Уильям Гэсс - Картезианская соната

• Название: Картезианская соната
• Автор: Уильям Гэсс
• Издательство: АСТ
• Жанр: Современная проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-015029-6

Вы полагаете, что «святая троица» современного постмодернизма — Павич, Фаулз и Кундера — стала такой, какой стала, САМА ПО СЕБЕ? Вовсе нет!

Раньше — и гораздо раньше — существовала другая «святая троица», СДЕЛАВШАЯ современный постмодернизм таким, каков он есть теперь. Двух авторов — Барта и Пинчона — российский читатель уже знает. Перед вами — третий. Уильям Гэсс. Абсолютный классик стиля. Абсолютный мастер Слова. Единственный писатель, способный создать нечто, подобное «Картезианской сонате» — концептуально связанным сюрреалистическим новеллам-притчам, изящно и тонко иллюстрирующим постулаты декартовской философии…

---

Попробовать уладить дело? Уолтер открыл один глаз — пока все было на месте: его вещи, его дом, его история. У него появились новые друзья, можно ли так просто оставить дядюшку Чарли и тетку Софию, или Мэй с Эдной, Нону или… да хоть ту же кузину Клеллу и мисс Лич? Он мог поклясться, что кружевной набор все еще в буфете. И полотенце Берты на месте. Заключить сделку. Допустим, он предложит, что останется здесь надолго, за сниженную плату, и Бетти наверняка будет довольна, ведь тогда комната не будет пустовать, и всегда будет под рукой кто-то, на кого можно рассчитывать, спокойный и надежный, а заодно ему можно будет поручать разные дела — скажем, принести дрова из сарая, оттащить багаж к машине, подкупить кое-что в городе; и будет за кого молиться по утрам, и этот кто-то будет ждать этой молитвы и благочестиво складывать руки, если ей приятно видеть их сложенными, и будет веровать, и лелеять то, что ей дорого, и история ее семьи станет отчасти его историей, он будет справляться о здоровье ее мужа, и слушать ее рассказы, и наслаждаться ее блюдами (ей это будет приятно) и сервировкой стола… А стол будет нежиться в утреннем свете каждое утро, и полированное дерево будет сиять сквозь кружева, как река зимою — сквозь лед… Господи, до чего больно… и страшно… Он может предложить ей вести всю бухгалтерию — страшно… Может посоветовать, как повысить доходы, — еще страшнее… Одним глазом увидел он кружочек разрезанного киви, словно зеленую монетку, добытую из древнего клада…

Иначе нельзя. Иначе просто нельзя. Уолтер вскочил. Он пытался выглядеть энергичным и отважным. Он будет… он станет… ну, в общем, достойным. Он натянет на себя оптимистическое мировоззрение, как летнюю одежду. Он заставит душу свою трудиться, хоть она и заплыла жирком без практики. Он сам назначит себе меру и станет тянуться к ней. Так когда-то он мальчишкой тянулся, стоя у дверного косяка, чтобы оказаться выше той отметки, до которой в прошлый раз доставала его голова. Это — его последний шанс стать Уолтером Риффатером. Ванна распарит и смягчит его самые жесткие помыслы. А сытные и полезные завтраки Бетти согреют и упрочат ту холодную и тонкую струну, что дрожит в его душе. Только представить себе жизнь, проведенную рядом с… нет, не рядом, а за этим письменным столиком, всех сокровищ которого он даже еще не перебрал… Он должен сделать так, чтобы это свершилось. Он будет таким мягким — хоть на хлеб намазывай. И свадебные гости — милые люди — выстроятся в очередь, чтобы пожать ему руку: Мод и Вирджил, и Глэдис, и особенно Мертис Стертевант. И каждый вручит ему подарок. Серебряный нож для масла? Спасибо большое! Будильник? О, я о нем давно мечтаю! Картина в рамке из фруктов, о, как оригинально, вилка для пикулей, как мило вы придумали… Он почувствует себя женихом. Долой клетчатые рубахи, грубые пояса и тесные штаны. Деньги и ложечки…

Уолтер вернул адрес в исходное положение — палаточкой. Рядом с адресом располагался свадебный вертепчик с крошечными кукольными фигурками жениха и невесты, разумеется, стоящих рука об руку, на краю лужайки бессмертников, посреди которой под маленьким стеклянным куполом томились в плену птичка из ваты и две — с ума сойти! — веточки, перевязанные розово-голубой ленточкой. Да это же фигурки со свадебного пирога! Как умно. А ленточка двух цветов — это детки. Под стекло подсунута картонка размером с игральную карту. Я вижу ее. Я тут сижу, за своим письменным столом и вижу ее, и беру в руки. «Да благословит вас Бог за то, что вы не курите здесь». Ансамбль замыкает желтая свеча. И уж точно она не имела и не имеет никакого отношения к огню.

Да и кому придет в голову зажечь эти фитили и нарушить их белизну? Кто рискнет закапать воском стекло, салфеточку и полировку под ними? Свечные огарки такие некрасивые, оплывшие, бесформенные. А здесь свечи стоят в девственной чистоте и неприкосновенности, чтобы можно было вспомнить о живом огне, о его бликах и мерцании, ощутить его романтику.

Уолтер затаил дыхание: не заглянуть ли теперь в нижние отверстия? Или отложить это на следующий вечер? Только будет ли этот следующий вечер и за ним еще другие? Впрочем, ничего особенного там не нашлось: запасная свеча, маленькая Библия (ах, вот она где), еще меньшая книжица о языке цветов, поздравительная открытка, прозрачный стеклянный сосуд, заполненный этим, ну, как его… сушеным, а за ним — репродукция религиозной картины в изящной — по-настоящему изящной — деревянной рамке (это он решил исследовать позже), а потом что-то вроде серебряной корзинки с подушечкой, утыканной булавками, и наконец, аптечный пузырек зеленого стекла, совершенно пустой, если не считать воздуха. Уолтер повертел пузырек перед глазами. Чем он, собственно, любовался? Формой, цветом, стеклянной нарезной крышечкой? И почему?

Кое-что еще оставалось. Предстояло еще проинспектировать крышку стола, ящики под ней и шкафчик, служивший тумбочкой возле кровати. Но он отчаянно устал. Надолго ли хватит той малой суммы денег, что припрятана в машине? Он сбросил рубашку, снял брюки. В новой жизни, на которую он так надеялся, он не будет швырять брюки как попало. Уолтер уныло завалился прямо на покрывало и стал обдумывать, насколько реально вернуться в расположение кукурузников Кармелов и свистнуть деньгу, которую эти остолопы рассовывают куда попало, как грязные носки. Нет, конечно, он не сможет. Слишком устал. Да и сколько там у них денег? Капля в море! На всю жизнь не напасешься. Чего ему хотелось, что ему было нужно — это чудо, какое-нибудь знамение. Чего ему никак не хотелось и что было совершенно не нужно — это заделаться вором. Господь Бетти никак не одобрит этой дурацкой идеи, порожденной отчаянием и страстным желанием.

Уолтер подлез под одеяло, и простыни одарили его нежным прохладным прикосновением. Вспомнив старую детскую привычку, он пожеван уголок душистой подушечки и погрузился в сон.

8

Уолтер услышал в столовой незнакомые голоса. Бетти обслуживала каких-то других постояльцев. Он вернулся к себе, бесшумно ступая по прочным ступенькам, и присел на застеленную гладенько постель. Встревоженный, расстроенный, разочарованный, он уставился на стул с решетчатой спинкой возле стола и на его плетеное сиденье. У него не было никакого отчетливого плана. Во всяком случае, будет разумно заплатить за две ночи. Негоже наращивать неоплаченный счет и волновать Бетти. Но кроме того…

Уолтер желал пансиону Бетти всяческого процветания, но не желал, чтобы она принимала других постояльцев. Он сознавал, что одно с другим сочетается слабо, но смеяться над противоречием его не тянуло. Так же как и над кремовой промокательной бумагой, которой была накрыта, так сказать, рабочая область письменного стола. Он услышал, что Эмери тащится по лестнице вниз, и бросился вызволять его от ига багажа. Предложение, возражение, захват и капитуляция быстро последовали друг за другим, и вот уже Уолтер мчится по оставшимся ступенькам на крыльцо, потом во двор, к багажнику машины с номером какого-то другого штата. Он вполне может сойти за мастера на все руки, а? Кто это был такой, что рад был услужить всем и каждому, в каком-то фильме? Он опустил сумки между двумя чужими машинами и скрылся в саду, который до сих пор удостаивал лишь беглого взгляда. Воздух был такой, как ему и полагалось: утренний воздух ранней осени. Свет был скуден. В саду было несколько розовых кустов в увядающем цвету, неизменные анютины глазки, хризантемы… Ах, а это что — просто сорняки или самая настоящая неопалимая купина в качестве живой изгороди? И уйма растений, которые, казалось, застыли в напряженном ожидании, как и он сам.

Просидев несколько минут на садовой скамье, Уолтер почувствовал сквозь брюки холод и сырость. Он хотел переждать, пока там выпьют под занавес по чашке кофе, отработают обязательную процедуру обмена любезностями и неловкий момент уплаты по счету, смягченный добавочной парой любезных реплик, и наконец все отправятся восвояси, словно родственники, отсидевшие семейный визит. Он понимал, что на это уйдет немало времени, а между тем его седалищу становилось все холоднее и даже все мокрее. Он попытался отвлечься, разглядывая растения, но те уж слишком явно готовились к переходу в мир иной.

В конце концов Уолтер бочком-бочком обошел компанию у входа, прикидываясь, что никого не видит, но при этом был разочарован тем, что ни двое мужчин, жонглировавших любезными прощаниями и прощальными любезностями, как мячиками, ни даже Бетти, которая сжала руки и следила за каждой складочкой одежды, его тоже не заметили. Мистер Эмброуз сидел на ступеньке над площадкой лестницы.

— Ах, мистер Эмброуз… неважное самочувствие? — спросил Уолтер, понизив голос. В этот момент хлопнула наружная дверь, и он с радостью услышал легкий щелчок опущенного крючка.

— Носоглотка, — прохрипел Эмери, — задыхаюсь.