Владимир Кожевников - Забытый - Москва

• Название: Забытый - Москва
• Автор: Владимир Кожевников
• Жанр: Русская классическая проза

---

- С колдуньей?

- Да.

- Не бойся, маленькая, все получится.

- Ты утешаешь или чувствуешь?

- Как тебе сказать... - он не хотел врать, потому что ничего особенного не предчувствовал, и огорчить боялся, - я не чувствую, что не получится.

- Слава Богу! - она прижалась к нему грудью. - Вот в твои предчувствия я верю. И теперь спокойна.

Юли со свежим пылом впилась ему в губы и опрокинулась на спину, увлекая его за собой. Эта последняя перед опять долгой разлукой схватка была пронизана грустью, но грустью светлой какой-то, с доброй надеждой, и им обоим показалось, что у них мно-ого еще впереди.

Только когда, оставив ее в уютном домике, Дмитрий пробирался печально шумевшим лесом, под бесконечно валившим снегом, так рано и сильно накрывшим землю, что конь то и дело проваливался по брюхо, а лес казался задавленным, мертвым, он с небывалой раньше остротой почувствовал ОДИНОЧЕСТВО. Совсем не то, которое пугало его в детстве и ранней юности, когда он задумывался о смерти и иногда очень ясно ощущал, что перед ней он всегда один, и умирать придется - ОДНОМУ.

Теперь он осознавал все больше, что отдаляется в жуткую пустоту от всех своих самых родных, самых любимых и близких людей. Круг его забот и размышлений уходил все выше, наполнялся вещами все более значительными, огромными, на уровень которых уже ни Юли, ни монах, ни тем более старые дружки детства, Алешка с Гаврюхой, взобраться не могли.

Понимать это могла только Люба, но с ней-то он расходился, пожалуй, больше, чем с другими, потому что у нее образовался свой круг забот, который помогал ему, выталкивал на новый уровень, поднимал все выше, но был настолько сложен, велик, а главное - самостоятелен, что у Любы не было сил сопоставить эти миры и как-то сдвинуть, стянуть их если не в одно, то хотя бы поближе, и они все больше и все стремительней удалялись друг от друга.

Единственным, кто стоял на уровне его забот и даже выше, кто понимал и поддерживал, был Феофаныч. Но у него тоже был свой круг и свой мир, и потом: он не был близким человеком.

"Хотя, конечно, в будущем и..." Дмитрий продолжал размышлять, понимая важность этих мыслей и необходимость дойти в них до какого-то логического конца, лишь пока пробирался по лесу через сугробы. Стоило же ему выбраться на дорогу и увидеть людей, как к стройным, важным, невеселым рассуждениям мгновенно приплелись думы житейские, разом всплыли все бесконечные государственные и военные заботы. Он понял, что ничего уже не додумает, и, с одной стороны, с досадой на то, что утопает в мелких мыслях, с другой же стороны, как будто и с облегчением, что некогда будет грустить о потерях, подумал: вот завтра уеду в Серпухов, и там завертится и не даст не только грустить и размышлять, но просто продохнуть большое, важное (главное!), но привычное и любимое дело.

* * *

К концу октября реки встали, а снегу навалило под самые крыши. Только вызвездило небо, как москвичи увидели дивную, но от необычности и страшную картину: на небе три ночи полыхали красным, зеленым и желтым, то разливаясь на полнеба, то свертываясь в узкие ленты, то разгораясь пожаром, то затухая вовсе и снова вспыхивая, потрясающе прекрасные, жуткие огни. Примета считалась недоброй, но и без нее все готовились к новым бедам. С фуражом было очень тяжело, и семь полков, стянувшихся к Серпухову в начале ноября, породили кошмарные проблемы в отношении снабжения. А ведь надо было позаботиться и о коломенцах, да еще с запасом на случай прихода рязанских и пронских полков.

Риск и неопределенность (а вдруг Олгерд вообще не придет, и все хлопоты - зря!) не прибавляли настроения, но топтаться без дела воинам пришлось не больше недели. За несколько дней до филипповок (зимний пост, в XIV в. - с 20 ноября нового стиля) прилетела весть от Ржевы - идут!

К этому моменту Бобру уже стало известно, что Владимир Пронский во главе пяти своих и трех рязанских (расщедрился-таки Олег! или занадеялся на Лопасню?) полков пришел в Коломну. С коломенскими войсками это тянуло к 12 тысячам - солидно! Но кони...

Единственным местом, где сосредоточили приличные запасы фуража, оказался Перемышль - город южнее Калуги, при впадении в Оку реки Жиздры. От театра это было, конечно, далековато: около 200 верст до Москвы напрямую, зато войско сохраняло боеспособность. Туда и двинулся Бобер, наказав Микуле догонять его по Оке.

Придя в Перемышль, он узнал о передвижениях литвин слеующее. Олгерд и Кейстут во главе примерно 20 тысяч (войско было меньше, чем в прошлый раз!) по льду Западной Двины очень быстро продвинулись на восток. Смоленские полки присоединились к ним после Витебска. Объединенное войско прошло до Зубцова (Ржеву просто проигнорировали!), где соединилось с тверичами. Дальше, не разделяя полки (и тут Василий Березуйский как в воду глядел!), Олгерд кинулся на Волоколамск и осадил его.

"Помоги, Боже, Березуйскому и волочанам его!" Бобер был уверен в искусстве воеводы и мужестве волочан, но очень сомневался в самой крепости. Стены были высоки, но дерево... И если их удастся поджечь... Арбалетчики в Волоцк успели (Корноух очень рвался сам, но Бобер не пустил), под их прицелом с огнем к стенам так просто не сунешься, да и зима, но... В общем, Бобра мучило нехорошее предчувствие, потому он и Корноуха от себя не отпустил.

И велики же были его радость и изумление, когда разведчики принесли весть, что Олгерд, протоптавшись у Волоколамска три дня, понес большие потери, города не взял, снял осаду и ушел на Москву.

"Ай да Вася-Василек, жирненький бочок! Как ты ему по носу-то щелкнул! И наделаем же мы с тобой дел! Еще один командир есть! Да какой! Из московских, пожалуй, самый-самый".

Через два дня после того, как Бобер с Владимиром узнали об этом, в Перемышль пришли коломенцы с рязанцами. Встретили их радостно. Разместив людей, посмотрев их снаряжение и настроение, Бобер остался очень доволен и шепнул Владимиру, что неплохо бы гостей напоить-накормить.

Владимир распорядился. Бараши накрыли стол на тридцать человек, то есть кроме князей и воевод были приглашены и полковники, ну а рядом с Владимиром громоздился отец Ипат, который занимал почти два места и выглядел за столом самым значительным и важным.

Выпили за рязанцев и пронцев, за здоровье князя Владимира Дмитриевича Пронского, потом за здоровье князя Владимира Андреевича Серпуховского, потом за коломенцев, потом за коломенского воеводу, после чего за столом все уже любили друг друга и пили за здоровье разрозненно и самостоятельно. В самом конце, когда пришла пора расходиться на ночлег, Бобру шепнули, что из Волоцка прибыл еще гонец, с подробностями.

- Давай его сюда. Быстро! - Бобер поднялся. - Друзья! Давайте-ка выпьем за волочан и их достойного воеводу, Василь Иваныча Березуйского! Здорово они гостей встретили! В Москве бы так. За них!

Дружно выпили, загалдели. В залу вошел гонец. Это был Филя. Выглядел он усталым, но веселым:

- Здравы будьте, воеводы! Хлеб да соль.

- Иди сюда! - Бобер, слегка захмелевший, призывно махнул рукой. Филя подошел. Бобер подал ему внушительную чару:

- На, выпей, закуси, да садись, рассказывай.

Филя выпил, отдышался, присел, сгрыз огурец и преданно взглянул на Бобра:

- Чего рассказывать-то, князь?

- Как это - чего! Все, что там было, как было.

- Ну как было... Подошли они первого декабря. Обложили-окружили, пригляделись, попробовали примет делать. Но сам понимаешь - пригорочек, место открытое, арбалетчики наши, опять же, в грязь лицом не ударили. Повозились они, помучились, кучу народу положили и отвалились. Стали порок к воротам прилаживать. Прикрылись сверху солидно, грамотно все сделали, начали долбить. Только волочане-то не лыком шиты, не стали дожидаться, когда им ворота разнесут. Сами распахнули, кинулись на мост и давай их крошить. Порок разбили, в ров опрокинули. Литвин покалечили сотни три, пока они не очухались, да в большой силе не навалились. Тогда волоцкие мост подожгли и опять в стенах закрылись. После этого литвины и пытаться ничего не стали. Поднялись и пошли к Москве. Так что волоцкие себя показали, молодцы. Воеводу, правда, у них убили, жалко. А так...

- Какого воеводу?! - холодея, привстал Бобер.

- Ну этого ихнего, Василь Иваныча, - Филя испугался, тоже привстал.

- Что?!! - Бобер вскочил, схватил его за грудь, глянул бешено. - Что ж ты сразу-то?!..

Филя пискнул по-щенячьи и обмяк. Плюхнулся на лавку и стал заваливаться на бок. Его подхватили, потащили на воздух. Бобер оглянулся безумно, зажмурился и затряс головой. Сел, прикрыл и придавил глаза пальцами, замер так ненадолго. Потом со всей силы грохнул обоими кулаками по столу:

- ...твою мать!!! - и сгорбился, тупо уставившись в одну точку. - Ах ты, Вася-Василек, жирненький бочок. Так я на тебя занадеялся!.. А ты... Как же ты меня подвел!..

* * *

Литвины вышли к Москве 6-го декабря и увидели то же, что два года назад: белые стены, черные ворота и пустой, выгоревший посад. Только следов пожара не было видно - все закрыл толстенным пушистым одеялом почти непрерывно валивший с хмурых небес снег. Белая пустыня и настороженная, напряженная пугающая тишина.