Майкл Крайтон - Случай необходимости

• Название: Случай необходимости
• Автор: Майкл Крайтон
• Жанр: Научная Фантастика

(Изданно ранее под псевдонимом Джеффри Хадсон)

---

— Ничего такого. Время от времени она начинала что-то бормотать. О каком-то старике, кажется. О ее старике или еще о ком. Но ничего нельзя было разобрать, и никто вобщем-то на это не обращал внимания.

— А больше она ничего не говорила?

Уайтинг отрицательно покачал головой.

— Только когда на ней начали разрезать одежду. Она пыталась натянуть ее обратно на себя. Один раз она сказала: «Вы права не имеете». И потом она еще спросила: «Где я?» Но это был бред. Она практически была уже во вневменяемом состоянии.

— И как вы поступили с кровотечением?

— Я попытался локализовать его. Это было очень трудно, необходимо было действовать быстро. И мы никак не могли добиться того, чтобы свет падал под нужным углом. В конце концов я решил вставить тампон из марлевых салфеток и направить все усилия на то, чтобы восполнить объем потерянной крови.

— А где в это время находилась миссиз Рэндалл?

— Она ждала у двери. С ней было все в порядке, пока ей не сообщили, что случилось. Тут уж такое началось!..

— А карта Карен? Она когда-нибудь прежде бывала в этой больнице?

— Я не видел ее карты, — сказал он, — пока… до недавнего времени. Их должны были принести из архива. Но прежде она бывала там. Мазки каждый год, начиная с пятнадцати лет. Обычные анализы крови дважды в год. Как вы можете догадываться, за состоянием ее здоровья следили очень хорошо.

— А были ли там еще какие-нибудь отклонения? Кроме аллергии, разумеется.

Он грустно усмехнулся в ответ.

— А разве уже одного этого не достаточно?

В какое-то мимолетное мгновение я ощутил вспышку яростного раздражения по отношению к нему. Он просто-таки упивался жалостью к самому себе, и это помимо того, что он был сильно напуган. Но я хотел все-таки посоветовать ему смириться с мыслью, что у него на глазах будут умирать люди, много людей. И будет лучше, если он привыкнет к мысли о том, что и он сам может допустить ошибку, потому что от ошибок не застрахован никто. Одни ошибки легко заметить сразу, иные нет, но это уже частности, сама суть от этого не меняется. Еще я хотел сказать ему, что в том случае, если бы он заранее спросил у миссиз Рэндалл о повышенной чувствительности Карен к лекарствам, и та ответила бы ему, что никаких проблем не будет, то к нему, Уайтингу не было бы никаких претензий. Спасти девушку, конечно, все равно не удалось бы, но вот только в ее смерти никто не стал бы обвинять Уайтинга. Его ошибка состояла не в том, что он косвенно способствовал смерти Карен Рэндалл; она была в том, что прежде он не спросил разрешения.

Я собирался высказать ему все это, но не стал.

— А не было ли в ее карте упоминания о каких-либо психических отклонениях? — задал я свой новый вопрос.

— Нет.

— Совсем ничего необычного?

— Нет, вроде. — Он помрачнел. — Постойте-ка. Там было кое-что, показавшееся мне странным. Примерно с полгода назад был сделан полный комплект снимков черепа.

— Вы смотрели снимки?

— Нет. Я только прочитал заключение рентгенолога.

— И что же?

— Все в норме. Без патологии.

— А для чего делались снимки?

— Там не было указано.

— Может быть с ней произошел какой-нибудь несчастный случай? Например, падение или автомобильная авария?

— Мне ни о чем таком не известно.

— Кем было выписано направление на рентген?

— Кажется, доктором Рэндаллом. Да, точно, Питером Рэндаллом. Она лечилась у него.

— А вы, значит, не знаете, для чего понадобилось делать рентген?

— Нет.

— Но ведь должна же быть какая-то причина.

— Да, — согласился Уайтинг, но, судя по всему, его самого это не слишком интересовало. Он уныло разглядывал свой кофе, а затем отпил небольшой глоток. Наконец он снова заговорил: — Я очень надеюсь, что того, кто сделал ей аборт арестуют и припрут к стенке. И каким бы суровым ни оказалось наказание, для него этого будет не достаточно, он заслуживает худшего.

Я встал. Парень пережил сильное потрясение, еще совсем немного, и он расплачется. Для него насущней других была мысль о том, что все труды, и помыслы о многообещающей карьере в медицине пали прахом из-за того, что его ошибка стоила жизни дочери известного врача. Обозлясь на весь белый свет, отчаявшись исправить что-либо и проникшись всей душой жалостью к самому себе, он теперь тоже занялся поисками козла отпущения, на которого можно было бы свалить всю вину за случившееся. Уайтинг нуждался в нем больше, чем кто бы то ни было.

— Вы собираетесь обосноваться в Бостоне? — спросил я напрощание.

— Собирался, — ответил он, криво усмехнувшись.

* * *

Покинув дом Уайтинга, я снова позвонил Льюису Карру. Теперь мне уже как никогда нужно было заполучить карту Карен Рэндалл. Я должен был выяснить, что это были за снимки.

— Лью, — сказал я, — я снова хочу просить тебя о помощи.

— Вот как? — Судя по тому, как он сказал это, подобная перспектива его вовсе не воодушевляла.

— Да. Мне нужна ее карта. Это очень важно.

— А мне казалось, что мы уже все обсудили при встрече.

— Да, но тут всплыли кое-какие новые потробности. Просто час от часу не легче. Зачем нужно было делать рентген…

— Сожалею, — перебил меня Карр. — Здесь я ничем не могу быть тебе полезен.

— Послушай, Лью, даже если ее карта у Рэндалла, не может же он вечно дер…

— Мне очень жаль, Джон. Но я буду занят здесь целый день и еще завтра. У меня просто не будет времени на это.

Он говорил вполне официально, производя впечатление человека, который с особой тщательностью подбирает каждое слово, мысленно проговаривает каждое предложение, прежде, чем произнести его вслух.

— Что случилось? Рэндалл добрался и до тебя и сумел-таки заткнуть тебе рот?

— Я уверен, — сказал Карр, — что данным случаем должны заниматься те, кто наиболее подготовлен к тому и знает толк в подобных вещах. Чего я никак не могу сказать ни о себе, ни о других врачах.

Я знал, о чем он говорит, и что он при этом имеет в виду. Арт Ли обычно смеялся над тем, к каким изощренным способам порой приходится прибегать врачам, когда, случается, зачастую путаясь в двусмысленных объяснениях, они бывают вынуждены идти на попятную. Арт называл это «маневром Пилата».

— Ну, ладно, — сказал я, — как вам угодно.

Я положил трубку.

Вообще-то мне следовало ожидать, что так оно и будет. Льюис Карр жил, словно играя в некую игру, и как и подобает послушному мальчику, он старательно выполнял все принятые правила. Он всегда был дисциплинированным игроком, и останется им навсегда.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Мой путь от дома Уайтинга до медицинского факультета пролегал мимо «Больницы Линкольна». Недалеко от центрального входа на стоянке такси, уныло опустив плечи, засунув руки в карманы и тупо уставившись на тротуар, стоял Фрэнк Конвей. Весь его вид был исполнен непередаваемой словами горечи и безрадостной усталости. Я остановился у обочины тротуара.

— Подвезти?

— Я собирался в детскую больницу, — сказал он. Он, казалось, был удивлен тому, что я остановился. Мы с Конвеем никогда не были друзьями. Он замечательный врач, но как человек, не слишком-то приятен в общении. Он был дважды женат, и обе жены подали на развод. Вторая жена ушла от него после всего полугода совместной жизни.

— Мне как раз по пути, — сказал я.

Вообще-то я ехал совсем не в ту сторону, но мне хотелось поговорить с ним. Он сел ко мне в машину, и я снова выехал на дорогу.

— Я зачем тебе в детскую больницу? — спросил я.

— Конференция. Раз в неделю там устраивают конгениальные конференции. А ты куда?

— А я просто в гости, — ответил я. — На обед к приятелю.

Он кивнул и откинулся на спинку сидения. Конвей был еще довольно молод, ему было только тридцать пять. Он приобрел большой опыт, проработав в свое время под руководством лучших хирургов страны. Теперь он сам был лучше любого из них, или по крайней мере, так было принято считать. Весьма затруднительно быть уверенным в чем-либо, когда речь заходит о таком человеке, как Конвей: он был как раз одним из тех врачей, которые так быстро снискали себе успех и популярность, что даже стали чем-то сродни политикам и звездам кино; у них появляются слепо преданные им поклонники и непримиримые критики; таких как они можно или любить или же ненавидеть. Конвей обладал довольно внушительной внешностью: коренастый, могучий мужчина с тронутыми сединой волосами и глубоким, пронзительным взглядом голубых глаз.

— Я хотел извиниться, — сказал Конвей. — За сегодняшнее. Я не хотел, но так получилось.

— Ничего, все в порядке.

— И у Герби еще надо прощения попросить. Я такого наговорил ему…

— Он все поймет.

— На душе прегадостно, — сказал Конвей. — Но когда видишь, как умирает пациент, как он гибнет вот здесь, у тебя на глазах… Ты не знаешь, что это такое.

— Не знаю, — признал я.

Еще некоторое время мы оба молчали, а затем я сказал: