Евгений Велтистов - Ноктюрн пустоты. Глоток Солнца: Фантастические роман и повесть

• Название: Ноктюрн пустоты. Глоток Солнца: Фантастические роман и повесть
• Автор: Евгений Велтистов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1982

В книгу включены два произведения: новый фантастический роман «Ноктюрн пустоты» с подзаголовком «Телерепортаж Джона Бари, спецкора» и ранее издававшаяся фантастическая повесть «Глоток Солнца».

«Ноктюрн пустоты» — остросюжетный политический роман-репортаж о дельцах и политиках, которые разрушают будущее, готовя «климатическую войну».

«Глоток Солнца» — повесть о светлом, радостном мире молодых героев, борющихся за будущее человечества.

---

Мы сидели в разных углах комнаты и молчали, пока не разгорелся спор. Не помню уже, с чего он начался, но, конечно, говорили мы про облако. Я и Паша предсказывали мрачное будущее. Игорь же взвился на дыбы и, схватив острейший меч логики, защищал человечество. Как и всякий борец за справедливость, он обязан был одержать победу, но эта победа еще пряталась в том сказочном яйце, которое утка уронила в море, из которого выплывет мудрая щука…

— Какая там физика четырех миров! Какие еще диапазоны разума! Какие универсальные законы! Ничего мы не знаем. Все мираж, — так зудели мы с Пашкой, развалившись на широченной тахте.

Игорь бегал по комнате, нервничал.

— Нам брошен вызов. Мы должны его принять!

— Приняли, а что толку?

— А то, что вы смотрите на облако из своего окошка! Не хотите мыслить космическими масштабами. Эх, люди…

— Ну и мысли на здоровье.

— Все вы обыватели, — не выдержал Игорь.

— Вот как?

— Да! Приспособились. Под защитой зонтиков, гравилетов, роботов, ракет, скафандров…

— Носков, чулок, носовых платков, циклотронов, термояда, доклада, — продолжил я.

— Мещан ничто не спасет, — мрачно сказал Игорь.

— Ну, знаешь, это через край!

— А ты как думал! Развалились и философствуете. Кто вы такие? Обломовы! А работа стоит.

Вскочили — и по своим углам.

По своим машинам.

Злые — как носороги.

А вечером совершенно неожиданно мы все втроем набросились на Акселя.

Говорили про трудности, про облако, про свое нытье. Аксель слушал нас спокойно, поглядывая исподлобья медвежьими глазками.

— Мы ничего не боимся. Дайте нам только кислородный баллон и забросьте хоть на Сатурн, — горячо говорил я.

— Лучше быть на Сатурне, — поддержал меня Игорь, — чем эта бесполезная гонка. Надоела суета. Хоть к черту на рога, только, Аксель Михайлович, точно скажите — куда?

— Вот вы говорите: боритесь с собственными недостатками, — заявил Паша. — А ведь это раздражает. Лучше бороться с общим врагом, чем с самим собой. А у нас есть противник.

Схватка длилась ровно одну минуту. Минута потребовалась Акселю, чтобы высмеять наше нытье, вернуть в исходное «рабочее состояние».

— Соль, сыр, суп, чернила — все не то! — ответил он нам словами Чарлза Гудийра, настойчивого американца, который в поисках резины добавлял в каучук все, что попадалось под руку. — Мы с вами еще не изобрели резину, — продолжал Бригов, — и потому можно нас высмеивать. В своей работе мы получили достаточно отрицательных результатов, не создав теории облака. — Он кратко перечислил бесплодные расчеты полей облака. — Я не стану приводить исторические примеры, как поражения выносили смертный приговор самым стройным теориям и служили основой для новых взлетов науки, а скажу просто: если бы я точно знал физику облака, я написал бы на бумажке формулы и тут же распустил вас по домам. Пока что приглашаю желающих на переговоры с облаком. Если оно ответит, переговоры состоятся завтра в восемь утра.

9

Дождливым серым утром въехали мы под ажурную арку радиотелескопа. Маленький вагончик тащил нас вверх по наклонной крыше плато. Кратким было это путешествие внутри почтенного столетнего телескопа, но я запомнил его лучше, чем все последние перелеты на ракетах. Сквозь проволочное кружево тоннеля разглядывал я маслянистые, тяжелые лапы елей; капли воды скатывались по ним и обрушивались игрушечными водопадами. Все вокруг — и трава, и красные набухшие ягоды земляники, и долговязые сосны, и кусты, — все было мокрым-мокро, а под елью хоть разводи костер. И так близко висели эти лохматые лапы, что я мог протянуть из окна руку и пожать любую из них, да боялся задеть тонкое плетение висящих рядом проводов. Они служили великой цели, вылавливая вот здесь, среди обычного леса, скрежет галактик, взрывы гибнущих звезд и первый писк космических младенцев — эти прекрасные серебристые сети, внутри которых я передвигался. Я лишь вертел головой, пытаясь разглядеть, натянуты ли они на плавно изогнутые фермы или же просто цеплялись за деревья.

У приземистого, монолитного здания, будто высеченного из цельного серого камня, вагон остановился. Аксель вошел в дом, а я, Игорь и Паша еще долго стояли на ступенях, рассматривая телескоп сверху. Он был похож на величественный серебряный крест, брошенный посреди леса. Прямая, как струна, ажурная арка, под которой мы только что проехали, и пересекавшаяся с ней цепочка рогатых мачт, вырезанных из чистейшей стали, увенчанных гирляндами, — два чутких радиозеркала.

Скоро начнется ожидаемое. Облако очутится в центре треугольника. Где-то в таком же лесу луч мазера пошлет серию сигналов. Включится нейтронная пушка: пучок нейтронов позволит увидеть строение облака — это второй угол треугольника. И тогда, возможно, наш телескоп уловит таинственный голос и мы узнаем, кто оно, откуда и почему.

— Пора.

Весь дом состоял из одного просторного зала. Длинный, как прилавок, пульт управления пристально смотрит на входящего десятками глаз-приборов. Два оператора на вертящихся стульях. Под руками у них клавиатура кнопок, на уровне глаз — экраны и скачущие цифры световых часов. Отдельно стоит круглый стол с пачкой бумаги и стаканами чая — это для нас. Бригов помешивает ложечкой и жестом предлагает устраиваться.

Ждем молча, как ждут нацеленные антенны и мокрый притихший лес за окном. Кто знает, может, сосны, и ели, и даже трава настроены не хуже стальных струн на неслышный шепот далеких миров — только мы об этом не догадываемся?

— Пора.

Темное расплывчатое пятно на экране — это облако, как бы замершее в удивлении: к нему обращаются на «вы», как к почтенной Галактике. Вот побежали зубцы по голубому зеркалу: мазер передает свои сигналы — язык математики, понятный всем разумным существам, тысячи земных понятий. Но главное сейчас — третий, приемный экран нашего телескопа, сетчатка циклопического радиоглаза. Если облако отзовется, мы это увидим.

Зубцы струятся и по нашему экрану, но пока это след обычных излучений и помех. Помех много. Хотя в зоне телескопа и замерло движение, мы не могли остановить жизнь планеты. Летели своими путями рейсовые ракеты. Кружили гравипланы. Рвался в глубь шара «Алмаз». Работали взрывы. Трещали радиостанции. Весь пестрый клубок самых обычных дел наматывался на чуткие усы антенн и рябил нежную гладь экрана. Мы ждали непривычных зубцов — вот сейчас облако крикнет нам в ответ и взметнется острый пик на экране. Электронный мозг планеты мгновенно расшифрует сигнал, переведет его в человеческие слова, или уравнения, или цифры — первая реплика в межпланетной дискуссии будет брошена.

Молчал аппарат Центра Информации. Молчали мы. Молчало облако.

Потом облако ушло — пятно на экране исчезло.

Резко звякнули в стаканах ложки: Игорь в сердцах ударил кулаком по столу. Он вскочил, выбежал из зала.

Бригов сидел, задумавшись, даже не поднял голову. Я вышел вслед за Игорем.

— Не могу! — Игорь грозил кулаком неизвестно кому — телескопу, небу, лесу. — К чертям летит вся техника! Больше не могу.

Я был с ним согласен.

…И все же мы работали, как и прежде, перелетали из города в город, гнули спины у счетных машин, яростно спорили. Только один человек не волновался, был воплощением спокойствия — Бригов. Мы часто на него нападали, вели себя по-мальчишески. Бригов молча выслушивал и потом говорил. Коротко, убедительно. Он не изрекал истин и не дрожал в предчувствии великих открытий — он просто работал. Его не смутило, что нейтронная пушка не смогла пробить облако. На следующий день мы получили конспекты новых расчетов. По отражениям пучка нейтронов Бригов построил свежие гипотезы. И хоть мы кляли свою судьбу и чересчур громко стучали клавишами, нам нравилось упорство Акселя.

10

Мальва, южный порт, был заклеен объявлениями:

«Подводный город Юхоон (Тихий океан) приглашает геологов, химиков, горнопроходчиков, микробиологов, сейсмологов.

Условия: школы, парки, зрелищные предприятия, квартиры со всеми удобствами».

Такое я видел впервые. Обычно в подводные города ломились. Словно отвечая на мои мысли, кто-то за спиной сказал:

— Гнет воды.

Я обернулся. Бронзоволицый упитанный моряк. Почему-то он смутился, заморгал выгоревшими рыжими ресницами, пояснил свою реплику:

— В моральном, конечно, смысле… Вода, да еще это облако — слышал? А так — нормально. Едешь, что ли?

— Не те специальности, — сказал я.

— Ясно.

Я стоял на горе над портом. Согнутые пальцы кранов, блеск воды, пассажиры, китовые туши надводных кораблей и сигарообразные — подводных. Глаза мои равнодушно скользили по этой великолепной картине, не высекая искры, из которой разгорается воображение романтиков. Мне не хотелось одеться празднично, как это принято, ступить на трап и ощутить в ногах дружеский толчок волны. Некоторое время назад, когда облако стояло над Мальвой, в порту вдруг вспыхнула драка. Я впервые видел ослепленных яростью людей; они пускали в ход кулаки, ремни — что попало. Если б не Аксель, не знаю, как бы все кончилось.