Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 5

• Название: Падение царского режима. Том 5
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: История
• Год: 1926

Пятый том "Падения царского режима", изданный в 1926 году, содержит допросы: лейб-хирурга, академика, члена II Гос. Думы Г. Е. Рейна; последнего министра императорского двора, графа Фредерикса; товарища министра внутренних дел И. М. Золотарёва; товарища министра внутренних дел В. Ф. Джунковского; председателя совета министров и министра внутренних дел Б. В. Штюрмера; министра внутренних дел и шефа жандармов Н. А. Маклакова; вице-директора департамента полиции С. Е. Виссарионова; министра внутренних дел А. Д. Протопопова; товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого; главнокомандующего армиями юго-западного фронта, генерала Н. И. Иванова; товарища министра внутренних дел, гос. секретаря С. Е. Крыжановского; министра юстиции, министра внутренних дел А. А. Хвостова; а также показания: члена II, III и IV Гос. Дум М. В. Челнокова; министра иностранных дел Н. Н. Покровского; члена II и III Гос. Думы Ф. А. Головина.

---

Председатель. — Давайте называть вещи своими именами. Вы говорите, — вы не помните, говорили ли Золотареву об опасности, возникающей из безвозбранной деятельности секретного сотрудника Малиновского, могущей повлечь за собой возникновение в русской действительности таких деяний, которые, с точки зрения закона того времени, считались преступными?

Виссарионов. — Я не могу установить, что я об этом с ним говорил.

Председатель. — Какие же директивы политического свойства давались вами Малиновскому?

Виссарионов. — Я лично Малиновскому всегда говорил, чтобы он устранялся от какой бы то ни было работы, чтобы он ограничивался ролью осведомителя. Я помню ваше указание на предыдущем заседании, что не может же лидер и член центрального комитета ограничиваться ролью скромного наблюдателя. Я проникнулся этим указанием и действительно я потом установил в памяти, что мы получали бумаги с мест, были перлюстрационные указания или сообщения начальников розыскных отделений, которые указывали на то, что на этих собраниях действительно происходят группировки. Вот это было одно из обстоятельств, которые меня лично тревожили, и я говорил Степану Петровичу, что нам его не удержать от активной работы, что с ним надо расстаться. Говорил ему об этом полковник Еремин, который заведывал особым отделом и который был знаком с этими сведениями. Я помню одно возвращение после свидания, это было уже в министерство Маклакова, когда я опять говорил Степану Петровичу: «Знаете, я не верю Малиновскому. Он и вас проводит и партию обманывает, потому что ведь он никакого руководительства не признает». Он далеко не производил впечатления, что все целиком сообщает, что знает. Я не раз об этом говорил, но Степан Петрович и на этот раз ответил: «Нет, это серьезная агентура: я через него проверяю полковника Коттена. Да и министр очень интересуется фракцией». Когда Малиновский начал работать и стали поступать первые его сведения, они мне показались довольно интересными. Я думал, что по этим сведениям можно осуществить ту цель, ради которой вообще агентура существовала, т.-е. можно оказать известное давление на фракцию или на отдельных членов ее, для того, чтобы умалить ее значение и уменьшить ее воздействие на рабочие массы и этим предохранить существовавший строй. Но когда я стал читать его выступления в Думе, я пришел к заключению, что нельзя более продолжать работать с ним.

Председатель. — Значит, у вас мелькала мысль о том, что вы при помощи воздействия на него можете воздействовать на массы?

Виссарионов. — Т.-е. мы будем знать, какое положение на местах, и можно будет уменьшить стремление рабочих масс к тем выступлениям, к которым они склонны. Ведь правительство того времени страшилось массовых забастовок. Массовые забастовки были главным поводом, ради которого был организован розыск социал-демократических организаций. Мне тоже казалось, что если будет осведомленность о том, что в этих массах делается, то можно будет заблаговременно парализовать какие-либо выступления, которые могут тревожить спокойствие.

Председатель. — Т.-е. парализовать в смысле арестов?

Виссарионов. — Нет, не только в смысле арестов. Если среди рабочих масс является какое-нибудь справедливое домогательство, это домогательство можно парализовать, воздействуя, в свою очередь, через министерство торговли на предпринимателя.

Председатель. — Но если это — домогательство республики и учредительного собрания?

Виссарионов. — С этим происходила, конечно, борьба. В то время это считалось незаконным.

Председатель. — Но Малиновский проповедовал лозунги учредительного собрания и республики. Приходится признать, что для того, чтобы быть осведомленным, вы шли на активную работу Малиновского, т.-е. шли на распространение и усиление в стране лозунга низвержения самодержавия и требования учредительного собрания и республики.

Виссарионов. — У меня лично никогда этой мысли не было.

Председатель. — Вы инстинктивно смягчаете некоторые выражения. Я бы хотел, чтобы вы совершенно точно и определенно ввели нас в круг вашей психологии. Мне хотелось бы поставить вам вопросы несколько щекотливого свойства: Малиновский был против Думы. Между прочим он стоял на той точке зрения, что работа в Думе недостаточна, что должны быть открытые выступления, и движение должно итти помимо Думы. С этого рода мыслями вы не боролись, и этого рода части проектов его речей вами пропускались?

Виссарионов. — Я лично не пропускал никаких его речей.

Председатель. — Цензура речей его лежала на Белецком?

Виссарионов. — Я его речей не видал совсем. Помню какие-то работы он приносил. Может быть, это был материал для речей.

Председатель. — Не было ли у вас такой мысли, что вы защищаете существующий строй, допуская развиться движению против Думы и вне Думы?

Виссарионов. — У меня не возникало этой мысли. Я вам докладывал: когда я увидал опасность, я об этом сказал Степану Петровичу.

Председатель. — Пожалуйста, продолжайте изложение фактов.

Виссарионов. — В Костроме, кажется, в марте 1913 года я доложил о Малиновском товарищу министра Джунковскому, и у меня осталось впечатление, что генерал Джунковский знает о нем, потому что он ответил так: «Да, с этим господином надо расстаться».

Председатель. — В чем заключалось ваше руководство политической деятельностью этого члена Государственной Думы?

Виссарионов. — Ему давались указания, чтобы он приносил все материалы, узнавал бы планы фракции, выступления, которые имеются в виду.

Председатель. — Конечно, он был блестящим осведомителем, он осведомлял вас о том, что было, но не о том, что сам создавал; но несомненно, у вас не могло не быть мысли о влиянии через посредство этого человека на движение политической работы социал-демократических партий?

Виссарионов. — Конечно, общая мысль была так или иначе в целях отстаивания существовавшего строя уменьшить значение деятельности партии. Вот общая идея, которая руководила.

Председатель. — Что же вы делали в этом направлении, имея в руках такое сильное орудие, как вождь политической партии? Вы желали расколоть фракцию?

Виссарионов. — Да, раскол между большевиками и меньшевиками поддерживался.

Председатель. — Как реализовался раскол фракции большевиков и меньшевиков, какая из этих фракций считалась менее вредящей существующему строю?

Виссарионов. — Я сейчас не могу доложить, какие шли директивы из департамента, но по общему взгляду большевики считались более опасными, чем меньшевики.

Председатель. — Вопрос в том, считались или должны были считаться. Если вы, стоя на точке зрения сохранения общественного строя, все же провели центрального агента, большевика, притом очень активного человека, и если вы позволяли ему ездить в России и заграницей, устраивая собрания, — не утерялась ли при этом ваша отправная точка зрения?

Виссарионов. — Как относился к этому директор, я положительно не знаю. А про себя я могу только одно сказать, что я никаких в этом отношении мер к подавлению, кроме представления докладов, не мог предпринимать. Я признаю, что это было упущением с моей стороны.

Председатель. — Это было не упущением, а допущением известного порядка вещей.

Виссарионов. — Я ничего не желаю сейчас ни утаивать, ни скрывать; но я на этом не останавливался.

Председатель. — В тетрадочке с речами, которые произносил Малиновский, есть ваши отметки. Я не спрашиваю об объективных фактах, они ясны, но о психологии; вы можете живыми воспоминаниями осветить нам многое.

Виссарионов. — Только теперь, когда вы мне напомнили, что проекты его речей были у меня в руках, я это вспомнил, у меня совершенно это ушло из памяти. И никогда не стремился к тому, чтобы сознательно допускать Малиновского к произнесению речей против существующего строя; я не отдавал себе отчета в своих поступках.

Председатель. — Давайте, подведем итоги. Какая была общая политика относительно Малиновского? Это имеет интерес не только уголовный, это имеет более общий, исторический интерес.

Виссарионов. — Политика эта проводилась главными руководителями ее. Министр или товарищ министра давали соответствующие директивы директору. У меня же была общая мысль — охранение путем уменьшения влияния на местах. Больше я ничего не имел в виду.

Председатель. — Вы должны дать некоторый психологический ключ; не хватает какого-то психологического момента; то, что вы сейчас говорите, не объясняет того, что было.