Даниэль Гуревич - Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме

• Название: Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме
• Автор: Даниэль Гуревич
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02841-4

В книге французских исследовательниц Д. Гуревич и М.-Т. Рапсат-Шарлье рассказывается о самых различных сторонах жизни римских женщин — о их воспитании, отношениях с мужьями и любовниками, труде, болезнях, религиозных воззрениях, правовом положении, влиянии на политику и многом другом. Авторы не ограничиваются лишь жизнью обитательниц дворцов и вилл — мы сможем заглянуть в хижины селян, в городские инсулы, мастерские, лупанары. Д. Гуревич и М.-Т. Рапсат-Шарлье привлекают самые различные материалы — рассказы античных авторов, надписи, папирусы, археологические находки, что позволяет им раскрыть тему во всем ее многообразии. Книга снабжена интересными иллюстрациями.

---

Кроме того, женщинам были запрещены некоторые виды деятельности — например, банковская{126}. Для них были установлены ограничения при составлении завещания и отпуске рабов на волю: так, женщина не могла отпустить на волю раба, чтобы выйти за него замуж, а мужчина мог таким образом жениться на рабыне.

Особенности положения вольноотпущенниц

Некоторые законы особо ущемляли права вольноотпущенниц. Так, например, если вольноотпущенница выходила замуж, патрон утрачивал законные права на натуральные повинности (орегае), которыми она была ему обязана, а также возможность контроля над ее завещанием. Поэтому, хотя вольноотпущенницы пользовались «конубием» (правом заключить законный брачный контракт), иные патроны, чтобы ничего не потерять в своих правах, в акт отпуска на волю (manumissio) вписывали пункт, запрещавший после освобождения выходить замуж. Ясно, что отсюда проистекало значительное число незаконных сожительств и конкубинатов (contubernia). Кроме того, муж вольноотпущенницы не имел возможности при жизни своим завещанием назначить ей опекуна на случай, если она останется вдовой: опека переходила к патрону или его сыновьям. Но, оставшись без опекуна, вольноотпущенница должна была истребовать нового, а иначе не могла заключить законный второй брак. Вольноотпущенница, вышедшая замуж за бывшего хозяина, а впоследствии патрона (что, судя по надписям, случалось часто), по-прежнему была обязана оказывать ему почтение (obsequium), а значит, не могла просить развода, поскольку в таком случае нарушала бы свои обязанности. Если же развод случался по инициативе супруга, она не могла вновь выйти замуж без его позволения.

Сомнительные привилегии слабых

Но не только ограничением дееспособности характеризовалось положение женщин. Недоверие к женской слабости порождало и покровительственное отношение, а отсюда подчас проистекали привилегии, правда, очень ограниченные и связанные с табу. Так, никто не мог поднять руку на матрону — даже должностное лицо при исполнении служебных обязанностей: она не подлежала телесному принуждению, а силой заставить ее сойти с колесницы было святотатством. Прикосновением мужской руки пятналось pudicitia (целомудрие) матроны. В принципе на женщину не распространялось «право жизни и смерти» (vitae necisque potestas), составлявшее часть отеческой власти. Впрочем, некоторые особые обстоятельства могли оправдать подобное наказание супруги или дочери: ситуация, когда ее застигали во время прелюбодеяния, употребление вина, поручение городской власти. Действительно, случалось, что женщина по суду выдавалась не государственным инстанциям, а семейству (отцу и близким родственникам), но наказание от этого легче не становилось: в 154 г. до н. э. Публиция и Легация, виновные в отравлении своих мужей, были казнены по приговору родителей{127}; в 17 г. н. э. Тиберий провел в сенате постановление, вследствие которого Апулею Вариллу за прелюбодеяние судили и осудили родственники{128}. Таким образом, когда речь идет о женщинах, власть семьи и государства оказывается взаимодополняющей: одно не исключает другое.

Подруги легионеров

Поначалу легионеры были полноправными римскими гражданами, но затем их права уменьшились, что отразилось и на женщинах. Легионер в республиканскую эпоху — это гражданин, несущий обязательную воинскую повинность при условии, что как минимум владеет требуемым состоянием. Он призывался на службу, если того требовала военная необходимость, а его жена оставалась дома для воспитания детей. Знаменит пример Спурия Лигустина из Крустуминской трибы; для Тита Ливия он был идеальным. «Я, квириты, <…> родом сабинянин, — говорит у него этот воин. — Отец оставил мне югер земли и маленькую хижину, где я родился, вырос и живу доныне. Едва я вошел в года, отец женил меня на дочери своего брата, которая не принесла с собой никакого приданого, кроме прямоты, целомудрия и плодовитости, вполне достаточной даже для богатого дома. У нас шесть сыновей и две дочери, обе уже замужние. Четыре сына носят тоги взрослых, двое еще ходят в претекстах»{129}.

Начиная с Мария и затем в I в. до н. э. в армию стали вступать пролетарии, не имевшие за душой ничего, кроме потомства, и воинское ремесло профессионализировалось. Были установлены новые правила, в том числе запрет солдатам жениться{130}. (Кем и когда? Трудно установить точно. Очевидно, Августом.) С этой поры и, вероятно, вплоть до эпохи Северов включительно{131} солдаты до отставки решали проблему брачного союза с помощью конкубината, открыто терпевшегося воинским начальством, со всеми вытекающими отсюда последствиями для прочности таких союзов и законности родившихся детей. Как показывают археологические источники, женщины жили во временных или постоянных, смотря по тому, надолго ли останавливалось войско, жилищах, построенных в своеобразной гражданской агломерации вокруг лагеря или казарм, называвшейся «канаба». Присутствие женщин в войсках даже в мирное время было воспрещено{132}. Их следы обнаруживаются в эпиграфике: например, они ставили памятники усопшим сожителям, иногда называя себя uxor, что может намекать на законный брак. Но юридические документы и папирусы говорят, что ничего подобного не бывало: так, если женатый человек поступал в армию, его брак приостанавливался до конца службы{133}, а дети, родившиеся от такого союза, до этого срока считались незаконнорожденными. Чтобы отрегулировать права таких детей, вопросы приданого (поскольку и при незаконном браке выплачивалось приданое де-факто) и т. п., пришлось принимать изощренные правила. Если сама супруга была римской гражданкой, она передавала свое гражданство детям, которые в таком случае записывались в Поллийскую трибу (а не в трибу своего отца), а место их рождения писалось: «рожден в лагерях» (castris). На деле это был важный источник пополнения войска. Ветеранам регламентированность их положения позволяла легче влиться в гражданскую жизнь, и то, что они вопреки укоренившейся легенде редко возвращались в родные места, зачастую объяснялось тем, что легионеры находили жен там, где стоял легион, а не привозили подруг из родных мест.

В очень похожем положении находились и солдаты — неграждане, служившие во вспомогательных войсках. По окончании службы император одновременно даровал им римское гражданство и «право законного брака (conubium) с супругой, которую они имели на момент дарования гражданства или, если не были женаты, с той, которую возьмут впоследствии, но каждому только с одной» (CIL, XVI, 36). Это гражданство переходило и к узаконенным таким образом детям, но для каждого солдата лишь один брак признавался официально. Так, например, в воинском дипломе — документе, подтверждавшем, что Адриан в 123 г. даровал гражданство солдатам-перегринам из бретонской алы, расквартированной в Нижней Паннонии, — Иубена, дочь Беллагента из народа эрависков названа женой Глава, сына Навата из Сирмия; и солдат, и его жена происходили из той же провинции.

Глава третья СЕМЕЙСТВО

Словам «семья» или «семейство» соответствуют два римских термина: gens и familia. Gens — род или большая семья — объединял всех, носивших одно родовое имя (nomen), обозначавшее происхождение от одного мифического предка, даже если между его членами уже не было кровного родства, лишь бы цепь поколений граждан не прерывалась: Ацилии, Эмилии, Клавдии, Корнелии и т. д. Роды делились на ветви, объединявшиеся прозвищами (cognomen), отнюдь не личными, а передававшимися по наследству, например в роде Корнелиев — Сципионы и Лентулы, в роде Клавдиев — Друзы и Пульхры. «Фамилия» (семейство) представляла собой и более широкую, и более узкую единицу, чем род. Она в принципе или на деле находилась под властью «отца семейства» (pater familias) и включала рабов. Внутри нее могла выделяться собственно семья — супружеская чета с детьми и рабами.

Социология брака

Без брака нет семьи. Рассказав о юридических формах брачного союза, рассмотрим теперь его в социологическом аспекте. Римский брак был союзом семейств и в этом смысле политическим делом. Союз заключали не отдельные лица, а именно семейства со своим достоянием (или долгами), связями и детьми, которые, как предполагалось, в будущем заключат между собой браки. Поэтому же такой брак можно было расторгнуть, если этого требовала большая или малая политика.

Собственно, зачем в Риме женились? Само слово matrimonium (брак) включает в себя слово «мать» (mater), и официальный ответ на наш вопрос недвусмысленно гласит: «liberorum creandorum causa» — «чтобы производить на свет детей». Уже в 131 г. до н. э. цензор Квинт Цецилий Метелл Македонский в знаменитой речи, сохранившейся у Авла Геллия{134}, высказался о необходимости женитьбы со всем возможным презрением к женщине: «Если бы мы могли жить без жен, то с радостью обошлись бы без этой тяготы (еа molestia), но поскольку природа захотела, чтобы мы ни с ними спокойно, ни без них вовсе жить не могли, следует нам более заботиться о продолжении рода, нежели о недолгих радостях». Более того, когда император Август внес на голосование свои законы об увеличении деторождения, он для их обоснования прочел в сенате именно эту речь{135}. Юристы же прямо писали{136}, что важнейшая обязанность (munus — термин, применявшийся также для государственных должностей) женщины — принимать семя и оберегать плод зачатия. Такова же история развода Спурия Руги в III в. до н. э. по причине бесплодия жены: он «сильно любил жену, которую отослал, и <…> она была ему очень дорога своим нравом, но <…> выше своей привязанности и любви он поставил то, в чем был обязан клясться цензорам — взять жену, чтобы иметь детей»{137}. Впрочем, Валерий Максим утверждает{138}, что он не избежал порицания, «ибо думали, что даже желание иметь детей не должно было стать выше супружеских обетов». В эпоху гражданских войн произошло нечто подобное: когда знакомая нам безымянная матрона{139} предложила супругу развестись, потому что у них не было потомства, он отказал ей: «Сомневаясь в своей плодовитости и огорчаясь, что у меня может не быть детей, чтобы я не потерял на это надежду, оставив тебя моей женой, и чтобы самой не быть из-за этого несчастной, ты пожелала оставить мой дом, чтобы поручить его плодовитости другой женщины. <…> Должен признаться, что я возмутился чуть не до потери рассудка: в такой ужас меня привел твой поступок, что я едва пришел в себя. <…> Могли я иметь такое желание или потребность завести детей, чтобы отказаться от супружеских обетов!»