Андрей Зайончковский - История русской армии. Том третий

• Название: История русской армии. Том третий
• Автор: Андрей Зайончковский
• Издательство: ООО «Издательство «Полигон»
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 5-89173-248-3

В этой книге наиболее полно и систематизированно рассматривается история русской армии от ее состояния накануне Восточной (Крымской) войны 1853–1856 гг. до Ахалтекинской экспедиции 1880–1881 гг., столкновения с Афганистаном в 1885 г., памирских походов 1891–1895 гг. и других малоосвещенных боевых операций российских войск. Показаны перемены в армии России после реформ 1860–1870 гг., роль армии в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Авторами описаний этих событий являются известные русские военные историки А. М. Зайончковский, Д. Н. Логофет, А. Д. Шеманский, К. И. Дружинин. В книге даны характеристики главных военачальников второй половины XIX в., руководивших боевыми действиями русских войск в войнах и походах этого периода.

---

Имя генерала Эдуарда Ивановича Тотлебена было популярно во всей русской армии. Деятельность его в войне 1877–1878 гг. достаточно ярко описана ранее. Здесь лишь необходимо отметить, что вызван он был из России, чтобы поправить дела под Плевной, после того как там все, за исключением, кажется, одного М. Д. Скобелева, отчаялись в успешности операций. В душу воюющих стало закрадываться сомнение в успехе войны, утрачивалась вера в себя. Тотлебен водворил порядок под Плевной и сумел всем подчиненным внушить веру в свои силы, в его искусство, а главное, в его авторитет. Даже Гурко, плохо переносивший чью-либо власть над собой, говорил, что никогда еще такого авторитетного и опытного начальника не видал[93].

Генерал Э. И. Тотлебен

Дав каждому из подчиненных ему начальников определенную задачу, он не вмешивался в исполнение, но строго требовал точного выполнения своего поручения; отступления в этом отношении не допускал, что и было поводом к столкновениям с М. Д. Скобелевым. Он не допускал также вмешательства в его распоряжения или отдачи распоряжений подчиненным помимо него; это повело также к серьезным размолвкам между ним и главнокомандующим[94]. Это был человек, отличающийся удивительной систематизацией в работе и строгостью в оценке.

Однако, несмотря на строгость, Тотлебена все очень ценили и чрезвычайно уважали, а войска смотрели на него с благоговением.

Имя Ф. Ф. Радецкого тесно связано со славной переправой через Дунай и тяжелым шипкинским сидением. В этих противоположных по характеру операциях он проявил одинаковую распорядительность и удивительную храбрость, но все это Радецкий выказывал с такой скромностью и простотой, как будто делал самое обыденное дело, оставаясь все время в тени, выдвигая своих помощников, но подавая собой пример. Всегда ровный, спокойный и доброжелательный, Радецкий представлял собой тип чисто русского героя; этим он был особенно близок и дорог русскому солдату. А между тем Шипка держалась наполовину обаянием его личности. Страшные условия службы там казались издали спокойными («На Шипке все спокойно!») в освещении Ф. Ф. Радецкого, считавшего службу царскую всюду одинаковой.

Генерал-лейтенант Ф. Ф. Радецкий

Он обладал в высшей мере непреклонной решимостью в достижении раз поставленной цели, бесстрашием и равнодушием к опасности. В критические минуты он становился перед войсками и лично водил их в штыки (на Шипке 12 августа). Его скромность не знала предела. Когда государь за переправу через Дунай вручил Радецкому Св. Георгия 3-й степени, тот сказал: «Ваше Величество, это не мне следует, а Драгомирову!»[95] Точно так же, когда главнокомандующий, встретив его 31 декабря у подножия Балкан, снял с себя орден Св. Георгия 2-й степени и передал ему, то Радецкий так сконфузился, что сунул орден в карман[96]. А между тем как гордились им солдаты Шипкинского отряда! Это был их шипкинский орел! Это был истинный герой.

Генерал-адъютант И. В. Гурко

Иосиф Владимирович Гурко прославил имя свое в Русско-турецкой войне на Балканах в первый раз как лихой кавалерийский начальник, второй раз — как командующий большим отрядом. Оба раза он проявил себя чрезвычайно решительным начальником, выказавшим изумительную неутомимость и энергию; в основу его характера была положена железная воля. Благодаря ей он добивался во всех своих действиях блестящих результатов, которые обыкновенно ошеломляли турок, трепетавших при его имени. Суровый, подчас резкий на словах, он отличался большой заботливостью о подчиненных, всегда верил в их силы и способности, так как выше всего ставил русского офицера и солдата, чем заслужил любовь солдат; русский же народ причислял его к немногим героям Русско-турецкой войны.

Генерал-лейтенант М. Д. Скобелев

Генерал-лейтенант Михаил Дмитриевич Скобелев 2-й, явившись на войну 1877–1878 гг. в числе многих генералов, жаждавших отличиться, вышел из нее в ореоле героя и кумира русского солдата и народа. Почти все важнейшие операции под Плевной, при переходе через Балканы и движении к Константинополю связаны с именем Скобелева. Во всех критических и самых тяжелых положениях обыкновенно обращались к нему; прибегая к нему, Скобелеву, далеко не всегда давали необходимые средства, но Михаил Дмитриевич и с малыми средствами обыкновенно делал большие дела. В сердце своем он носил «искру войны», и она зажигала не его одного, но и всех его окружавших. В этом он имел много сродного с Суворовым и, подобно ему, на войне больше всего обращал внимание на моральную подготовку успеха, развивая эту сторону виртуозно; стоит только вспомнить атаки Зеленых гор и события 30–31 августа.

Никто не умел водить войска на штурм так, как это делал М. Д. Скобелев. В этом умении уже видна печать гениальности. Его кипучая деятельность, безумная отвага, жесткая настойчивость в атаках в то же время сочетались с теплым, душевным чувством к офицерам и солдатам. «Дисциплина должна быть железной, — сказал он на войне одному из подчиненных ему командиров, ударившему солдата, — в этом нет никакого сомнения, но достигается это нравственным авторитетом, а не бойней… Я очень многим обязан здравому смыслу солдата. Нужно только прислушиваться к ним». И русский солдат это чувствовал, своей принадлежностью к отряду Скобелева он гордился необычайно. «Мы — Скобелевские!» — обыкновенно отвечали они на вопрос, какой они части или дивизии. С каждым днем войны его влияние на солдат и офицеров все более и более росло, и вскоре он стал для своих подчиненных полубогом, а для России — героем, гордостью страны.

Мы здесь не касаемся той удивительной заботливости, какую проявлял всегда Михаил Дмитриевич к своим подчиненным, — заботливостью, проявляемой и в виде стремления вооружить своих солдат более совершенным, лучшим оружием, отбитым у турок, и заказом вьючных седел для перехода через Балканы, когда никто еще необходимости в них не предвидел. Заботливость эта была исключительная. Его войска всегда были одеты, обуты и сыты при самой невозможной обстановке. Эти второстепенные заботы лишь подчеркивали в этой живой, кипучей натуре черты крупного, гениального полководца, основывавшего успех всех своих действий на идеальном знании души русского солдата и офицера, на умении управлять ими безгранично, исключительно на движении вперед, на нападении, на атаке и штурме. Других способов войны Михаил Дмитриевич не знал!

Берлинский конгресс[97]

Сан-Стефанский мирный договор совершенно видоизменял территориальные границы на Балканском полуострове. За Турцией еще оставались Константинополь, Адрианополь, Салунь, Эпир, Фессалия, Албания, Босния и Герцеговина. Но вся Болгария, от Дуная до Эгейского моря, от Черного моря до Охридского озера, обращалась в самостоятельное княжество, с христианским управлением, с правом избрания князя. Порта признавала независимость Черногории, получавшей значительное земельное приращение от Албании и Герцеговины и кусок Адриатического побережья. Провозглашалась независимость Румынии и Сербии, расширявшей свои владения к югу. В Боснии и Герцеговине вводились преобразования, устранявшие возможность повторения турецких неистовств; облегчалось положение Эпира, Фессалии, Албании. Обещаны были реформы и армянам, а равно и ограждение их от неистовств курдов и черкесов.

К сожалению, этот договор был слишком поспешно обнародован и сообщен всем европейским кабинетам. В Берлине не возразили против него; Франция и Италия были слишком заняты своими внутренними делами и не интересовались войной, зато Англия давно уже была вне себя из-за полного крушения своих надежд; ее тайная и явная помощь Турции не могла исправить дела. Открытое выступление английского флота в Мраморном море едва не довело дело до войны между Россией и Англией. Россия принуждена была сдержать свое возмущение из-за выступления заодно с Англией и Австрией; последняя, ознакомившись только с «основаниями мира», подписанными 19 января в Адрианополе[98], предъявила резкий протест, находя, что эти основания представляют целую политическую программу, совершенно противоречащую видам и интересам Австро-Венгрии.

Сознавая, что осуществление этой программы навсегда закроет ей всякий доступ к Эгейскому морю и распространение по Адриатическому, Австро-Венгрия стала готовиться к противодействию, приступить с лихорадочной поспешностью к вооружениям.

А между тем положение русской армии у Царьграда, развитие сильной заболеваемости в рядах армии, не защищенной ни со стороны Дарданелл, ни со стороны Босфора, где силы турок не были еще окончательно сломлены, было тем особенно опасным, что России теперь грозила война с Австро-Венгрией. Остальные наши вооруженные силы, хотя постепенно и мобилизуемые ввиду австрийского шума, были далеко еще не готовы к войне. Наши политики считали, что Россия и так слишком истощена только что законченной войной и что наши финансы не выдержат новой войны.