Сергей Андреев - Особый контроль (сборник)

• Название: Особый контроль (сборник)
• Автор: Сергей Андреев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1992
• ISBN: 5-235-02003-0

В книгу вошли фантастические произведения у частников ялтинского семинара 1991 года Всесоюзного творческого объединения молодых писателей-фантастов.

СОДЕРЖАНИЕ:

Сергей Андреев. Космос душ человеческих. Стихотворение

Сергей Булыга. Дикенц. Рассказ

Сергей Булыга. Манефа. Рассказ

Сергей Булыга. Конный пешему товарищ. Рассказ

Василий Головачев. Особый контроль. Роман

Юрий Иваниченко. Выборный. Повесть

Сергей Казменко. Мне здесь не нравится. Рассказ

Валентина Соловьева. Мост. Рассказ

Николай Славинский. Творец Инканы

Александр Тесленко. Пылесос истории. Повесть

Александр Тесленко. Дьондюранг. Повесть. Перевод с украинского Е. Цветкова

Составитель О.О.Ткаченко

На первой и четвертой страницах обложки работы художника Памелы Ли (США) “На другой планете”, “Поиск”.

---

Мельников перебирал почту. Жесткие полковничьи складки на его лице углубились, а недобрые глаза с желтоватыми, в красной сеточке сосудиков белками воткнулись в Анатолия холодно и отчужденно.

Заговорил Мельников на “ты”, что само по себе считалось скорее хорошим, чем дурным признаком.

— Чего ты там мудришь с документацией по комплексу?

— Ничего. Все уже практически готово. От силы еще неделя, ну плюс пару дней на согласования — и порядок.

— Что сегодня ночью здесь делалось? И кто с тобою был?

— Работали, — коротко и бесцветно сообщил Василенко, а после паузы добавил: — У меня ненормированный день.

— Скажи, пожалуйста, какой энтузиаст, — так же бесцветно протянул Мельников.

Зазвонил телефон.

Мельников взял трубку; разговаривал односложно, время от времени коротко поглядывая на Василенко. Анатолий понял почему-то, что речь идет о его чертежах, и заволновался еще сильнее. Но как он ни напрягался, не мог расслышать ни слова мельниковского собеседника.

В очередной раз сказав “ясно”, Мельников положил трубку на рычаг и приказал однозначно, командирским голосом:

— Через пять минут все готовые листы по комплексу — ко мне. Копировать будем вне очереди.

Василенко сидел неподвижно.

— Ты что, не слышал? — спросил Мельников, поднимая брови. — Принеси сюда все листы по зоне отдыха и спорткомплексу. Там в тресте какой-то скандал. Что-то темнят…

“Поехало”… — со странным облегчением подумал Василенко и, встав, сказал:

— Никаких чертежей нет. Я сегодня утром проверял — все пропали.

— Пропали? — переспросил Мельников и тоже поднялся, расправив свои по-военному прямые плечи. — Раз — и испарились?

Василенко утвердительно кивнул. Почему-то ситуация вдруг показалась ему комичной, и он, не выдержав, улыбнулся. Но Мельников заговорил без улыбки:

— Во-первых, не пропали, а ты их пропил, — начал он. — Вот тут у меня докладная, что вы ночью с приятелем шарили. Этот, который с тобою был, — из стройтреста?

— Да, но…

— Ловко придумано. Ох, Василенко, мне твои алкогольные номера вот где сидят, и как я жалею, что до сих пор тебя не выгнал!.. Значит, так: я тебе приказываю, слышишь, приказываю немедленно принести сюда чертежи, — и указал пальцем на середину своего стола.

— Понимаете, — начал Василенко чужим слабым голосом, еще не пугаясь по-настоящему, что сейчас может произойти нечто более серьезное, чем начальнический разнос, — надо подождать пару дней. Виктор согласует — там снос неправильный начали, — и чертежи вернутся.

— Послушайте, Весиленко, — Мельников сел и, прямой, как штык, воткнулся взглядом в глаза архитектора, — какое ваше дело до их сносов-переносов? Не суйтесь, куда не просят. Где чертежи?

— Это касается не только строителей, а всех нас. Моя гражданская совесть…

— Это, небось… трестовские тебя так накрутили?

— Ну, в общем, да…

— Вижу, что тебя, как пацана, вокруг пальца обвели.

— Как вы можете так говорить! Вы же знаете…

— Это ты не знаешь, что задержка документации — это повод. Строители обвинят во всех грехах нас. Игра простая, как веник: мы, мол, рады все делать, а документацию-то Мельников задерживает; а потом — позже начали, так давайте упрощать. Нет, я им такого козыря не дам! Сорвут сроки — так пусть сами и отдуваются. А меня подставлять нечего. А ты — мог бы сообразить, не мальчик уже. А если не умеешь — меня спрашивай. Я зарплату за то получаю, чтобы у нас все в ажуре было. Понял?

Анатолий отрицательно помотал головой.

— Так… — зловеще сказал Мельников, — плохо дело. Вижу, что у тебя водка последние извилины заполировала, ну да живот остался — он тебе голодный марш еще споет!

— Ничего. Проживу!

— Да? То, что я тебя как собаку выгоню — это цветочки: две твои вытрезвительские “свиньи” достаточны для увольнения по статье. Но я еще тебе, гений сизоносый, такую характеристику накатаю, что не только архитектором — маляром никто не возьмет! И пусть твоя Тамарка у меня хоть в ногах валяется — во! — и Мельников, оскалясь, скрутил фигу.

— Вы Тамару не трогайте! — дрожа всем телом от возмущения и боли, потребовал Василенко.

— Как бы не так, — обрадовался Мельников, — сейчас я ей расскажу, до чего ты докатился! — И, ткнув пальцами сразу во все клавиши, заревел на весь институт: — Тамара! Василенко! К Мельникову!

— Не смейте, — визгливо закричал Анатолий Петрович.

Он представил на мгновение, что и какими словами будет сейчас говорить Мельников, и как естественное и справедливое действие, о котором он просто не успел предупредить Тамару, покажется ей в таком изложении очередной пьяной бессмыслицей, позором, не совместимым с тем, что происходит в действительности, со всеми их отношениями…

Василенко вцепился обеими руками в стол и закричал еще раз:

— Не смейте! Я… я отдам чертежи.

— Быстро, — приказал Мельников и погрозил кулаком. — И чтоб в последний раз!

На слабых ногах Василенко миновал приемную и вышел в коридор, намереваясь подняться на чердак, где в старом, “некондиционном” сейфе лежали чертежи.

Но далеко он не ушел.

Хмурясь и недобро скалясь, из стены вышел Седой. В мертвенном свете люминесцентных ламп ржавый плоский штык в его руке казался почти черным.

— Ты куда это, а? — спросил Седой и, не дожидаясь ответа, одним коротким движением вогнал клинок Анатолию Петровичу в сердце.

ГЛАВА 20

Валентин Семенович воровато оглянулся и положил тяжелую лампу на колени. Повернув чуть-чуть, так, чтобы слово “СПИСКИ” оказалось сверху, Лаптев принялся его стирать ластиком. Мелкие бисеринки пота тут же высыпали на лбу.

Лаптев старался, но сдувая и сдувая серые катышки стертого ластика, он все время видел ненавистное слово. Очищая тонкую пленку пыли, сажи и окислов, наросшую на поверхности мрамора, Валентин Семенович только возвращал камню первозданную белизну, но нисколько не избавлялся от надписи.

Тогда Лаптев сменил тактику. Он вытащил из шкафа обоюдоострый стальной треугольник — режущий зубец, деталь выпускаемых в Перевальске жаток.

Аккуратно подстелив под лампу газету — чтобы не сорить, — Лаптев принялся скрести резаком, истребляя нагло торчащее слово.

Но на исцарапанном, потерявшем блеск мраморе все так же отчетливо вырисовывалось: “СПИСКИ”. А в довершение всего разболелась бородавка, всю ночь смирно сидевшая на щеке.

Мнительный Лаптев побегал по кабинету, поохал, не сомневаясь уже, что у него рак и предстоит мучительная и неотвратимая погибель. А потом задвинул лампу под стол — в шкаф она не влезала — и побежал в исполкомовский буфет. И получасом спустя возвратился, пряча под полой небольшую трехгранную бутылку.

Опять пристроив лампу над газетой, Валентин Семенович прицелился и аккуратно капнул уксусной эссенцией. Сразу же зашипели и запрыгали мутные пузырьки, резко запахло; когда шипение утихло, а пузырьки опали, Лаптев салфеткой вытер впадину на мраморе и тихо застонал.

Нет, ошибки быть не могло: на том самом месте, где стараниями Лаптева была вытравлена ощутимая ложбинка, красовалось прежнее слово. Но это еще было не главное!

Оглядев стержень со всех сторон, Валентин Семенович увидел, что с безжалостной определенностью все пятнышки мрамора преобразовались: выстроились кудреватой вязью старой каллиграфии.

И хотя отдельные слова наслаивались друг на друга, не составляло никакого труда понять, что все это — страницы вчерашнего протокола, каким-то непостижимым образом вмонтированные в каменный стержень. Казалось даже, что листки свободно плавают в полупрозрачной толще камня, прижимаясь к поверхности то одной, то другою строкой.

Проще всего, пожалуй, было бы распахнуть окно и швырнуть лампу о мостовую, но исполкомовские окна по весне еще не открывали, да и не удалось бы ее, наверное, просунуть сквозь густую решетку. Кроме того, к основанию лампы был привинчен инвентарный номер, и в перечне, висящем у дверей, числилась под этим номером именно лампа настольная. А это предполагало, что данная лампа должна находиться в этом кабинете, а не, скажем, на мостовой.

Стараясь не смотреть на проклятую лампу, Валентин Семенович набрал номер внутреннего телефона:

— Петр Иванович, — сказал он неожиданно сам для себя заискивающим голосом, — поменяйте, пожалуйста, лампу.

— Перегорела, что ли? — отозвался завхоз. — Так до понедельника электрик на базе.

— Нет, — терпеливо пояснил Лаптев, — не лампочку, а всю лампу.

— А она что, неисправная?

— Все исправно, все цело, даже номерок висит.

— Так чего же ее менять?

— Петр Иванович, вы скажите, можете сейчас же заменить или нет? — потребовал Валентин Семенович.