Сергей Белкин - Корректор жизни

• Название: Корректор жизни
• Автор: Сергей Белкин
• Жанр: Современная проза

---

Знание, касающееся женщин, лишено ценности.

Ценно то знание, добыв которое, ты становишься знающим, познав же, наконец, то, что так влекло тебя в женщине, то, что казалось наиважнейшим и таинственным, ты вскоре вновь охвачен жаждой познания того же самого...

Воистину, знание, добытое с женщиной, лишено ценности!

Оно бесценно.

* * *

Поднявшись вверх до остановки автобусов и троллейбусов, что рядом с улочкой под названием Крутая, каковой она и была, Владимир Васильевич остановился, собираясь дождаться здесь маршрутного такси, идущего на кладбище, - дальше идти пешком не хотелось. Во-первых, еще далеко, а он уже устал, во-вторых, дорога не такая интересная - много транспорта, шума, да и в районе Старой Почты он никогда не жил, а, стало быть, и вспоминать почти что нечего. Разве что единственное в жизни посещение самого удаленного от центра кинотеатра имени Ткаченко...

Владимир Васильевич смотрел вниз, в долину, куда сбегала улочка Крутая, петлявшая мимо старых глинобитных домишек и садиков местных жителей, смотрел на громоздящийся внизу спорткомплекс общества "Молдова", куда он не раз хаживал поплавать в зимнем бассейне, смотрел вдаль, где возвышались новые башни жилых домов, построенных на недавно народившейся улице с гордым названием Набережная, вспоминал бывшую раньше на этих местах паутину земляных улиц, переулков и тропинок, соединявших между собой целый мир старого города, мир одноэтажных домов с огородиками и виноградничками, колодцами и деревянными воротами, собаками, кроликами, дворовыми туалетами, запахами людей, животных, вина, жареной еды, кизякового дыма и валерьянки...

Где-то там некогда жил портной, перешивавший ему из майоровой шинели модное пальто. Портной работал в малюсенькой каморке, служившей одновременно и кухней, сидя скрюченным у грязного оконца, сплошь заставленного пузырьками с лекарствами...

Нет того портного, нет той каморки и той жизни... Когда Владимир Васильевич был Вовкой, все старое казалось ненужным и неправильным, было жалко и портного, и его больную жену, и их бедную жизнь, которую нужно непременно изменить, домишки снести, построить большие многоквартирные дома, одежду шить на фабриках в больших светлых цехах. Он не сомневался, что социализм лучше капитализма, а коммунизм лучше социализма, и что его поколение будет-таки жить при коммунизме...

Владимир Васильевич глядел на свой обожаемый Город, и счастье до телесной дрожи охватывало его: он понимал, что теперь, для новых Вовок и Петек он так же стар и, возможно, жалок, как тот портной, и что они восприняли этот город, таким, каков он есть теперь, полюбили его, в нем расцветет их молодость, любовь, что, придет время, и эти Петьки с Вовками тоже состарятся, и тоже будут ворчать, говоря, что раньше было лучше, что улицы назывались по другому, что люди были другими, отношения были иными, и все повторится вновь и вновь...

Город же вечен, город примет все наши ошибки и будет их снова и снова терпеливо исправлять.

Летали мысли Владимира Васильевича над долиной реки Бык, по обе стороны которой раскинулся Город и он знал, что душа его будет витать здесь же, участвуя в непрерывной хоре тысяч и тысяч других душ, так и не покинувших родной Город.

Владимир Васильевич обернулся и стал разглядывать великолепное здание цирка, возвышавшееся на противоположной стороне дороги.

Дорога была забита машинами, по обе стороны скопилось много людей, - видимо, в цирке закончилось дневное представление.

Вот они, те, кому любить этот город после нас.

К остановке приближалась молодая семья. Наверное, они шли из цирка. Мама, папа и девочка лет пяти в розовеньком платьице.

Девочка держала папу за руку и восторженно щебетала:

-- Татикэ, татикэ... Дар ун леу пот сэ мэнынк елефант, сау ну?

-- Ну штиу, - задумчиво отвечал молодой папаша.

В одной руке у нее было мороженое, в другой - ниточка, за которую был привязан надувной шарик. "Интересно, - подумал Владимир Васильевич, чем сейчас наполняют шарики, чтоб они могли летать? Не гелием же?"

Ветер, который всегда дует в этом месте, вырвал из ручки девочки шарик и понес его на другую сторону дороги.

Девочка рванулась за ним, пересекая путь подходящему к остановке троллейбусу. В это мгновение из-за троллейбуса выскочил самосвал, и Владимиру Васильевичу стало ясно, что водителю не избежать наезда: справа от него - троллейбус, слева - загруженная до предела встречная полоса.

Водитель самосвала уже начал тормозить, когда Владимир Васильевич бросился наперерез и, падая, успел схватить девочку за ручонку, резко отбросить ее назад, успел оглянуться и рухнул на горячий, покрытый масляными пятнами асфальт.

Падая, Владимир Васильевич заметил, что девочка лежит на спине в безопасной зоне, что троллейбус успел остановиться, что девочкин папа подбегает к ней...

Потом колесо самосвала плотно прижало его грудную клетку к асфальту, переехало через него, разломав кости, и он даже успел удивиться тому, что это не больно, а из под залепленного засохшей грязью переднего моста самосвала удалось увидеть развилку, по которой медленно сворачивал идущий с Рышкановки троллейбус десятого маршрута.

* * *

Декабрь 2001 - январь 2002 г.

МЕМУАРЫ

Светлой памяти

Александра Валентиновича Белоусова

А фост одатэ...

Из мемуарного цикла "Портреты"

Единственный подлинный рай - потерянный.

Х.Л. Борхес

Вы, господа, наверняка, каким-либо образом представляете себе гибель цивилизаций. Возможно, в виде потопов, землетрясений, громов и молний, разверзшейся земли. При этом вам слышатся стоны и крики гибнущих людей, а как итог катаклизма - пустыня, вымершая земля, и только спустя тысячелетия, быть может, снова начинается организованная жизнь ...

Но вовсе не обязательно это бывает именно так: мы с вами, между прочим, непосредственные участники безвозвратной гибели неповторимой и высокоразвитой цивилизации. Ее исчезновение прошло относительно тихо, и главное - никаких выжженных пустынь и лунных ландшафтов. Внешне все осталось почти таким же, как и раньше, даже люди, в основном, остались живы ...

Ан цивилизации-то уж и нет! Жизнь - есть, а прежней-то цивилизации - нету-ти...

И то, что считалось прежде сорняком, почитается как достойный цветок и плод. А и как же не признать лебеду царицей флоры в безводной пустыне?

Гибель цивилизации не обязательно есть смерть - это просто другая форма жизни. В результате усилий, люди способны от одной цивилизации перейти к другой, которую они посчитают более совершенной и назовут это прогрессом. Могут, однако, уничтожив одну цивилизацию, не создать взамен ничего, позволяя ветрам и дождям разрушать храмы, а сорнякам покрывать красивым зеленым ковром некогда оживленные улицы, площади и дворы. При желании, и это можно назвать прогрессом, провозглашая злом любую антропогенную сущность. Можно, однако, поступить и третьим способом, - уничтожив сердцевинную суть одной цивилизации, на ее материальном остове, в тех же стенах, начать новую жизнь: развесить образы новых кумиров и начертать новые заповеди, а несогласных, либо неверных - изгнать, поработить, казнить.

Так Святая София в Константинополе была превращена в мечеть, а древние фрески с ликами православных Святых и Апостолов были вырублены кривыми ятаганами. И уже другой голос, на другом языке призвал новых людей на новую молитву... И - заметьте - тоже во имя любви, добра и счастья...

И как узнать нам, что есть благо, что есть прогресс? И надо ли нам знать об этом?..

* * *

Я приглашаю вас совершить несколько путешествий в утраченный мир, перебирая, как, археолог, всякие осколки и остатки, сохранившиеся в культурном слое моей памяти.

Сегодня я поведу вас в "наш институт".

Если бы можно было бы каким-то образом измерить интеллектуальный потенциал разных организаций и учреждений Кишинева периода, скажем, семидесятых годов, а потом на макете города каждую организацию изобразить в виде параллелепипеда, высота которого будет пропорциональна коэффициенту интеллектуальности, то, несомненно, наш институт возвышался бы над всем городом, как огромный небоскреб. Все остальное выглядело бы как холмистая равнина с отдельными небольшими избушками и столбиками. Не хочу чересчур обидеть другие институты и университет - они, конечно, тоже были бы достаточно заметны, просто наш институт еще и на вершине холма!

"Наш" корпус - это Академическая, 5. Здесь находился Институт прикладной физики АН МССР, Институт математики с Вычислительным центром, Отдел энергетической кибернетики.

Я не пишу историю научных исследований в Молдавии или историю нашего института. Скорее всего, я просто хочу поделиться своими эмоциональными воспоминаниями о том, чего уж нет, и более не будет никогда.