Виктор Крамаренко - Встречи с ангелом (сборник рассказов)

• Название: Встречи с ангелом (сборник рассказов)
• Автор: Виктор Крамаренко
• Жанр: Прочая детская литература

---

Детворы в квартире, особенно в выходной, по всей вероятности, было больше, чем взрослых. Тряпичный мяч. скакалки, самодельный самокат обычное дело. С утра до ночи ватага казаков и разбойников, шпионов и диверсантов, партизан и красноармейцев носилась из конца в конец, вваливалась на кухню, цепляя и разбивая граненые стаканы, проникала на запредельную территорию и с криком взбегала по ступенькам, клацая прикладами и сверкая резиновыми ножичками. Получив в темных закоулках дежурные подзатыльники и ничуть не смутившись пролитых слез, команда летела в другой конец, и теперь там сметала выставленную на половиках обувь и сносила трофейные велосипеды.

Такой вот ватаге и принадлежал Колька Шмыг. Бывало, заигрываясь, он попадал к незнакомым людям, в неизвестное жилище, но никогда не пугался, потону что знал - соседи всегда приведут его к маме или поставят у знакомой двери, погладят по головке, а то ещё и чем-нибудь угостят.

Но в тот день случилось невероятное. Мама, как всегда, рано утром его накормила и убежала к своему Наркомпросу. Кто он такой, этот Наркомпрос? Почему забирает маму на целый день и не отпускает даже на праздники. А сегодня, вероятно, был праздник. Уж очень много ног направлялось к Красной площади. Он даже приснился ему однажды - длинный, тощий, с маленькими усиками и стеклышком в одном глазе, ну точь-в-точь как у Гитлера.

Когда последний кусочек морковной котлеты и соленый огурец растаяли во рту, мамы уже не было. Колька вытер рукой губы, слез с кровати и побежал на кухню попить водички.

В коридоре стояла непривычная тишина. Хотя люди и перемещались, но присущей суеты и детского гама не обнаруживалось. Взрослые бесшумно прикрывали двери и торопливо направлялись к выходу. Проходили молча, не здороваясь, не разговаривая друг с другом, сурово поглядывали на прижавшегося к стене Кольку и грозили пальцем.

Дождавшись удобного момента, когда с обеих сторон было пусто, Колька стрелой шмыгнул к умывальнику, пустил воду и только тогда понял, что в квартире произошло что-то сверхъестественное. На кухне, где всегда стучало, журчало и булькало, где под тяжелыми парусами ругались и плакали, смеялись и пели, сейчас властвовала гробовая тишина. И в этой тишине кран так яростно загудел, что Колька невольно вздрогнул и присел под умывальник.

Столы и конфорки отдыхали от ножей и кастрюль, бельевые веревки одиноко висели и светились в потоке бледного света, над высоким запотевшим окном зияла черная дыра. Мальчик впервые видел кухонный потолок и дивился разноцветным узорам, проявляющимся то тут, то там жировыми пятнами, полосками сажи, туманом копоти и крапинками отлетевшей штукатурки. Он удивлялся также необычности своего положения.

Колька осторожно вылез из укрытия, закрыл воду и уже намеревался было пройтись между столами и взобраться на подоконник, вдруг остановился, прислушался. Из-за дверей черного хода доносилась странная возня, будто мыши копошились в мусорных баках, но только громче и настырнее. Кто-то царапал доски, выковыривал краску из замка и просовывал ключ.

Калька опустил голову пониже и затаился. В руке дрожал пустой стакан, а в груди сердце так же царапало ребра, как тот ключ, что царапал замочную скважину.

Наконец дверь отворилась, и в кухню вошел военный. За ним - ещё один, и еще. Шелестя шинелями, они прошли мимо Кольки, бесшумно ступая по скрипучим половицам, лишь ветром задевая стакан. Военные крадучись вышли из кухни и повернули в сторону Спиридона.

Тут бы Кольке встрепенуться, вылезти из-за умывальника и бежать со всех ног в свою комнату, но он сидел неподвижно, не в состоянии даже шевельнуть онемевшей рукой. Страх не позволял поднять глаза и осмотреться.

Может быть, так бы и просидел он до появления людей, но случилось то, чего никак не мог ожидать, что перевернуло его беззаботную жизнь наизнанку и что, в конце концов, возвысило над людьми.

В полумраке кухни появились трое военных. Они вели громадного Спиридона к черному ходу. Двое держали за руки, третий приставил к его спине пистолет. Он был таким большим, что, казалось, пронизывал спину Спиридона насквозь. Колька, не мигая, глядел на пистолет и дрожал.

Следом за ними проследовали ещё двое. Они тащили полураздетую пьяную женщину и улыбались.

Вдруг Колька, даже не он, а сердце его закричало:

- Мамка! Мамка!

От неожиданности все остановились и уставились на кричащего мальчика. В секундном замешательстве Спиридон рванул сцепленные руки, первым попавшимся чайником так огрел конвоира сзади, что тот упал прямо на женщину и свалил её с ног. Остальные бросились на Спиридона, вцепились, как охотничьи собаки в тушу разбуженного медведя, отлетали и снова вгрызались, нанося и получая тяжелые удары. Трещали раздавленные стопы, летели с полок кастрюли, разбивались вдребезги банки с солью, мылом и отравой для тараканов. А мальчик все кричал. Не переводя дыхания, не слыша своего голоса и не видя безумными глазами это чудовищное месиво.

Внезапно из вертящейся, ползающей кучи выпал пистолет и отлетел прямо к Кольке под раковину, несколько раз перевернувшись. И тут Колька, не контролируя себя, словно выполняя чью-то чужую волю, схватил пистолет, направил его на людей и выстрелил. Куча мгновенно разлетелась в стороны, и только Спиридон остался лежать тихим и угомонившимся. Колька уже не помнил, как выводили их во двор, и как тихо плакала в машине отрезвевшая мать. Его память надолго уснула после рокового выстрела.

Спустя годы, майора Шмыгова вызвали в Москву. Ему захотелось навестить свой старый дом. Когда ещё придется побывать в родном городе? Как завтра сложится жизнь, никому не известно. Может, будет гореть в танке, а может, и получит внеочередное звание. Он - человек подневольный. Приказы не обсуждаются - так гласит солдатская истина. А кто прав: в Белом доне или в Кремле? - какая разница! Водка - лучшее лекарство, чтоб не задумываться и не теребить душу разными мелочами. Она и без того болит. После задания пьянка и бабы - святое дело. А устоят ли стены, выкурит ли непутевых депутатов, сумеет ли потом вывести экипаж из транса - это уже второе. Никогда он не пасовал, не задумывался, что будет потом. Настоящий солдат, с холодным сердцем и уверенной рукой. Не жалел себя, исполнял приказы и продвигался по службе. Какая присяга? Кому? Этим гундосым министрам? Этим зажравшимся пердунам? Только приказ мог его поднять среди ночи и остановить. Только безупречно выполненная задача делала его мечту реальностью. И чем жестче она выполнялась, тем яснее становилось будущее. Единственный раз он выстрелил без приказа, тогда, без малого пятьдесят лет назад, и тот выстрел преследует его всю жизнь.

Водитель остановился на Пушкинской. Майор прошел по бульвару до угла. завернул у мебельного магазина, миновал монастырские стены и уткнулся в свой дом.

Сотни раз он повторял этот путь с закрытыми глазами. И когда грелся на весеннем солнышке в спецшколе, и когда молча страдал, внешне оставаясь безразличным, на вылизанных шестерками нарах, и прикорнувшим между стрельбами, и раненым в Кандагаре... Детская память запечатлела именно этот маршрут, и он впервые его повторил наяву.

Майор сосредоточенно прошелся вдоль дома, не спеша прочитывая таблички издательств и контор, затем вдруг присел, снял фуражку и заглянул в окно. Нет, это не оно. Заглянул в другое, третье - результат был тот же: в окнах, как в зеркалах, видел только свое отражение. Прохожие натыкались на согнувшуюся долговязую фигуру майора, спотыкались и, недовольно бормоча, обходили.

Затем он вошел во двор, надеясь отыскать черный ход, но с этой стороны дом был обставлен лесами и обтянут зеленой сеткой. Внутри что-то сыпалось, летело и билось о металлические трубы. Ни малейшего проема, ни мизерной дырочки, в которую можно было пролезть, - сплошная зеленая рябь.

Майор тяжело вздохнул, протер ладонями глаза, достал из внутреннего кармана фляжку и тремя большими глотками опустошил её, плюнув напоследок на раскаленный асфальт.

Всю оставшуюся дорогу до Кантемировской дивизии Колька Шмыг не проронил ни слова, а, пройдя КПП, сказал:

- Зачем я гуда приходил? Что хотел увидеть? Дрожащего от страха пацана или бугая-Спиридона, лежащего на замызганном попу? Дом перестраивается, он меня не принял. Значит, он мне чужой. И город - чужой. И люди в нем чужие.

А кому это сказал майор Николай Спиридонович Шмыгов, неизвестно.

ПРОЗРЕНИЕ

Вы торопитесь, расталкиваете прохожих, лавируете между препятствиями или отходите в сторону, пропуская толпу, чтоб добраться к цели невредимым. Вам доступны все знания человечества или Вы удовлетворены лишь умением добывать еду и питье. Вы - бандюга несусветный или Ваша добрая душа не позволяет причинить боль даже мухе. Все равно, жизнь в определенный момент Вам покажется ненужной и тяжелой обузой, обманщицей и перебежчицей. И Вам уже не до цели, не до убийств и добрых деяний.