Илья Стогов - Грешники

• Название: Грешники
• Автор: Илья Стогов
• Издательство: АСТ; Астрель
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-072676-9 (ООО «Издательство АСТ»); 978-5-271-34690-3 (ООО «Издательство Астрель»)

Девяностые — мое десятилетие. Это было время, когда самой собой стала моя страна, и я сам тоже был сформирован именно тогда. Сперва я думал, что эта эпоха стала счастьем и кошмаром для меня одного. Мне казалось, будто у остальных все иначе. А потом я начал писать эту книжку и понял: таких, как я, — целое поколение.

Это чертово десятилетие танковыми гусеницами проехалось по моей биографии и по биографиям моих ровесников. Практически все, кто начинал эту последнюю русскую революцию, уже мертвы. А те, что уцелели, выглядят так, будто только что выбежали с пожара: огонь уже потушили, а на лице еще видны сполохи. Счастливым из этих людей не выглядит никто.

Илья Стогoff

---

К 1994 году TaMtAm превратился в космопорт. Клуб был битком набит инопланетянами. Куча идей, причудливые лица, абсолютная свобода, безумное многообразие. Адекватных людей в клубе не было вообще. Охрана пропускала внутрь только инопланетян, а обычным людям на входе говорили:

— Извини, дружище! Тебе этот клуб не подходит.

Страна снаружи переживала трудные времена — а нам было наплевать. Мир агонизировал и изменялся по нескольку раз в день — но наш мир менялся еще быстрее. Заслуга TaMtAm’а состоит в том, что он показал целому поколению: можно обходиться без всего остального мира. Хочешь играть музыку — наплюй на шоу-бизнес и просто играй! Хочешь быть свободным — приходи к нам и будь! Музыканты рок-клубовской волны пытались куда-то вылезти, пробиться, занять место, кому-то что-то доказать. Мы в TaMtAm’е чувствовали себя самодостаточными. У нас был клуб, а все остальное нам было не нужно.

В группе я начал играть с семнадцати лет. Мы исполняли жесткую музыку — треш-металл. Слушали нас суровые, нахмуренные типы: агрессивный внешний вид, черная кожа, шипы и черепа. За этими черепами скрывались, может быть, самые искренние отношения из всех, что я встречал в жизни.

Знаешь, когда сотни крошечных ежей сбиваются в стаю, то иглы они упирают не друг в друга, а наружу — прямо в лицо миру. Наши слушатели выглядели как банда вурдалаков. Хотя на самом деле они были такими же, как я: растерянными и беззащитными. Теперь нас было много. Когда ты растворяешься среди других людей, страх перед жизнью исчезает сам собой. Это очень сильное ощущение: что-то общее, одно на всех. Каждый человек в косухе тебе брат. Каждый человек с длинными волосами — точно такой же, как ты. Ради этого отдать можно все на свете.

К середине десятилетия я все для себя понял. У меня больше не было работы, и я не собирался ее искать. Я знал, что больше не буду пытаться жить как все. Денег не было, жить было не на что, плюс это был пик моего увлечения наркотиками… Впервые в жизни я был полностью свободен.

Вместе с двумя девчонками я снимал комнату в коммуналке на улице Восстания. Соседи считали, что по ночам мы занимаемся черт знает чем. На их мнение мне было глубоко наплевать. На выходные девушки ездили к папам и мамам и привозили оттуда хлеб, сахар и сливочное масло. Я со своими родителями не общался принципиально. Официально все трое числились работниками конюшни при зоопарке. Чтобы не кинуться от недоедания, иногда воровал у лошадей морковку и колол себе в ноги витамин B12.

Несмотря ни на что я был счастлив. Тогда я еще не знал, что жизнь — это куда более сложная штука, чем всем нам казалось сперва.

Глава 5

Илья Бортнюк (р. 1968) — независимый продюсер

Все (ну или почти все), что сегодня есть интересного в русской музыке, родилось именно в TaMtAm’е. Первый раз в этот клуб меня привел кто-то из знакомых музыкантов. Помню, выступала группа Swindlers, в которой на барабанах играл Кощей — нынешний барабанщик группы «Ленинград». Место показалось мне прекрасным. Люди слушали музыку, пили пиво и адекватно реагировали на то и на другое. Все прыгали, кричали, дрались и танцевали. Посреди тоскливого, с трудом выздоравливающего Ленинграда я вдруг встретил кусочек Европы.

Музыканты, которые делали TaMtAm’у лицо, были очень разными: от невменяемых рокабилов, приходивших в клуб с ножами и метровыми цепями, до скрипачей с классическим образованием, игравших экспериментальный джаз. От индустриальных нойзовых артистов до растаманов. Люди были очень разными, но все становилось частью целого, и клуб работал.

В начале 1990-х я жил от TaMtAm’а в десяти минутах ходьбы. Ходить туда мне было очень удобно. Сперва я приходил туда как зритель. Практически каждую неделю я совершал для себя то или иное музыкальное открытие. Потом я сделал о тамтамовских музыкантах программу на радио. А еще через пару месяцев я перешел в клуб на работу. Понятие «работа в TaMtAm’е» было довольно расплывчатым. Официальной процедуры принятия не существовало. Зарплата, штатное расписание, часы работы — ничего этого тоже не было. Люди просто собирались и, кто чем мог, помогали клубу. Прежде всего это была тусовка, компания. Я познакомился с Севой Гаккелем, сошелся с остальными ребятами и стал принимать участие.

Сева Гаккель (р. 1958) — бывший виолончелист группы «Аквариум»

Как мне удалось подсмотреть во время путешествий, все музыкальные клубы живут исключительно от продажи алкоголя. И хотя я сам не пью, мне пришлось на свой страх и риск продавать пиво. Первое время перед каждым концертом мы покупали по пять ящиков.

Как-то осенью ко мне подошел молодой человек и спросил, на каком основании мы торгуем алкоголем? По физиономии было видно, что это мент в штатском. Лицензии у нас действительно не было. Я задал прямой вопрос: как эту ситуацию можно исправить? Он сказал, что очень просто — один ящик пива. Тогда я понял, что это один из соседей сверху.

Дело в том, что «Молодежный Центр» был очень своеобразно расположен. Прямо над ним находилось милицейское общежитие. Не правда ли: крайне нелепое соседство? Заснуть во время наших концертов было невозможно. Менты спускались из общежития и шли в кафе, расположенное прямо под TaMtAm’ом.

В кафе «Молодежного Центра» собиралась очень странная компания. Я заходил в кафе, только если мне надо было переговорить с хозяевами по делу. Им не нравилось то, что я затеял. С моей точки зрения, любой предприниматель, увидев, что в его маленькое кафе вдруг стали приходить сотни людей, непременно использовал бы ситуацию и заработал кучу денег. Но они не увидели золотую жилу, которую мы вскрыли прямо перед их носом.

В тот вечер менты выпили свой ящик пива и пришли за вторым. Я сказал, что так не пойдет. Я неправ, что нелегально торгую, но они тоже неправы, что взяли у меня взятку, чему есть свидетели. Я знал, что платить какой-то внешней силе все равно придется. Но отдавать два ящика из пяти — это был перебор.

Менты пытались мне угрожать, но были настолько пьяны, что я просто не стал с ними разговаривать. На следующей неделе они пришли снова, но я уже не пошел у них на поводу и дал им всего две бутылки пива. Они чувствовали, что перегнули палку, и отстали.

* * *

Хозяину нашего помещения Саше Кострикину предложили место в Смольном. Он стал начальником какого-то отдела. Времени заниматься нами у него не оставалось. Все службы из «Молодежного Центра» разбежались, театральные коллективы постепенно исчезли. Теперь весь первый этаж занимало кафе, а весь второй — мы.

Какие-то внешние враги рыли под Кострикина и пытались завладеть помещением. Владельцы кафе вдруг тоже перешли в наступление и предложили Кострикину убираться самому, поскольку рано или поздно они все равно завладеют всем зданием «Центра».

Для начала кафешники самовольно захватили большую комнату на первом этаже. Они поставили там кожаные диваны и стали собираться на тайные собрания. Если они сами не были бандитами, то уж как минимум были с бандитами связаны.

Всё у них было на понтах. Теперь эти понты они начали демонстрировать нам. Им не нравилось то, что мы делаем, но они видели: в самой идее музыкального клуба рациональное зерно есть. Они стали настойчиво предлагать нам свою «крышу». Они видели, что хоть мы и делаем с их точки зрения неправильное дело, однако оно работает. Вот если бы сменить музыкальную ориентацию… и аудиторию… вот если бы в клуб могли ходить приличные люди…

Конфликтная ситуация усугубилась тем, что в фойе второго этажа случился пожар. Загорелся старый театральный реквизит, который мы уже год перекладывали с места на место. Когда я туда приехал, то не поверил своим глазам. Это было похоже на конец. Всё было черно от копоти и залито водой. Привести это в порядок казалось невозможным.

По счастью, проводка не пострадала, а зал и вовсе оказался в порядке. По городу пронесся слух о кончине TaMtAm’а, но мы взялись за работу, и уже через неделю был объявлен следующий концерт.

Потолки в клубе теперь были черными, а стены — грязно-серого цвета в затеках. Кострикин настаивал на ремонте, и я был согласен, однако черный потолок хотелось оставить. Тем более что денег всё равно не было. Мы просто отчистили окна и выкрасили батареи в красный цвет, а наш билетер Лёша Михеев расписал стены причудливыми фресками.

До пожара меня нисколько не смущало, что клуб не имел никакого интерьера. Посетители все равно ни на что не обращали внимания. И вдруг, с появлением этих фресок, место стало оживать. У людей, которые попадали туда в первый раз, просто сносило башню.

Особенно это было интересно по контрасту с первым этажом. Кафешники выложили мрамором вестибюль и отделали стены деревом. Они заявили, что мы будем отвечать головой за каждую надпись, которая появится на стенках. Какие-то каракули тут же появились. Кафешники орали, что заставят нас делать ремонт своими руками. Все это было странно: они ещё не были нашими хозяевами. Мы ничего не были им должны, но каждый раз они говорили с нами с позиции силы.