Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки

• Название: Свободный полет одинокой блондинки
• Автор: Эдуард Тополь
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-009602-X

"Свободный полет одинокой блондинки" — это легкомысленный авантюрно-амурный роман. В основу приключений его главной героини легли подлинные истории из жизни русских девушек в нынешней России и на Западе и подлинные аферы асов криминального бизнеса.

---

Алена повиновалась, полицейские вывели ее наружу, прошли с ней по тюремному коридору вдоль камер, где сидели марбельские зечки — турчанки, цыганки, польки и румынки, — и вышли на тюремный двор. Здесь они посадили Алену на заднее сиденье полицейской машины, уселись по обе стороны от нее и по-испански сказали что-то водителю. Тот включил сирену, и машина выкатила за ворота тюрьмы.

Не прекращая завывать так, словно в машине сидит по меньшей мере вся «Коза ностра», полицейский автомобиль на бешеной скорости полетел по прекрасному Коста-дель-Соль — Солнечному побережью Испании — вдоль живописной набережной Пуэрто-Банус с ее роскошной курортной публикой; вдоль Золотой мили, по обе стороны которой высились виллы арабских шейхов и белоснежные жилые комплексы загнивающей европейской буржуазии — с зелеными парками, полями для гольфа, плавательными бассейнами и спусками к морскому променаду; вдоль строящихся новых вилл и коттеджей; вдоль Авенидо де Рикардо, главной улицы Марбельи, украшенной дорогими магазинами и ресторанами; и еще дальше — по дороге Марбелья — Малага — Кадис, которая то спускалась к морю, к пляжам и курортным отелям, а то взлетала в зеленые предгорья, покрытые сосновыми и апельсиновыми рощами с жилыми оазисами вокруг искусственных озер и полей для гольфа.

Ослепительный мир Коста-дель-Соль, Средиземного моря и скользящих по нему яхт, скутеров, моторных лодок с водными лыжниками; мир планеристов, парящих в небе, и курортников — загорающих, плавающих, играющих на пляжах в волейбол и «фриско», — вся эта планета радости, солнца, богатства, красоты, неги и наслаждений летела за окнами полицейской машины и отлетала от Алены в ирреальность, в сон, в видение…

Надсадно воя сиреной, машина примчалась в Малагу, в аэропорт и — минуя таможенный и паспортный контроль — выкатила прямо на летное поле, к «Ту-154» с надписью «АЭРОФЛОТ».

Здесь полицейские вышли с Аленой из машины, поднялись по трапу в салон и предъявили экипажу бумаги, заверенные печатями. Потом в сопровождении командира корабля провели Алену через набитый пассажирами салон — мимо изумленных, любопытных, недоумевающих и даже испуганных людей — в самый его конец, к последнему ряду, и показали ей тут на свободное кресло.

Алена села.

Полицейский снял наручник со своей правой руки, тут же замкнул его на подлокотнике Алениного кресла и протянул ключ командиру самолета, сказал ему по-английски:

— Отстегнете ее только после взлета.

Командир спросил с плохо скрытой насмешкой в голосе:

— Она что, опасная преступница?

— Нет, — ответил полицейский. — Ее уголовное дело закрыто за отсутствием улик. Но принято решение о ее депортации. Счастливого полета! — И, отдав честь, полицейские покинули самолет.

Командир наклонился к Алене, отомкнул наручники.

— Вот ты и дома, красавица.

Через несколько минут самолет взлетел и, накренясь на одно крыло для разворота на восток, в последний раз показал Алене рай Коста-дель-Соль.

28

Поезд шел по заснеженной равнине.

Алена сидела в плацкартном вагоне, набитом людьми, и остановившимся взглядом смотрела в окно, но не видела за ним ничего. А потом точно так же, с мертвыми глазами, катила по сельской дороге в тряском промороженном автобусе — со старухами, торговками квашеной капустой, с пьяным мужиком, то и дело сонно падающим ей на плечо, с переселенцами…

Пройдя через редкий лес, автобус остановился у развилки дорог и столбика с кривой дощечкой, обтесанной с одного конца. На дощечке была запорошенная снегом надпись:

ДОЛГИЕ КРИКИ. 5 км

Алена с чемоданом вышла, и автобус ушел.

Она посмотрела на узкую дорогу, идущую на Долгие Крики. Дорога была занесена глубоким снегом, как целина, по которой не ходили и не ездили ни вчера, ни позавчера.

Вздохнув, она потащилась по этому цельнику и час спустя вышла, взопрев, к реке, к вмерзшему в лед речному парому. Перевела дыхание, оглядела свои Долгие Крики с их двумя десятками домов над рекой и по улице, занесенной сугробами снега, добралась до своего дома, толкнула калитку, пересекла двор и открыла дверь.

И тут же, в тот же миг дом огласился истошным визгом:

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Это посреди горницы, теряя школьные тетради, подпрыгивала как ужаленная сильно повзрослевшая Настя:

— Мама, Алена приехала!

Алена вошла в дом, поставила чемодан на лавку у печи и сказала Насте:

— Да уймись ты, психическая!

Настя, визжа от радости, бросилась на Алену, стала тискать ее, обнимать и тормошить.

— Ну, погоди! Дай хоть раздеться…

Раздеваясь, Алена отодвинула занавеску печной завалинки, чтобы положить туда куртку, и увидела там сначала чьито толстые женские ноги, а потом и хозяйку этих ног — девку лет пятнадцати, сонно поднимающуюся на шум в горнице.

Изумленно хлопая глазами, Алена повернулась к Насте:

— Кто это?

Тут из-за занавески, разделяющей теперь горницу почти пополам, вышла мать.

— А это твоя новая сестричка. Здравствуй, Аленка, — сказала она масленым голосом. — Понимаешь, у меня теперь новый муж, это его дочка спит на твоем месте. Но ты не боись, мы поместимся. Ты надолго? Ой, а что это у тебя с глазами?

— Ничего. А что?

Но мать, пристально посмотрев Алене в глаза, тут же сменила тон, сказала негромко:

— Ты это… Извини меня… Не бойся, это твой дом. — И Насте: — Настя, тащи Артемку. Знаешь, Аленка, он у нас уже ножками бегает!

29

Поздно ночью в горнице, на полу, на матраце, куда в первую ночь положили Алену, Настя в темноте шепотом излагала Алене последние новости:

— Во-первых, у меня грудь растет — ты не представляешь! Вот потрогай. Чувствуешь? А между прочим, тракторист-то твой, Леха, знаешь на ком женился? Ни в жисть не угадаешь! На Галке! Ты хоть Галку-то помнишь с кирпичного дома? Ну вот! Ты подольше уезжай, тут и почтальона твоего сведут. А чё? У нас парни знаешь какой дефицит! Я в газете читала: по статистике…

Мать вошла неслышно, босиком, в одной ночной рубашке. Протиснулась и легла между дочками, приказала Насте:

— Все, брысь в свою кровать.

— Ну, мам… — заканючила Настя. — Я еще не все ей сказала…

— Пошла, пошла! Завтра скажешь. — А когда Настя уползла-ушла, мать повернулась к Алене, обняла ее, прижала к себе: — Ничего не говори. Поплачь сначала…

И Алена, порывисто уткнувшись в материнское плечо, действительно вдруг расплакалась — бурно, сразу, словно в ней прорвалось все, что накопилось за месяцы тверской и испанской жизни.

Мать гладила ее по плечам.

— Ничего, ничего… Выбрось этих принцев из головы… Надо жить как все…

30

Утром новый отчим — маленький и пожилой, но энергичный Кузьма Аверьянович — живо завел свой старенький «Запорожец» и запихал в него мать с Артемкой и свою дочь толстушку Веронику, дожевывавшую завтрак и складывавшую книжки в ранец.

— Настя! — суетился он. — Быстрей! Что ты в самом деле? У меня вот-вот педсовет начнется, а вы тут чухаетесь! Все, поехали! Настя!

Но Настя пролетела мимо машины прямо к калитке и крикнула на бегу:

— Я в школу не еду, я в пикет!

— Стой! Какой еще пикет? — изумленно спросила мать из машины.

Но Насти уже и след простыл.

— Ну, дурдом!.. — сказала мать.

Кузьма Аверьянович дал газ и выкатился со двора.

Алена осталась в доме одна.

Прошлась по горнице и второй комнате, замечая, что тут появились кресло-кровать, старенький письменный стол со стопками ученических тетрадей, книжные полки с книгами.

Постояла у детской люльки.

Взяла с полки одну книжку, вторую… «Педагогика»… «Трудовое воспитание»… «Корифеи философской мысли»… Открыла верхнюю тетрадь в стопке школьных тетрадок. «Как я провела лето. Сочинение»… Выглянула в окно на заснеженную деревню и низкое серое небо, отягощенное грядущим снегопадом… Открыла свой чемодан, достала яркую испанскую открытку с видом Марбельи и заглянула на свою печную завалинку, чтобы повесить там эту красоту. Но оказалось, что там на стене все ее принцы стерты, а вместо них налеплены фотографии модных артистов и певцов в самых нелепых сочетаниях — Леонтьев рядом с Мадонной, Бандерас с Ириной Салтыковой и Суханов с Клаудией Шиффер.

Алена решительно сорвала эти фотографии и вместо них приклеила свою открытку. Затем достала из чемодана плейер, включила его, надела наушники — и новомодная французская группа «113» разом вознесла ее из Долгих Криков ввысь, за низкую облачность. Но Алена, спохватившись, тут же стянула с головы наушники, отбросила их вместе с плейером в чемодан. «Надо жить как все!» — приказала она себе.

Тем временем почтальон Виктор верхом на коне переехал замерзшую речку, поднялся по берегу в Долгие Крики, миновал первый дом, второй и привычно остановился у калитки дома Алены. Спешился, набросил поводья на кол плетня, снял с коня почтарскую сумку, извлек из нее пачку писем и пошел с ними к дому, но вдруг замер.