Юрий Авербах - О чем молчат фигуры

• Название: О чем молчат фигуры
• Автор: Юрий Авербах
• Издательство: РИПОЛ-Классик
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-7905-4946-5

Автор, бывший очевидцем и активным участником самых острых коллизий, сотрясавших порой весь шахматный мир, откровенно рассказывает о том, что десятилетиями таилось за семью печатями.

Книга рассчитана на всех любителей шахмат, и не только на них.

Фотографии из архива музея шахмат ЦДШ и личного архива Ю. Авербаха

---

Однако сейчас, много лет спустя, я понимаю, что была и третья причина — эмоциональная. Когда я был в Аргентине, у меня умер отец, а я узнал об этом только вернувшись в Москву. Да и суровое решение Спорткомитета никак не способствовало творческому настрою. Когда шахматист на подъеме, подобные удары особенно болезненны и долго не забываются...

После чемпионата я понял, что вступил в полосу неудач. Мастер Евгений Загорянский, выходец из княжеского рода Кисиль-Загорянских, по натуре игрок, мастерски игравший не только в шахматы, но и в преферанс, весьма доходчиво объяснил мне, что удачи и неудачи идут волнами. И, когда наступает пора неудач, главное — не дергаться, не суетиться, а терпеливо ждать. Ну что ж, и я стал ждать. Вскоре выяснилось, что мои злоключения не кончились. Нежданно-негаданно я был вызван на трехмесячный военный сбор, поскольку у меня было звание инженер-лейтенанта ВМС. Прошел месяц, в течение которого я стал инженер-старшим лейтенантом, как вдруг пришло предписание срочно отправить меня в распоряжение командования ВМФ в Москву. Я терялся в догадках, но понимал, что произошло что-то чрезвычайное. Из Министерства ВМФ меня отправили в Спорткомитет. Когда я появился в кабинете у Постникова, он мне сообщил следующее: Борис Спасский со своим тренером А. Толушем находился на сборе под Москвой и должен был лететь с ним в Бельгию на первенство мира среди юношей. Однако неожиданно Толуш сломал ногу. В Спорткомитете срочно стали искать ему замену. Никого под рукой не оказалось, и тогда вспомнили обо мне. Выяснилось, что я на военном сборе, и тогда обратились к командованию ВМФ.

— У тебя есть выбор,— закончил Дмитрий Васильевич свое сообщение,— либо возвратиться обратно на сбор, либо лететь в Антверпен. Спасский уже там.

Видит Бог, я недолго колебался с ответом. И вскоре двинулся в путь.

Спасский выехал в Антверпен не один. Его сопровождал молодой человек, прекрасно говорящий по-французски. Хотя он назывался работником Спорткомитета, но на самом деле представлял совсем другую организацию. И это могло сыграть в биографии юного Спасского роковую роль.

В турнире Борис играл отлично. С блеском занял первое место и стал первым советским чемпионом мира среди юношей. Следующего такого успеха нам пришлось ждать долгих 14 лет. О причинах этого я скажу несколько позднее, а сейчас мне придется поведать о проблемах, которые у нас возникли в Антверпене. Были они не шахматного порядка. Отнюдь.

До этого соревнования я со Спасским практически не общался, да и играл только раз. Он оказался на редкость разговорчивым, можно сказать даже болтливым. Мы столовались в семье русских эмигрантов, и за столом Борис частенько пускался в весьма рискованные политические рассуждения. Наш сопровождающий его внимательно слушал и, как говорится, наматывал себе на ус. Мне кажется, что Борис выражал настроения ленинградской студенческой молодежи. Они не знали, что такое сталинские репрессии, и не боялись открыто критиковать многие стороны нашей тогдашней жизни. Когда турнир закончился, на пару дней мы переехали в наше посольство в Брюссель. В подвале посольства был бильярд, и Борис играл со всеми, кто туда заходил. И, не зная того, однажды попал на самого посла.

Здесь необходимо небольшое отступление. Начиная с 1953 года тренером Спасского был Толуш. Своих детей у него не было, и все нереализованные отцовские чувства он отдавал своему подопечному. В шахматах это принесло Борису неоценимую пользу. Однако Толуш обладал острым языком, речь его перемежалась яркими, жаргонными словечками. Высказывания Александра Казимировича становились своего рода фольклором, который, как губка, впитывала ленинградская шахматная молодежь. И в первую очередь, конечно, Спасский. По ходу игры Борис обрушил на посла, человека уже немолодого, целый шквал жаргонных словечек, чем произвел крайне невыгодное впечатление. А нам из Брюсселя нужно было лететь в Швецию, где Спасскому предстояло участвовать в межзональном турнире.

Поговорив с послом, сопровождающий сообщил, что поведение Спасского заставляет его сообщить в Спорткомитет, чтобы Бориса немедленно отозвали в Москву! Помилуйте, что вы делаете? — пытался я урезонить сопровождающего.— Вы же ломаете Спасскому карьеру, хотите лишить его возможности стать претендентом на мировое первенство!

Ничего не могу поделать,— упрямо стоял на своем сопровождающий.— Я обязан сообщать о подобных фактах. Это — моя работа!

К счастью, нашим консулом в Бельгии был очень достойный человек В. Камчатов. Мы познакомились с ним еще в Антверпене, и он произвел на меня самое благоприятное впечатление. Обратившись к нему, я объяснил ситуацию и попросил помочь.

Подумав, он сказал:

- Спорткомитету положено обсудить поведение Спасского. Однако это можно будет сделать и после Швеции. Попробую кое-что предпринять.

И он выполнил свое обещание. Сопровождающий отправился в Москву, а мы со Спасским — в Стокгольм, где я сдал Бориса на руки Толушу.

Межзональный турнир проходил в Гетеборге. Спасский сыграл удачно и вошел в число претендентов на мировое первенство. Когда он вернулся в Москву, в Спорткомитете состоялась «разборка». Однако она не носила уничтожающего характера. Борис повинился, признал, что получил достойный урок, и обещал, что больше такое не повторится.

Инцидент был исчерпан, хотя в КГБ в досье на Спасского вся эта история несомненно осталась зарегистрированной.

Олимпиада в Москве

В 1947 году Советский Союз вступил наконец в ФИДЕ, и мы вполне могли участвовать в первой послевоенной Олимпиаде в 1950 году. Однако на нашу беду она проходила в Дубровнике, а в то время у СССР были с Югославией плохие отношения. Хотя у нас были все шансы стать победителями, от участия мы отказались.

Следующая, десятая по счету Олимпиада должна была состояться в 1952 году в Хельсинки. Здесь уже никаких препятствий для поездки не было, тем более, что перед Шахматной олимпиадой в столице Финляндии прошли Олимпийские игры, в которых впервые приняли участие советские спортсмены.

Наши шахматисты во главе с чемпионом мира Ботвинником выехали на сбор, чтобы готовиться к предстоящему состязанию. Ботвинник по своему обыкновению стал играть тренировочные партии с Болеславским и Петросяном. И обе проиграл. Пошел слух, что чемпион мира в плохой форме, и в результате Спорткомитет принял решение отправить в Хельсинки команду без него. Считается, что это было инспирировано решением общего собрания команды и тренеров. Будто бы, согласно утверждению Ботвинника, только Болеславский выступил в его защиту. С другой стороны, Смыслов много лет спустя отрицал, что он принимал участие в этой интриге.

Нашей команде удалось стать победителями Олимпиады, опередив Аргентину на полтора очка. Однако на первой доске лучший результат показал Мигель Найдорф — 12,5 из 16, в то время как Керес, возглавлявший сборную СССР, имел только 6,5 очков из 12.

На следующую Олимпиаду в Амстердам команда отправилась уже во главе с Ботвинником и выступила с блеском. Победила, оторвавшись от аргентинцев на целых 7 очков. Ни в Хельсинки, ни в Амстердаме сборная СССР не проиграла ни одной встречи.

Эти успешные выступления подвигли Спорткомитет на то, чтобы Олимпиаду-1956 провести в Москве.

Играли шахматисты на гигантской сцене Центрального театра Советской Армии. Уже в то время Москва считалась шахматной столицей мира, поэтому понятен интерес, который она вызвала за рубежом. Впервые в соревнованиях приняли участие команды целого ряда стран, таких, например, как Монголия и Филиппины. Кстати, на второй доске у филиппинцев играл молодой национальный мастер Флоренсио Кампоманес, впоследствии многолетний президент ФИДЕ.

В Москве сборная СССР еще раз подтвердила свою силу, оторвавшись от югославов на 4,5 очка. Столько же очков, сколько югославы, набрала команда Венгрии, но у нее оказался худший коэффициент. Утешением для венгров послужило то, что они смогли победить нашу сборную.

Перед Олимпиадой прошел конгресс ФИДЕ. К этому времени у меня уже была общественная работа — в 1954 году я был избран в Президиум шахматной секции и возглавил там квалификационную комиссию. Именно поэтому мне впервые пришлось участвовать в работе квалификационной комиссии ФИДЕ. В работе самого конгресса с нашей стороны участвовали трое: вицепрезидент ФИДЕ В. Рагозин, руководитель отдела шахмат Спорткомитета С. Абрамов и сам чемпион мира Ботвинник.

Стоит отметить, что заседания конгресса проходили в помещении только что открывшегося Центрального шахматного клуба СССР. Мы получили этот шикарный двухэтажный особняк после письма гроссмейстеров Н. С. Хрущеву, и он действительно стал центром шахматной жизни страны.

На конгрессе были приняты два судьбоносных решения, причем с подачи нашей страны. Одно — чемпион мира получил право на матч-реванш. С первого взгляда это решение кажется логичным: Ботвинник уже восемь лет сохранял звание чемпиона мира. По первоначальному проекту, написанному им самим и обнародованному еще в 1949 году, в случае проигрыша матча экс-чемпион имел лишь право участия в тройном матч-турнире, где участниками были чемпион мира, новый претендент и экс-чемпион. За эти восемь лет Ботвинник свел вничью два матча с претендентами, Бронштейном и Смысловым, и уже было известно, что в 1957 году ему предстоит новый матч со Смысловым. Поэтому вообще непонятно, почему он должен иметь преимущество перед последним. А о втором предложении — ограничить число претендентов от одной страны (читай от СССР), я расскажу несколько позже.