Александр Шаров - Остров Пирроу

• Название: Остров Пирроу
• Автор: Александр Шаров
• Издательство: Издательский Дом Мещерякова
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91045-255-2

Научно-фантастические рассказы и повести известного прозаика Александра Шарова оставили заметный след в русской литературе. В его произведениях всегда есть парадокс — столкновение глубокого философского содержания с внешней гротескностью формы; сатира и горькая ирония; неожиданные сюжетные ходы; поступки, на первый взгляд лишенные логики, и разрушение социальных стереотипов.

Настоящий сборник станет подарком для всех любителей фантастики и поклонников творчества Шарова, ведь, помимо наиболее ярких произведений автора: «Остров Пирроу», «После перезаписи», «Редкие рукописи», в него также вошел рассказ «Олимпия — Земля — Олимпия», публикующийся впервые.

Вступительная статья Дмитрия Быкова.

Рисунки Артема Суслова.

---

Раза два я заставал у Ивана Ивановича профессора Кущеева. Тот тоже почти не отзывался на мои приветствия. Я вынужден был прекратить непрошеные визиты. Как это ни горько, приходилось примириться с потерей друга.

Однажды позвонил Адамский и рассказал, что Лухов с Кущеевым продолжают расшифровку. А он делает для них дополнительные снимки.

Олимпия — Земля — Олимпия

1

Профессор Иван Иванович Медузов, директор НИИГОП, сидел в своем кабинете. Опираясь на подлокотники кресла, он зорко смотрел вверх, где магниевыми вспышками мерцал серебристый купол. Профессора удобно огибал круглый, как бублик, пульт, напоминавший клавиатуру рояля.

Время от времени Медузов бросал взгляд на его сенсоры: тогда то в одной, то в другой точке купола образовывалось радужное вздутие, вроде гигантского мыльного пузыря. От вздутия протягивался цветной луч к экрану из светлого металла, как бы плывущему в воздухе, и там вспыхивало отражение одной из планет.

Пора сказать, что НИИГОП, директором которого уже две тысячи три года был Медузов, изучал Годные для обитания планеты.

Планеты на экране плавно поворачивали свой лик, нахмуренный пластами облаков, как у Венеры, или тревожно открытый взгляду, как у Марса, — напоминая красавиц, любующихся своими отражениями.

Повинуясь приказам профессора, планеты приближались. Становились видны складки горных хребтов, моря, а затем и ледники на горах, волны, перекатывающиеся по морю.

Казалось, небесные тела, как звери укротителю, подчиняются властному взгляду профессора, приближаются, замирают, вздрагивая, а отпущенные подобру-поздорову, опять ретируются в глубины мироздания.

Оговоримся, что вообще-то во внешности Медузова не было ничего гипнотизирующего, специально укротительского. Скорее наоборот. Иван Иванович представлял собой коротконогого полного человечка с круглой лысой головой и лицом, по большей части, но не всегда хранящим добродушное выражение.

Профессор повернулся в кресле. На экране вспыхнуло новое отражение. Земля глядела своим западным боком, где хмуро чернели обе Америки и ртутным серебром разлились Атлантический и Тихий океаны.

Для каждого землянина, хоть раз державшего в руках школьный глобус, в этом зрелище не было бы ничего необычайного, если бы планета не вращалась внутри особой полупрозрачной оболочки — очертания ее были хорошо видны на экране.

Она покорно лежала — вернее, висела — в легком футляре, была заключена в нем, словно арбуз в авоське.

— Земля! — побледневшими губами прошептал профессор и, не отрывая глаз от экрана, поднялся. Лицо его выразило живейшее волнение.

Оно и понятно: по происхождению Медузов — землянин. Ровно две тысячи сто лет назад, когда в результате взрывов водородных и атомных бомб уровень радиации повысился настолько, что дальнейшее обитание живых существ на Земле сделалось невозможным, были спешно изготовлены пятьдесят ракет класса «Земля-Галактика». Корабли загрузили людьми (преимущество отдавалось детям), животными, семенами деревьев и растений, к тому времени почти исчезнувших, дополнили все это разного рода механизмами, после чего космические «ноевы ковчеги» отправились в путь к Луне, Марсу, Венере и другим планетам, предположительно пригодным для жизни.

Так Медузов, в то время аспирант первого курса, вместе с доверенным ему пионерским отрядом имени Циолковского очутился на планете Олимпия.

Планета эта обладала, как выяснилось, древнейшей цивилизацией. Населяли ее существа, как две капли воды схожие с землянами, но отличающиеся от них полным неведением того, что такое «война».

Профессор несколько отдалил отражение Земли. Теперь можно было одним взглядом охватить полные глубокого значения события, разворачивающиеся в космосе на расстоянии двадцати световых суток. К оболочке, окружающей Землю, приблизился космический корабль-кокор, оснащенный гигантским стальным ножом.

На экране он казался не больше семечка подсолнуха, но Медузову нетрудно было воскресить в воображении уникальный космический резак.

Приблизившись к полупрозрачной оболочке, корабль заскользил вдоль нее, оставляя позади тонкий, как волосок, след и фейерверк огненных брызг.

Казалось, он движется легко и свободно, в действительности же космический плуг, напрягаясь до предела, выбрасывая пламя из сопел всех своих двигателей, вспарывал прочнейшую тенголитовую оболочку, которой, по решению Сопнапа — Совета Представителей Населенных Планет, — Земля была окружена четырнадцать веков назад, дабы воспрепятствовать распространению ненависти в космическом пространстве.

Сегодня, именно в этот час, решением того же Сопнапа, оболочка, четырнадцать земных веков оберегавшая Вселенную от страшной заразы, разрезалась на две половинки.

Закончит свою работу резак, подплывут буксирные ракеты, прикрепят тросы и оттащат оболочку к планете Картензия, где произошли события, подобные тем, что пресекли когда-то существование земной цивилизации. Кокоры-сварщики спаяют на новом месте тенголитовую оболочку, раз уже честно сослужившую свою службу.

А Земля? Земля станет свободной, готовой снова принять в свое лоно жизнь и породить людей, несмотря ни на что — любимейшее свое творение.

Резак продолжал вспарывать оболочку, оставляя золотую дугу, которая на расстоянии казалась праздничным салютом.

Погруженный в глубокие думы, Медузов одновременно прислушивался к звукам, доносившимся в кабинет. Ему, имеющему двухтысячелетний опыт руководящей работы, эти незначительные шумы рассказывали о многом.

От профессора не ускользнуло и почти мышиное шуршание в смежном с кабинетом коридоре. Он представил, как аспирант Сигма Омега-17, трусливо втянув голову в плечи, крадется к своему рабочему месту.

С сожалением оторвав взгляд от Земли, профессор посмотрел на кольцеобразную клавиатуру, и она, подчиняясь его мысленному приказу, образовала проход.

Мелкими семенящими шажками Медузов добежал до двери кабинета. Распахнув ее, он очутился лицом к лицу с Сигмой Омегой-17, длинным молодым человеком с почти бесцветными глазами, оттопыренными ушами и пижонскими черными, усиками над толстогубым ртом.

— Приветик, проф! Какая приятная неожиданность, — с нарочитой фамильярностью проговорил Сигма Омега-17 и тут же и зажмурился от страха.

— Сколько лет вы у меня в аспирантуре, любезный? — холодно перебил Медузов.

— Около девяти столетий, проф!

— Точнее!..

— Девятьсот двадцать семь лет! — Сигма Омега вздохнул.

— Не кажется ли вам, что это того… Долговато…

— Нет, проф! Ведь у меня в запасе вечность, — заметил Сигма Омега, цепляясь за последний и, как ему казалось, гранитный аргумент.

— Вздор! — почти закричал Медузов.

До глубокой старости он был смертным. В тот день, когда торжественно отмечалось его девяностосемилетие, по радио оповестили об открытии Лямбда Стронция-24.

Медузов, как и все, сделался бессмертным. Однако и в этом качестве он не избавился от старой привычки дорожить каждым мгновением. Даже если тебе предстоит существовать вечно, вот это именно мгновение никогда не повторится. Оно умирает, а с ним вместе уходит частица тебя.

— Как же мне защитить диссертацию, если я совершенно лишен этой самой… фантазии? — толстыми губами лепетал Сигма Омега.

— Вздор! — еще раз повторил профессор и, схватив аспиранта за руку, потащил в кабинет, к пульту с клавиатурой.

На экране вдоль нижней грани резака ослепительно сверкнула красноватая линия; корабль, совершая маневр, накренился и открыл взгляду режущее устройство.

— Смотрите! — дрожащим от волнения голосом проговорил Медузов и, подняв правую руку, положил ее на плечо нерадивому аспиранту. — Двадцать одно столетие назад я был в числе тех, кто покинул эту, тогда гибнущую, планету. Все земляне на Олимпии, не дождавшись бессмертия, скончались. Я остался последним. Четырнадцать веков Земля, как зачумленная, была ограждена от космоса. Но сейчас все возвращается. Никогда не думал, что этого дождусь, что сподоблюсь увидеть, как покрывало спадает к ногам божественной Геи, и ее саму, готовую в своем лоне зачать новую жизнь.

Подавив волнение, он продолжил с суховатой четкостью:

— Завтра на Землю отправится корабль с ботаниками и зоологами. Они заселят океаны икринками рыб, пустынную почву — почвенными микробами, насадят леса и сады. Вы будете первым… э… э… так сказать — гуманитарием, первым… в некотором роде археологом, чья нога коснется этих пока еще безжизненных просторов. Я знаю, что у вас нет, как вы выражаетесь, фантазии, знаю, что вы полный… полный… ну, скажем — нефантазер. И все же даже при минимальных данных нельзя будет не найти интереснейших материалов для диссертации. Итак, до встречи на космодроме, дорогой, если, конечно, у вас нет возражений.