Евгений Козловский - Мы встретились в Раю

• Название: Мы встретились в Раю
• Автор: Евгений Козловский
• Жанр: Русская классическая проза

---

Неуправляемая, горячая волна, похожая на ту, в стекляшке, или прошлую, по поводу старушки антисемитки, подкатила к горлу, и Арсений почувствовал, что, кажется, несколько перегнул палку внутреннего возмущения, что вот-вот, распрямившись в палку возмущения внешнего, она так вмажет самому ему меж глаз, что не очухаться и до смерти, почувствовал, что пора отрубаться, переключаться на что-нибудь нейтральное, а так как читать, писать или дремать под недреманным оком демократичных надсмотрщиков тоже представлялось рискованным, нашел занятие внешне невинное: перебирать глазом присутствующих коллег, мысленно фотографировать лица.

Первым по часовой стрелке сидел не допущенный в руководящую четверку ответственный секретарь с вызывающе - по нынешним временам непартийной седою бородкою. Он налагал на чело печать мыслителя, прямо тут же, на ходу, делающего соответствующие докладу оргвыводы. В минуты наивысшего интеллектуального парения ответственный даже позволял себе либерально вскидывать ногу на ногу, обнажая между носком и штаниною полоску розовых китайских кальсон, и притенять ладонью утомленные полузакрытые глаза.

Дальше сидел Целищев. От каждого слова Прова он просто кончал. Тут все было ясно.

Бородатый, с международным именем, спецкор, статья которого даже ходила одно время в самиздате, человек, вне службы довольно едкий и остроумный, понимающе кивал головою в такт ритмическим переливам ослоречи.

Более или менее нейтральными казались лица сидящих рядом тридцатипятилетней, но, видимо, пока девственной евреечки Вероники, ведущей в журнале Детскую страничку, и учетчика писем Сени, свердловчанина с университетским ромбиком на лацкане, очень юного и очень обаятельного мальчика. Вероника, неравнодушная ко всем мужчинам, в том числе и к Арсению, призналась ему как-то, что на новогодней общередакционной пьянке дошедший до кондиции обаятельный Сеня совал ей в кулачок записку с номером телефона, по которому - если что - можно звонить круглосуточно. Арсений очень пожалел тогда, что Вероника записку выбросила, во всяком случае, сказала, что выбросила, - он непременно позвонил бы часа эдак в три ночи и, не обращая даже внимания на возможные последствия - больно уж удовольствие велико! посоветовал бы, чтобы Они перестали вербовать таких мудаков, как Сеня.

В уголке расположилась группа интеллектуалов-профессионалов: Аркадий и два его старых товарища. Эти позволяли себе на лицах выражение отсутствующее, но все же не вызывающее. Наивные люди, подумал Арсений. Им ведь и этого не простят. Будет и на Викиной улице праздник, очень скоро будет!

За ними сидел Андрюша, самый симпатичный в редакции человек. Это свое качество он, говорили, унаследовал от отца, известного писателя, вошедшего в историю советской беллетристики в качестве наиболее яркого литературного доносчика, черносотенца и идеолога бездарности. Сейчас Андрюша готовил к печати один из романов отца, не опубликованный при жизни последнего из-за переходящей уже все границы правизны и мерзостности. С-сволочи! возмущался Андрюша цензурою. Такую вещь зажимали!

Следующим был надзирающий зам, из ?Комсомолки?. На лице его читалось: все, о чем вещает главный, известно ему, заму, давно и из первых рук. Поэтому, поощрительно покивывая головою, он занимался тем же, чем и Арсений, - только не из развлечения, но по долгу службы.

Интересно, какое лицо демонстрирую я сам? подумал Арсений, когда часовая стрелка кругового обзора коснулась его. Наблюдения наблюдениями, но из-под контроля себя не выпускаю. Смешно же, наверное, выглядит моя рожа с выражением самоуважения в дозволенных рамках!

В ряд с Арсением сидело еще несколько человек, но топографическое их расположение делало лица недоступными наблюдению. Впрочем, Вику и главного Арсений представлял себе и так, а несколько разнокалиберных семиток косили лица неменяющиеся, подобные маскам театра Но. Жаль, что не виден Олег, тот самый человечек в потертых джинсах, главный художник журнала, рисовавший остроумные и злые сатирические картинки, которые последний десяток лет печатали, если везло, только в братских странах; в небратские он передавать свои произведения покуда не решался. В журнале Олег раскладывал фотографии.

Круг, пропустив несколько неинтересных персонажей: машинисток, уборщиц, курьера, технического редактора, - замыкался на всегда готовой Гале Бежиной и старательно, с языком, высунутым изо рта кончиком, ведущей протокол несчастливой владелице подержанных ?жигулей? - жертве афганской революции. Все же подержанные, окончательно решил Арсений, я покупать не стану. В конце концов если с Викой не цапаться так по-глупому, как пятнадцать минут назад, она может поставить в издательскую очередь, а там машины выдают четыре раза в год.

Доклад тем временем подходил к концу: итак, товарищи, мы должны найти интересные, нелобовые формы отражения работы Леонида Ильича Лично на наших страницах. Хотя почему, собственно, нелобовые?! Мы так боимся этого, будто чего стесняемся, а стесняться нам, товарищи, нечего! Это он точно сказал, отметил Арсений. Стесняться нам давно уже нечего. Я кончил! Целищев тоже. Кто желает высказаться? спросила Галя.

Вместо ожидаемой Арсением тяжелой паузы, слово тут же взял спецкор с международным именем, взял сам по себе, безо всякого нажима и вытягивания, даже, кажется, без предварительного сговора: я считаю, что мы, бойцы переднего края идеологического фронта, должны организовать рейд по местам событий, описанных в замечательной книге Леонида Ильича Лично, и отразить судьбы... Тут в кабинет бесшумно скользнул единственный человек, которому разрешалось на собрании не присутствовать, - ословская секретарша, - и шепнула что-то на ухо Вике, после чего обе столь же бесшумно - это при центнере Викиного живого веса! - исчезли за дверью. Через минуту в кабинете возникла Викина голова и многозначительным кивком вытащила за дверь Аркадия. Еще через минуту голова Аркадия произвела то же с Арсением. Впрочем, сии перемещения на неостановимое течение открытого собрания никакого воздействия не оказали, да оказать и не могли.

59. 14.57 - 15.06

Вика вызвала их с Аркадием вот зачем: понадеявшись на Арсения, она поставила в номер осколок Арсениевой работы над Воспоминаниями Г., препарированный в виде интервью с ним. Одним Из Отцов Отечественных Кинематографа И Педагогики, Героем Бескорыстнейшего Труда, Лауреатом Всех Внутренних И Одной Внешней Премий, Самым Всенародным Артистом, Членом Основных Академий И Профессором главного Института Наиболее Передового И Важнейшего Для Нас Искусства, - и интервью уже находилось в верстке. Но тут Один Из Отцов, только-только, оказывается, получивший копию для визы, позвонил в редакцию, - на этот звонок секретарша Вику и дернула, - и сказал, что он категорически возражает против публикации и что, в случае чего, все они полетят к ебеней матери; редакция собирается напечатать отнюдь, мол, не его мысли, а набор стандартных газетных фраз, до уровня которых он, Г., по индивидуальной своей гениальности никогда бы не опустился. Вика, конечно, понимала, что в свое время за противопоставление каких-то там якобы своих мыслей газетным фразам Один Из Отцов, будь он хоть Дедушкой Русской Революции, мог бы и схлопотать, но... либерализация, мать ее так! Оставалось искать виновного.

В надежде утихомирить Гения, Аркадий дерзнул вытащить его к телефону из-за табльдота закрытого кавказского Дома творчества, но второй разговор вышел еще, пожалуй, покруче первого, составясь с кавказской стороны уже исключительно из мата, так что, только вчера вечером получивший от жены Г. пухлую засаленную пачку купюр, Арсений трубку взять не решился, и над ним нависло молчаливое обвинение в фальсификации Гениальных Мыслей Одного Из Отцов. Заранее готовый ко всему, Арсений вынул из стола ролик магнитной ленты, где законсервировал финал Воспоминаний и добавочное интервью (он никогда не ходил к отцам без магнитофона) и пачку листков с расшифровкою: если, мол, хотите, можем сверить пленку с моим оригиналом, только у меня, мол, с Г. никаких недоразумений прежде не происходило. Магнитофонов в редакции не водилось, доставать - лень, потому Вика сказала: зачем же, мы вам верим, после чего забегала глазами между версткой и Арсениевыми листками. ТЕКСТЫ НЕ СОВПАДАЛИ!

Несовпадение явилось результатом правок: а) Аркадия; б) ответственного с бородкою; в) снова Аркадия; г) зама из ?Комсомолки?; д) снова Аркадия; е) Вики; ж) самого Ослова. Каждая из правок сглаживала все существующие, предполагаемые, могущие быть предположенными, воображаемые и могущие быть воображенными острые, прямые и тупые углы интервью, пока из какого-то там =таэдра оно не превратилось в идеально правильный шар газетной передовицы. Самое смешное заключалось в том, что и шар, и =таэдр по объему и содержанию казались абсолютно идентичными, а уголками, вроде сложных тридцатых годов или расширения кругозора творческой молодежи за счет контактов с Западом, Один Из Отцов просто-напросто демонстрировал свое особо высокое положение, дозволяющее ему определенные лексические (разумеется, не идеологические, которых не дозволили бы и самому Глубокоуважаемому Лично) вольности, а вовсе не собственные мысли. Однако ни Вика, ни ответственный с бородкою, ни зам из ?Комсомолки? понять этого не могли, а Аркадий, хоть понимал, считал себя профессионалом.