Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 5

• Название: Падение царского режима. Том 5
• Автор: Павел Щёголев
• Издательство: Государственное издательство
• Жанр: История
• Год: 1926

Пятый том "Падения царского режима", изданный в 1926 году, содержит допросы: лейб-хирурга, академика, члена II Гос. Думы Г. Е. Рейна; последнего министра императорского двора, графа Фредерикса; товарища министра внутренних дел И. М. Золотарёва; товарища министра внутренних дел В. Ф. Джунковского; председателя совета министров и министра внутренних дел Б. В. Штюрмера; министра внутренних дел и шефа жандармов Н. А. Маклакова; вице-директора департамента полиции С. Е. Виссарионова; министра внутренних дел А. Д. Протопопова; товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого; главнокомандующего армиями юго-западного фронта, генерала Н. И. Иванова; товарища министра внутренних дел, гос. секретаря С. Е. Крыжановского; министра юстиции, министра внутренних дел А. А. Хвостова; а также показания: члена II, III и IV Гос. Дум М. В. Челнокова; министра иностранных дел Н. Н. Покровского; члена II и III Гос. Думы Ф. А. Головина.

---

Золотарев. — Объясняется очень просто. Ведь безусловно при том положении, которое было, при всей той подготовке к работе, которая была, лица, находящиеся во главе, обязаны были нести всю ответственность и знать, что готовится и что делается. Вы сказали, что система никуда не годна, вы сказали, что система незаконна, что мы нарушали закон. Да, но тогда я буду себя обвинять в том, что у меня нет умения и знаний заменить эту систему, которая признана несоответствующей, скажем, даже незаконной, какой-нибудь другой системой. Она все-таки что-то дает. Разве можно сказать, что это усовершенствованные методы? Разве можно сказать, что этим путем можно дойти до какой-нибудь истины? Я понимаю, что нет. Но мы должны итти к улучшению. Если я скажу, что мы стремились улучшить это дело, это будет голословное утверждение. Чем я могу доказать это? Я прихожу и застаю известную систему, которую нужно изменить, а пока я должен ехать на этой повозке. Существующее в продолжение 10-летий исправить в течение 10 месяцев немыслимо. Осведомленность должна быть. Предположите себе такое положение. Я сижу у себя в кабинете. Приходит человек и говорит: «Я вам могу сообщить сведения — подготовляется террористический акт, но я еще не совсем его раскрыл, мне нужен некоторый срок, мне на это нужны деньги». Я ему скажу: «Нет, я это не признаю законным, и вам денег не дам и слушать не желаю». Он не желает иметь дела со мной и уходит, а террористический акт имеет место. Ответственен я или не ответственен за это? По закону и нравственно ответственен я или нет, что убили человека? Потому что из каких побуждений — это другой вопрос.

Председатель. — А вы как отвечаете на этот вопрос?

Золотарев. — Я ставлю вопрос риторически. Я говорю: вот как создавалась агентура. А что всякий прием гипертрофируется, получает безобразное проявление — это совершенно верно, это в жизни всегда так. Безусловно нужно это исправлять. Если бы я был в состоянии исправить и поставить дело так, чтобы обезопасить каждого, я бы это сделал. В этом должно быть стремление каждого. Вот я говорю, какая дилемма. Я не могу сказать, чтобы я над этим не задумывался. Если в течение года я счел свои силы недостаточными, то потому, что положение было слишком тяжелое. Последующие обстоятельства показали, какое было положение. Невозможно было итти по этому пути. Одно дело — занимать известную должность, другое дело — если известный прием нужно заменить каким-нибудь другим, — тут нужно взять всю ответственность на себя.

Председатель. — В частности, по делу Малиновского вам докладывал Белецкий о том, что есть предположение, о котором вы знали по записке, чтобы Малиновского проводить в Думу?

Золотарев. — Этого он мне докладывать, вероятно, не мог, потому что я уехал, когда шли выборы в Думу. В выборах я никакого участия не принимал. Так что едва ли точно, что мне докладывали, что он проводится в Думу. Если это есть в показаниях, которые он дал, вероятно, это так и было.

Председатель. — Я вам напомню, что было препятствие в его прежней судимости, во-первых, это, что у него есть серьезный конкурент.

Золотарев. — Чтобы устранить это препятствие, я участия не принимал. Я вообще что-то смутно припоминаю об этих препятствиях, но, вероятно, произошло какое-нибудь недоразумение, что мне фамилия Малиновского не была известна.

Председатель. — Но «Портной»?

Золотарев. — Когда я в газетах читал фамилию Малиновского, мне это ничего не говорило, потому что подлинной фамилии его я, вероятно, и не знал. Затем, никаких распоряжений, чтобы препятствия были сняты, чтобы он прошел в Думу, я не делал. Я не понимаю, какой смысл в том, чтобы агент был членом Гос. Думы? Какая собственно цель?

Председатель. — Смысл в том, что член Гос. Думы занимает центральное положение в партии, стало быть, он может больше знать и вообще развить свою деятельность.

Золотарев. — Насколько это целесообразно, я не понимаю. Я в Думе бывал и знал, что такой-то член Думы говорит. Сношение с членами Думы существует.

Председатель. — Позвольте устранить вопрос о значении этого. До того, как его выбрали, вы не знали, что его выбирают, а после того, как его выбрали, вы узнали о том, что один из членов Думы состоит на жалованьи в департаменте полиции?

Золотарев. — Относительно жалованья я не распоряжался. Так что я не могу сказать, что он получал.

Председатель. — Это неважно, сколько он получал, а важно, что он агент.

Золотарев. — Что с ним были сношения, это я знал.

Председатель. — То-есть вы знали, что член Гос. Думы состоит агентом?

Золотарев. — Как понять слово агент?

Председседатель. — Портной, рабочий, токарь служил с 1905 г.

Золотарев. — Что он был в Гос. Думе, этот самый агент, который был здесь указан, я должен сказать, что я это упустил из виду. Относительно же того, чтобы сведения сообщал Малиновский, я не слыхал.

Председатель. — Но самый факт, что ваш секретный сотрудник достиг известных степеней в том смысле, что занял одно из мест в законодательной палате — это вам было известно?

Золотарев. — Это было известно.

Председатель. — Как же вы себе представляли? Мы все читаем газеты, Малиновский говорил зажигательные крайние речи, требовал демократической республики, всего прочего. Как же, собственно, в сознании вашем сочеталось это с известным вам фактом, что он состоит на службе у охранного отделения?

Золотарев. — Позвольте доложить, что я тогда ушел из заведывания департаментом полиции. В декабре месяце меня не было. Никакой власти я не имел.

Председатель. — Как же вы власти не имели, вы же были товарищем министра? Малиновский с первого же дня функционирования Думы выступил с речами. Дума начала функционировать в конце 1912 года — это как раз дни вашего заведывания делами полиции в качестве товарища министра. Только с января или февраля 1913 года вы оставили этот пост.

Золотарев. — Совершенно верно. Я говорю, что я уходил с должности товарища министра, и власти изменить это положение у меня не было.

Иванов. — Игнатий Михайлович, вы все-таки признаете, что подобного рода факты и действия, как заведомое участие в проведении агента охранного отделения в депутаты Думы, являются совершенно противозаконными?

Золотарев. — Какое же участие я принимал? Никакого.

Иванов. — Я бы вообще хотел знать ваше мнение, что это противозаконно или нет?

Золотарев. — Мое положение в этом отношении несколько затруднительно. Это теория, а есть практика; практически какой может быть результат от того, чтобы член Думы был агент?

Иванов. — Однако, Игнатий Михайлович, вы говорите, что вы все время хотели уйти, отойти от этого дела, вы, очевидно, сознавали, что все это неправильно, незаконно?

Золотарев. — Есть вещи, которые мне не по силам. А правильны они или нет, — это мне трудно сказать. Это вопрос, который не подлежит моей компетенции.

Иванов. — Вы уходили потому, что это не под силу, слишком большое дело?

Золотарев. — Проявлять свои убеждения, свои взгляды товарищ министра не может.

Иванов. — Неужели товарищ министра в таком положении?

Золотарев. — Тут положение такое: или подчиняйся, или уходи. Я говорю, как был поставлен вопрос. Я не могу сказать, что министр неправильно действует, я этого не говорю, это вопрос политики. Но есть закон, и надо расчленять вопрос о целесообразности применения известных мер. Если товарищ министра начинает распоряжаться по-своему, ему это не место.

Председатель. — Если это целесообразно с вашей тогдашней точки зрения, но незаконно, то почему вы занимаете позицию, что нужно было стать на точку зрения целесообразности, а не на точку зрения законности?

Золотарев. — Я не это хочу сказать, я хочу сказать, что я никакого участия в проведении Малиновского в Гос. Думу не принимал, что у меня никакой власти, чтобы устранить или уничтожить эти последствия, как у товарища министра, на точных основаниях учреждения министерства, не было.

Председатель. — Вы изволили сказать, что в департаменте не было агентов. Ведь Малиновский был как раз агентом, которым руководил директор департамента полиции. Вы знали это?

Золотарев. — Я сейчас говорю, что, когда я вступил в департамент полиции, то за все мое время агентов там не было. Потом я уезжал заграницу. Выборы в Думу были произведены в мое отсутствие, и через некоторое время по моем возвращении я собрался уходить. Пользовались ли сведениями Малиновского и в каких отношениях, — я не знаю.