Вадим Кожевников - Степан Буков

• Название: Степан Буков
• Автор: Вадим Кожевников
• Жанр: Русская классическая проза

---

Как-то Буков показал фотокарточку Люды знакомому майору авиации после того, как тот показал ему портрет жены.

- Невеста? - спросил майор.

- Нет, так, на память, - сказал Буков.

- Подходящая! Ты не теряйся, - посоветовал майор.

Буков спрятал фотографию и ничего не ответил. И только испытал мгновенное чувство неприязни к майору - обиделся за эти слова: "Не теряйся". Но майор ведь не знал того, что знал Буков, и Буков, мысленно прощая его, о чем тот и не догадывался, похвалил из вежливости:

- У вас жена тоже ничего.

- Я ее последний раз в сорок первом видел, в с тех пор - никаких известий. Буду искать, - твердо сказал майор. - Пешком всю землю исхожу, а найду.

Буков посмотрел майору в глаза и сказал обнадеживающе:

- И найдете. Честное слово, найдете! Это же сколько раз такое бывало, и находили.

Но о себе Буков так не думал, не надеялся, что найдет Люду. Ведь у него документ - полученное письмо. В нем он и носит при себе карточку Люды. Это все, что осталось у него в память о ней на дальнейшую его жизнь.

X

Когда старый двухбашенный танк Т-26, имеющий только пулеметное вооружение, прорывался из окруженного СПАМа, сержант Люда Густова получила ранение. Она попала в госпиталь вместе с политруком Зоей Карониной. Выписали их почти одновременно и демобилизовали.

Люда была родом из старинного приморского города, стоявшего на берегу Азовского моря.

И хотя Люда видела на фронте, в какие развалины обращали фашисты наши города, отступая, - представить себе, что то же случилось с ее родным городом, она не могла, не хотела.

Малорослая, но широкоплечая, с округлым лицом и чуть вздернутым подбородком, сверкая серыми в золотистую крапинку глазами, она убеждала Каронину, обращаясь, как положено в армии.

- Товарищ политрук, - говорила Люда, - вы просто вообразить себе не можете, какая у нас красота. У всех сады. Весной город - сплошной букет. А море? Все Черное хвалят, а наше недооценивают. Но оно самое лучшее, тепленькое, и рыбы столько!.. Пойдем на водную станцию - ребята все спортивные, у многих лодки, вежливо приглашают. И хулиганов совсем немного. Население у нас какое? Одни на металлургическом заводе работают, другие на машиностроительном. Это главные жители. Объявится негодный - прижмут почище милиции. Парк куль туры у нас особенный. Вечером все жители там. И между заводами дружба. Металлургический завод машиностроительный обслуживает - взаимодействуют. Приезжих у нас мало, все свои. Идешь по улице, словно по коридору коммунальной квартиры: "Здрасьте! Здрасьте!" сплошные знакомые. Вот увидите, ничего не вру. И папа будет рад, квартира у нас замечательная, в новом доме, с балконом. Он и спит на балконе летом на раскладушке. Но если вам захочется с видом на море, он во всем добрый, уступит.

Каронина слушала молча. Люда несколько выставила вперед свой задорно вздернутый подбородок и твердо объявила:

- Не хотите, тогда я к вам поеду, но от себя никуда не отпущу, пока не буду уверена, что вы нормально благоустроились. - Напомнила: - Теперь мы гражданские, и я вам вовсе не подчиненная, запретить не можете.

Каронина сказала:

- Хорошо, я довезу тебя до твоего дома, а там посмотрим. - И попросила: - Больше по званию ко мне не обращайся, и вообще, сколько тебе лет?

- Двадцатый пошел! - сказала со вздохом Люда.

- А мне двадцать два.

- Ой, - удивилась Люда, - а я думала, вы уже пожилая.

- Значит, говорить мне "вы" надо отставить.

- Есть, отставить! - радостно согласилась Люда. Спросила деловито: Ты когда-нибудь перманент делала? Говорят, можно на целых полгода завиться. Давай попросим. Приедем красивыми фронтовичками, в кудрях.

- Ты - пожалуйста.

- Одна я не согласна. Если нафасониться, то вместе...

Люда немного хитрила с Карониной, притворяясь беспечной простушкой, на самом деле она вовсе не была такой. Ее беспокоило, что Зоя Каронина в госпитале как-то размякла, опустилась, стала даже одеваться неряшливо, хотя после ампутации одной руки могла вполне свободно управляться так, чтобы выглядеть прибранной, аккуратной. И рассуждения ее не нравились Люде.

- Ноги у меня целые, - с усмешкой говорила Зоя. - Значит, нет существенных препятствий для замужества, но на черта мне замуж? - Кивнула на култышку: - Вот с такой вывеской на жалость?

- Во-первых, - перебила ее Люда, - ты можешь протез нацепить. Посторонним совсем незаметно, а для главного человека вовсе не имеет значения, одна рука у тебя или две. По быту мужчина может всему наловчиться. Мы в своей семье, например, давно без матери живем, и папа все умеет лучше всякой женщины. И авторитет его от этого не страдал, хотя на заводе все знали, что он стирает, и гладит, и сам всю квартиру в чистоте содержит. Тебя общественность высоко поставит; кроме того, ты сама по себе красивая, и все неженатые будут только в серьезных целях за тобой ухаживать. Вот увидишь, как наилучшие мужчины начнут с полным уважением в тебя влюбляться.

- Не нужно все это мне, не нужно. Сдохла во мне женщина, поняла?

- Живой человек, а так ненормально рассуждаешь, - упрекнула Люда. Сколько наших товарищей погибших считали бы за счастье хоть без рук или без ног, но остаться живыми. Зайди в палату тяжелораненых, сильно изувеченных: тренируются с протезами, готовятся к гражданской жизни. Профессии себе подбирают по возможностям. - Потупившись, шепотом произнесла: - У меня ранение невидное, а что врач сказал: "Хочешь иметь ребенка - отдохнешь полгода, ложись снова на операцию". Вот я и нацеливаюсь: поправлюсь как следует дома, и пускай режут, на всякий случай. Действительно, вдруг замуж выскочу, а тут такое препятствие, надо резаться. Без ребенка мне замуж выходить неинтересно. После больницы подберу себе подходящего и выйду за него.

- А Буков?

- Можно и за него, - согласилась Люда. - Но твердо не обещаю. Вдруг получше человек встретится, планировать всего нельзя.

- Говоришь так, будто все в жизни тебе просто и ясно!

- Я, Зоечка, так считаю: когда кругом у людей столько горя, добавлять его от себя ни к чему.

- Ну хорошо, - покорно согласилась Каронина, согласилась только для того, чтобы больше не говорить об этом...

* * *

Каронина - ленинградка, отец ее - художник-реставратор. Он возвращал жизнь творениям старых мастеров, не находя в современной живописи ничего равного их искусству. Зоя училась рисованию не по влечению: так хотел отец. Сам он, воинственно восхваляя великое искусство прошлого, стыдливо робел, когда брался за кисть. Ни одна из картин, задуманных им, не была закончена. Сотни эскизов - только следы отчаянного недоверия к себе. Внешность его была привлекательна: рослый, с правильными чертами крупного, мужественного лица, освещенного добрыми, женственными глазами.

Женился он рано, не по любви, а скорее из деликатности, на некрасивой, но пламенно в него влюбленной дочери учителя живописи, которого он почитал.

Женившись, послушно подчинился супруге и был предан ей, испытывая благодарность за то, что она смирилась с тем, что он не гений, а всего только скромный реставратор.

Зое с детства отец пытался внушить преклонение перед великими произведениями искусства, учил понимать их.

Он хотел, чтобы город, где она родилась, стал в глазах девочки музеем зодчества. При ней почтительно снимал шляпу, проходя мимо здания, построенного великим архитектором прошлого.

Его взгляды на искусство считались отсталыми и даже "реакционными". Но Каронина не "прорабатывали". Дело в том, что, будучи еще студентом, он добровольно пошел в отряд красногвардейцев, сражался против Юденича и на фронте был ранен. В Петрограде после госпиталя он выступил на собрании левых художников, где сказал:

- Революция отдает народу все достояние человеческого гения, а вы хотите подсунуть людям поспешные изделия воспаленного самолюбия, пользуетесь бурей революции, чтобы ваши шатания приняли как изображение самой революции.

Каронина привлекли к работе в комиссии, назначение которой было отбирать в Государственный музейный фонд ценнейшие произведения искусства.

Кто-то пустил слух, что он служит в Чека. Одни художники перестали с ним здороваться, другие стали искательны, разговаривали подобострастно. Жена потребовала, чтобы он ушел из комиссии. Он отказался.

Иностранные дипломаты скупали по дешевке драгоценные картины, нанимали подлецов, которые поверх старинных полотен что-нибудь малевали, а затем эти загримированные полотна вывозились за рубеж.

Чекисты обратились к Каронину с просьбой помочь им обнаруживать подлинные художественные ценности. Теперь уже всем знакомым Карониных стало известно, что он работает в Чека. Каронин и не скрывал этого. Он даже соглашался присутствовать на обысках. И когда обнаружил приклеенное к днищу чемодана, наскоро подмалеванное полотно Ватто, был так возмущен этим кощунством, что яростно потребовал:

- За такое варварство нужно сажать в тюрьму! Это восклицание многие его коллеги запомнили. И когда он снова начал писать, каждая его работа встречалась молчанием. Нашлись такие, кто предупреждал: хвалить Каронина означает лакейски услужить властям, а порицать - большой риск.