидимок все позволено — и ничего не нужно». Вот так.

В день своего освобождения я не считал минут. Вернее, я начисто забыл, когда кончается мой срок. В тот день я сидел дома, угрюмо перелистывая книгу. В дверь позвонили.

Мне не звонил никто целый год. Я почти забыл, что это значит.

Но дверь я открыл. Там стояли представители закона. Они молча сорвали клеймо с моего лба.

— Привет, гражданин, — произнесли они.

— Привет, — хмуро ответил я.

— 11 мая 2105 года. Ваш срок истек. Вы снова член общества. Вы оплатили ваш долг.

— Спасибо.

— Пойдемте выпьем с нами.

— Не стоит.

— Это традиция. Идемте.

Я отправился с ними. Мой лоб казался мне страшно голым, а взглянув в зеркало, я увидел на лбу белое пятно. Меня отвели в ближайший бар и угостили синтетическим виски. Бармен улыбнулся мне. Сосед по стойке похлопал меня по плечу и спросил, на кого я ставлю в завтрашних самолетных гонках. Я сказал, что не имею о них понятия.

— Серьезно? А я «болею» за Калсо. Четыре против одного — у него потрясающий спурт.

— Простите, — ответил я.

— Он был в отъезде, — извинился за меня один из спутников.

Тон фразы был безошибочен. Сосед бросил взгляд на мой лоб и кивнул. Он тоже захотел угостить меня. Я согласился, хотя хмель уже ударил мне в голову. Я снова стал человеком. И был видим.

Во всяком случае, у меня не хватило духа оборвать его. Такое поведение могли подвести под статью о преступной гордости. Пятый рецидив грозил пятью годами невидимости. Я обучился смирению.

Возвращение к людям, конечно, сулило множество щекотливых ситуаций. Встреча со старыми друзьями, поддержание неловких разговоров, восстановление утерянных связей. Я целый год находился в ссылке в своем родном городе, и возвращение было нелегким.

Естественно, никто не вспоминал времена моего позора. Считалось, что мое несчастье относилось к разряду тех, о которых не принято вспоминать. И хоть это казалось мне ханжеством, я не спорил. Они, несомненно, старались щадить мои чувства. Разве кто-нибудь спросит больного раком, у которого вырезали желудок: «Говорят, вы были на волоске от смерти?» Разве кто-нибудь скажет человеку, чей престарелый отец заковылял в Дом Усыпления: «Но ведь он уже достаточно пожил, а?»

Нет. Конечно, нет.

Так вот, мое общение с окружающими стало несовершенным, появлялись пробелы. Слишком мало тем оставалось для разговоров, а умение вести общие беседы я утерял. Я мучительно привыкал к своему новому положению.

Но я стал настойчив, я уже не был столь заносчив и холоден, как до приговора. Я прошел суровую выучку, с меня сбили спесь.

Конечно, время от времени я встречал Невидимок. Их было невозможно избежать. Но я был отлично вышколен и отводил глаза, словно видел что-то омерзительное.

Шел четвертый месяц моего возвращения к людям, когда я получил последний урок. Я вернулся к своей прежней работе в архиве вблизи Ратуши. Однажды, когда я закончил рабочий день и шел к метро, чья-то рука вцепилась в мой локоть.

— Пожалуйста, — услышал я чей-то мягкий голос. — Обождите минуту. Не бойтесь.

Я испуганно обернулся. В нашем городе незнакомые люди не заговаривали друг с другом.

Это был Невидимка. Я узнал его — тот самый худощавый парень, с которым я заговорил полгода назад на пустынной улице. Он был изможден: глаза дико сверкали, волосы тронула седина. Тогда его срок, очевидно, только начинался. Теперь подходил к концу.

Он вцепился в мою руку. Я вздрогнул. Здесь было многолюдно. Самая людная площадь в городе. Я вырвал руку и отвернулся от него.

— Нет… Не уходите! — кричал он. — Пожалейте меня. Вы были в моем положении.

Я заколебался. Потом вспомнил, как кричал ему, как молил не отталкивать меня. Я вспомнил весь ужас своего одиночества.

Я сделал еще один шаг.

— Трус! — заорал он. — Заговори со мной! Я молю тебя! Заговори со мной, трус!

Это было слишком. Я не выдержал. Непрошенные слезы брызнули из моих глаз, я повернулся и протянул к нему руки. Я обхватил его за тонкую талию. Мое прикосновение, казалось, наэлектризовало его. Секундой позже я обнял его — мне хотелось, чтобы он поделился со мной своим горем.

Роботы-шпики приблизились, окружили нас. Его отшвырнули в сторону, меня забрали. Я вновь попал под суд — теперь уже не за гордость, а за преступную доброту. Возможно, они найдут смягчающие обстоятельства и отпустят меня, возможно — нет.

Мне все равно. Но, если меня осудят в этот раз, я буду носить свое клеймо как знак высшей доблести.

С. Джейм Вслед за сердцем

Перевод с англ. Г. Семевеенко

Едва я начал свое путешествие по западным штатам, как меня арестовали — обвинение в убийстве человека. Вскоре состоялся суд. Присяжные, позаседав, пришли к заключению: «ВИНОВЕН»…

То, что на этот раз я ни в чем не был виноват, для меня не играло роли. Ведь к смертному приговору я, по сути дела, подсознательно готовился всю жизнь.