Александр Галкин - "Болваны"

• Название: "Болваны"
• Автор: Александр Галкин
• Жанр: Современная проза

---

Пока Птицын раздумывал над фамилией врага и склонял ее на разные лады, ему сам собой, без всяких усилий ума пришел замысел письма в Главный Штаб Сухопутных войск. Жалоба должна быть построена на одном простом лингвистическом приеме: как может быть прав врач, если его фамилия Сруль?! Тем более, З.А. Сруль! Другими словами, Птицыну нужно искусно варьировать во всех возможных падежах его фамилию, время от времени добавляя к ней соответствующее имя и отчество, чтобы в мозгах дежурного офицера, который разбирает почту, отпечаталось аршинными буквами: Срулю - Срулево! Вот тогда он даст письму законный ход.

7.

Птицыну пришла очередная повестка. В панике он позвонил Владимиру Николаевичу: идти или не идти?

- Сиди и не рыпайся! В третий раз они не посмеют тебя засадить в больницу. Жди! В конце концов диагноз подтвердят!

Птицын не разделял оптимизма Владимира Николаевича. С чего это вдруг государственная машина, до сих пор работавшая бесперебойно, даст сбой на Птицыне? По логике вещей, и его тоже она должна привычно перемолоть и превратить в съедобный силос для государственной скотофермы. Все предварительные демарши Птицына против Сруля окончились ничем. Он пошел на прием к главврачу 915 горбольницы. Главврач, сидевший в полутьме кабинета в большом белом колпаке, угрюмо выслушал Птицына и так же угрюмо заметил, что никак не может воздействовать на откомандированного в военкоматскую медкомиссию врача, что тот ему просто неподотчетен. Тухес и Оксана Виленовна только покачали головами и развели руками в разные стороны. Из Призывной городской медицинской комиссии на имя Птицына пришла отписка от какого-то подполковника медицинской службы, который сурово разъяснял Птицыну, что вопросы о призыве и освобождении от призыва решают только районные медицинские комиссии при райвоенкоматах.

Птицыну хотелось сдаться на милость победителя: эта изнурительная борьба с государством, длившаяся почти год, страшно утомила его. В этой фигуре Сруля Птицыну виделось что-то мистическое. Та поразительная целеустремленность ненависти, с которой тот преследовал Птицына - сорокалетний взрослый человек - двадцатичетырехлетнего мальчишку, - эта ненависть была нездешней, тамошней. Как будто силы зла, полчища адской нечисти с двумя рогами, мелкие бесы с хвостом и копытами, притом что умом Птицын в них совсем не верил, ополчились против него, сговорились уничтожить его, стереть с лица земли. И для этого орудием своей злобы избрали Сруля.

Или, может быть, Сруль был посланцем кармы, которую Птицыну необходимо было сжечь в этой жизни вот в эти самые мгновения?

Одним словом, враг Сруль послан ему для вразумления?

Птицын что-то непременно должен был понять в этом послании небесных сил. Но что? То, что Сруль сволочь, понятно и так. Что Птицын когда-то встречался с ним в прошлой жизни на узкой дорожке и этот поединок повторился вновь в этой жизни? Да, это убедительно. Впрочем это только недоказуемое абстрактное предположение, так сказать рабочая гипотеза, для того чтобы не роптать на горькую судьбину, потому что ведь в конечном счете жизнь совершенно необъяснима. Отыскивать и вносить смысл в человеческую жизнь - это так по-человечески! В этой позиции есть много соблазнительных удобств: ничтожная бестолковая жизнь сразу приобретает необычайный масштаб; как же: за душу человека дьявол с Богом борется! Все небесные силы: ангелы, архангелы, престолы и прочие, кто там еще? - все только тем и занимаются, что отчаянно воюют за человека. А что, если им всем до него и дела нет? Что, если у них другие, гораздо более насущные заботы? И Бог тоже взял да и предоставил человека самому себе: Птицына предоставил Птицыну, а Срулю - Сруля. Вот они и воюют друг с другом, как два таракана из-за крошки хлеба.

Вопреки советам Владимира Николаевича, Птицын решил лучше броситься в пасть к огнедышащему дракону, нежели дрожать в ожидании следующей повестки. В порыве поэтического вдохновения он составил в голове план борьбы со Срулем. После стольких птицынских лежаний и сотни обследований диагноз Сруля "вегето-сосудистая дистония" просто не выдерживал критики. Теперь они со Срулем поменялись ролями: теперь Срулю предстояло доказывать, что Птицын здоров ровно настолько, чтобы смело идти в армию. Птицын намеревался поставить Срулю ультиматум: он согласен идти в армию под ответственность Сруля. Если тот уверен в своем диагнозе и, стало быть, дает гарантии, что Птицын в армии не умрет (а это вполне вероятно!) , то Птицын заранее соглашается, однако предупреждает призывную комиссию, своих родителей, а также непосредственно перед призывом отправляет уведомление военному прокурору о том, что все последствия его призыва он возлагает на невропатолога З.А. Сруля. Пускай тогда покрутится, как уж на сковородке!

Сруль встретил Птицына неожиданным вопросом: дозвонился ли он до Боткинской больницы и есть ли там места? Птицын был полностью обезоружен таким нахальным идиотизмом. Оказывается, он еще сам должен укладывать себя на лопату Бабы Яги и добровольно залезать в печку. Птицын не задумываясь соврал, будто он звонил три дня подряд - и мест в больнице нет.

Сруль пошел в кабинет к капитану Синицыну и стал оттуда названивать главврачу Боткинской. Птицын из-за двери слышал, как Сруль пронзительным фальцетом кричит: "Третий раз! Да! Арбитражный диагноз! Лежал в 915 горбольнице Хорошо. Спасибо! Пришлем сегодня в течение часа!

Дальше Птицын не понимал ничего. Началась какая-то фантасмагория! Он не был твердо уверен, происходит ли это с ним в действительности или он смотрит на происходящее в телевизор. Синичкин, под нажимом Сруля, выделил для Птицына черную "Волгу" с персональным шофером, на которой катался сам начальник военкомата. Двое в штатском с подозрительными испитыми лицами (откуда они взялись? может быть, из бывших оперативников?) составили птицынский эскорт. Сруль предварительно их проконсультировал и вручил им запечатанный конверт с сопроводительными птицынскими документами. Они сидели в машине по бокам от Птицына на заднем сиденье. Не было только наручников.

Сначала они заехали к Птицыну домой, чтобы он взял необходимые вещи: зубную щетку, мыло, мочалку, смену белья. Птицына подмывало к ним не выходить, а прокричать из окошка: "Я не еду: мама мне не разрешает! Возвращайтесь в военкомат без меня!" Во всяком случае, пока Птицын метался по квартире и лихорадочно собирал вещи, бабушка настояла на том, чтобы он пообедал: "Подождут! Ничего не случится... Пока тарелку щей не съешь - не пущу!" Потом Птицына опять поместили посередине, между горячими телами оперативников, и в полном молчании доставили в Боткинскую больницу. Один из оперативников - с обвислыми усами - пошел договариваться к главврачу. Другой, по-прежнему с опаской косясь на Птицына, сидевшего на заднем сиденье: не сбежит ли? - курил возле полуоткрытой дверцы "Волги". Пришедший первый оперативник кивком головы пригласил Птицына вылезать и следовать за ними. Наконец, они сдали Птицына медсестре в приёмном покое и, вздохнув с облегчением, удалились.

8.

В Боткинскую больницу Птицын поступил в пятницу и ждал дежурного врача до вечера. Врач так и не появился. При поступлении верхнее давление у него было чуть больше 140, то есть попросту перестало подчиняться Птицыну. Он посчитал это плохим знаком.

В понедельник пришел лечащий врач - молодой красивый жгучий брюнет с бельмом на правом переднем зубе. Он говорил с Птицыным так ласково предупредительно, что Птицын ясно понял, насколько тому на него наплевать. Давление он даже не стал мерить. С такой внешностью его могли интересовать только бабы.

Всё было как обычно в больнице: на анализ взяли мочу и кровь, сделали ЭКГ. Так прошло два дня. Птицын сидел и ждал. Соседи по палате играли в "дурака". Он томительно следил за игрой, меланхолически отмечая, как время, точно морской песок, течет сквозь пальцы, и вместе со временем, кажется, уходит всё то, чего он достиг в 915 горбольнице

В первый же день он позвонил Владимиру Николаевичу - тот его жестоко отругал: "Зачем ты лег?!" Птицын, чувствуя справедливость негодования Владимира Николаевича, уныло посмеялся над почетным эскортом, который доставил его в больницу. Владимир Николаевич не поддержал мнимой веселости Птицына.

В конце дня пришел красавчик-врач и предупредил Птицына, что завтра назначен консилиум врачей-невропатологов и что он покажет Птицына этому представительному собранию.

Ночью Птицын плохо спал, много раз просыпаясь и вновь забываясь в коротких обрывочных снах. Ему снилась Оксана Виленовна в черном халате. Она работала в крематории и должна была сжигать трупы. Впрочем, предварительно она готовила их к кремации, записывая инвентарные номера в большую амбарную книгу. Птицын, лежа в гробу, ждал своей очереди. Двое бородатых рабочих на круглой, крутящейся на оси железной площадке кривыми, желтыми от табака пальцами хватали трупы за ноги, выдергивая их из гробов, встряхивали, чтобы с трупов слетели обратно в гроб иконки, розы, гвоздики и гладиолусы, поднимали трупы над головой, как дворник - свой лом, которым он долбит неподатливый лед на дороге и тротуаре, и ловко кидали их в прозрачные ромбовидные целлофановые пакеты, прикрепленные по краям круглой площадки на специальных металлических держателях.