Китти Келли - Жаклин

• Название: Жаклин
• Автор: Китти Келли
• Издательство: Русич
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-88590-650-5

Биография Жаклин Бувье Кеннеди Онассис — некогда первой леди Америки, жены президента США Дж. Ф. Кеннеди, затем вдовы мультимиллионера Аристотеля Онассиса — была полна драматических событий. Эта красивая и обаятельная женщина постоянно находилась в центре внимания мировой общественности и средств массовой информации. Автор живо и увлекательно повествует о своей героине, подробности жизни которой неизменно вызывают всеобщий интерес.

---

Верховный прокурор сам находился в отчаянном положении и полной неуверенности относительно своего будущего, зная, что ему не дадут эффективно работать в администрации Линдона Джонсона. Техасец считался недостойным преемником брата Роберта. Это был грубый, малообразованный человек, который никогда не попал бы в Белый дом, если бы не Кеннеди. Бобби презирал его.

В то время как президент Джонсон начал проводить свою политику, Бобби Кеннеди намеревался продолжить дело своего брата и осуществить его мечты. Пользуясь популярностью в народе, который считал его преемником Джона, Бобби решил баллотироваться в сенат от штата Нью-Йорк, используя это положение как трамплин для выдвижения своей кандидатуры на выборах в президенты. Появившись на съезде демократической партии в Атлантик-сити, он под аплодисменты присутствующих, которые были растроганы до слез, представил фильм о Джоне Ф. Кеннеди и сказал, цитируя Шекспира: «Когда он умрет, пусть его тело превратится в яркие звезды, которые так украсят небо, что все немедленно полюбят ночь». До конца своих дней Бобби называл своего обожаемого старшего брата не иначе как «президент», никогда не называя его Джеком. А Линдона Джонсона он называл или «Джонсон», или «этот человек».

Джекки также посетила Атлантик-сити тем летом, чтобы участвовать в приеме в честь ее мужа, на котором присутствовало 5000 гостей, но не приблизилась и на расстояние мили к зданию, где проходил съезд партии. Осенью она не голосовала на президентских выборах. Она признавала Джонсона президентом, но лишь в той степени, в какой техасец являлся тенью ее мужа. Вначале она не испытывала к нему никакой враждебности. Она регулярно переписывалась с ним, часто разговаривала по телефону и принимала его у себя в доме, куда он приходил, чтобы утешить ее и детей. Когда кто-то из друзей говорил о том, что Линдон Джонсон — совершенно не тот человек, который должен был прийти на смену Кеннеди, она возражала: «Он вовсе не так плох, к тому же при нем находятся советники Джека. Так что он не совершит ошибок». Но после того как Джонсон получил такую поддержку в конгрессе, какой никогда не было у Кеннеди, она не смогла перенести успех этого человека и начала ненавидеть его.

Чувствуя, что подвела своего мужа при его жизни, мало помогая ему в его политической деятельности, она решила наверстать упущенное после его смерти. «Самым лучшим способом достижения этого явилась помощь Роберту, которого она идентифицировала со своим мужем, считая, что он сможет воплотить в жизнь мечты Джона, — говорит Робин Дуглас. — Джекки, самая знаменитая и наиболее всеми любимая женщина в мире, полностью поддерживала брата мужа. По его просьбе она согласилась встретиться с Дороти Шифф, издательницей «Нью-Йорк пост», влиятельной либеральной газеты, в чьей поддержке Бобби весьма нуждался, чтобы пройти в сенат от штата Нью-Йорк».

«Он должен победить. Он победит, — говорила она миссис Шифф. — Люди говорят, что он жестокий и холодный. Но он не похож на других. Он не такой светский человек, какими были два его старших брата. Он очень скромный, но у него самое доброе сердце во всем мире».

После этого разговор естественным образом перешел к воспоминаниям о ее муже. По мере того как она говорила о нем, ее глаза все более наполнялись слезами. «Я никогда не говорила ему какие-то неприятные вещи и никогда не доставляла ему неприятностей, — говорила она, — и когда он приходил домой, я всегда подавала ему его любимый коктейль, дайкири. В компании нескольких друзей мы слушали его любимые пластинки. Люди говорят мне, что время лечит любые раны. Но сколько времени надо для этого? Я не могу читать газеты и журналы, потому что в них все еще пишут о моем муже».

Она говорила то об одном эпизоде из жизни Кеннеди, то о другом, меняя темы без видимой логической связи.

«Я не хочу быть послом во Франции или Мексике, — говорила она. — Президент Джонсон говорит, что я могу стать тем, кем пожелаю. Я хотела бы работать на кого-либо, вот только на кого… Я покинула Вашингтон, потому что этот город был полон призраков. Я хотела бы жить в доме, где мы жили с Джеком, когда он был сенатором, но этим домом владеют другие люди…

Люди просят меня писать о муже… поступает много предложений от различных журналов, но я не обращаю на них внимания… Они хотели бы, чтоб я писала о роскошной жизни и модах, но меня интересует лишь то, что интересовало Джека…».

Миссис Шифф припоминает, с каким трудом ей удавалось поддерживать разговор. «С ней было трудно говорить. Временами она вообще замолкала. Она очень странная особа, не похожая на других людей. Вела она себя вовсе не по-королевски, как в прежние времена».

Ее парикмахер, Розмари Сорренто, помнит тот день, когда Джекки пришла в салон красоты Кеннета. Это было как раз в годовщину убийства Кеннеди. «Идя по Пятой авеню, она видела его портреты в каждой витрине и к тому времени, когда дошла до салона, находилась почти в состоянии истерики. Она вошла и тотчас разрыдалась».

«О, Розмари, — плакала Джекки, — в Вашингтоне было так ужасно. Люди повсюду преследовали меня, сидели перед моим домом, обедали и бросали бумажки на траву. Я думала, что в Нью-Йорке мне будет легче. Если бы только Господь не отнял у меня младенца. Я иду по улицам и вижу его портреты в траурных рамках в каждой вечерке. Это невыносимо. Зачем вспоминать об этом убийстве? Не лучше было бы отпраздновать его день рождения?»

«Она плакала так безутешно, что я обняла ее и сама расплакалась, — говорит миссис Соррентино. — Она просто рыдала. Позже она изменилась. Стала холодной, непроницаемой. Не знаю, почему она так вела себя. Может быть, мы напоминали ей о счастливых временах. Мы делали ей прически многие годы, с тех пор, когда она была женой сенатора и в период президентской кампании, и в день инаугурации, и во время ее пребывания в Белом доме, возможно, теперь она хотела забыть все это. Я не знаю.

Будучи первой леди она часто приходила в салон, обнимала и целовала меня. Но после убийства мужа она ушла в себя, замкнулась. Ее волосы были в ужасном состоянии. Однажды Лайда Миннелли хотела сделать ей прическу. Она подошла к Джекки и сказала: «Здравствуйте, миссис Кеннеди. Я Миннелли. Мы встречались с вами несколько месяцев назад». Джекки не сказала ей ни слова. Просто холодно улыбнулась и ушла прочь. Ее лучшие друзья молча сидели в своих креслах. Они знали, что она не желает общаться с людьми. После смерти президента она продолжала приходить в салон Кеннета, но держалась очень отчужденно».

Посвятив свою жизнь памяти Джона Ф. Кеннеди, Джекки превратилась в национальный символ. Не являясь политическим деятелем и не будучи простой гражданкой, Джекки продолжала оказывать сейсмическое воздействие на весь мир. Она пыталась заниматься тем, чем занимаются другие матери, живущие на Пятой авеню, — отводить детей в школу, следить за их играми, водить их кататься на карусели в Центральный парк, покупать мороженое. (Однажды она спросила полицейского на ярко-красном мотоцикле, как ей пройти туда-то и туда-то. Тот узнал ее и попросил у нее автограф. «Я дам вам автограф, если вы прокатите Джона на мотоцикле», — сказала она. Полицейский отказался сделать это, сославшись на то, что не может нарушать правила своего департамента.)

Она окружила себя сторонниками Нового курса, которые постоянно напоминали ее мужа и старые добрые времена. Ее офис, телефон которого не значился в телефонной книге, функционировал на 14-м этаже здания на Парк-авеню, где Нэнси Такерман и Памела Турнур продолжали отвечать на множества писем. На конвертах некоторых из них стояло просто «Леди Кеннеди, США». Даже без адреса они неизбежно попадали в офис. В этом же кабинете находились полки с альбомами Джекки. Вся тысячу дней ее пребывания в качестве первой леди в Белом доме были зарегистрированы в семи томах с отметками «ЦВЕТЫ», в которых содержались фотографии каждой вазы с цветами, выставляемые по разным случаям. В двух альбомах с пометкой «ФАРФОР» хранились фотографии с обеденной посудой, салатницами и бокалами, которые подавались во время государственных приемов. Два тома с пометкой «ПОЛОТНО» содержали фотографии салфеток, которыми она пользовалась будучи женой президента. Альбомы с пометкой «ТКАНИ» содержали запись тканей и обоев, использованных в Белом доме во время ремонта. В альбоме, помеченном «САД», содержалось описание работ, проведенных в саду напротив кабинета президента. Тут имелись фотографии груды камней, бульдозеров и обвязанных мешковиной деревьев.

Склонная к архивному делу, она сохранила все, что имело отношение к тем дням, которые она провела в Белом доме, настаивая на том, чтобы все это хранилось в ее офисе как драгоценное напоминание о прошлом. Однако она в течение нескольких месяцев после смерти мужа не могла найти в себе сил войти в этот офис. «Во время ее пребывания в Белом доме в качестве первой леди там воцарился хороший вкус, — говорит ее приятель Пол Матиас, — в конечном счете ей все удалось. Но она вся создана из противоречий. Она привыкла быть миссис Кеннеди, а теперь, полагая, что все лучшее в ее жизни уже в прошлом, она сдалась. Люди обычно превращаются в легенду после своей смерти. Она, выжив и находясь рядом с мужем в момент его гибели, стала легендой при жизни…»