Даниил Краминов - Правда о втором фронте

• Название: Правда о втором фронте
• Автор: Даниил Краминов
• Издательство: Госиздат Карельской АССР
• Жанр: О войне
• Год: 1960

Предлагаемая вниманию читателей книга «Правда о втором фронте» не преследует цель разобрать шаг за шагом всю историю Второй Мировой войны. Ее назначение проще и скромнее: дать читателю представление о том, что же действительно происходило в последний год войны в Западной Европе.

Автор книги находился в армии союзников в качестве советского корреспондента и проделал с ними весь путь от берегов Нормандии до встречи с советскими войсками в центре Германии.

Эти записки написаны на основе дневника, который велся день за днем, и протокольных записей пресс-конференций в штабах армий, армейских групп и в Верховном штабе экспедиционных сил союзников в Европе (ШЭЙФе).

---

Это поручение было дано Монтгомери Черчиллем, который даже составил специальный меморандум относительно влияния потерь в войнах на прогресс той или иной страны. Черчилль, в частности, обосновывал закат Франции как великой державы ее потерями в войнах 1870 и 1914–1918 годов. Он пугал тем, что большие потери английской армии могут привести к крушению Британской империи. Перед своими генералами Черчилль ставил задачу не просто выиграть войну, а выиграть ее дешево, заставив других расплачиваться.

Английская пропаганда стала облекать намерения Монтгомери не вести зимней войны в стыдливые одежды благоразумного избежания риска. Монтгомери распорядился подкрепить эту пропаганду убедительными материалами.

К военным корреспондентам приехал сам начальник штаба 21-й группы генерал Гюинган. Ему охотно верили, так как он обычно знал, что говорил. Начальник штаба посвятил свой длинный доклад доказательству, что 21-я группа не может наступать зимой. Он уверял, что немцы якобы оправились от осеннего поражения во Франции. Кроме того, союзники подошли к внутренней оборонительной линии Германии, а ее нельзя преодолеть с хода, ее нужно проламывать. Это должно потребовать много сил, огромного количества амуниции и снаряжения. Такое напряжение, как пытался убедить нас докладчик, выше способностей союзников: их коммуникации, видите ли, растянуты, транспорт износился Генерал даже сравнивал теперешнее положение союзников с тем, в каком оказались немцы прошлым летом. Начальник штаба полагал, что время легких успехов миновало, что соотношение сил на западе сложилось не в пользу союзников, поэтому было бы неразумно начинать крупные операции до наступления весны.

За словами последовали дела. Монтгомери отдал приказ о предоставлении всей армии двухнедельного отпуска. Солдатам и офицерам, желающим провести свой отпуск дома, в Англии, обеспечивался транспорт туда и обратно. В Англию же направлялись и канадцы; однако наиболее ловкие из них умудрялись добираться даже до Канады.

Пока примерно одна восьмая часть армии отдыхала в Англии, а две восьмых находились в пути туда или обратно, остальные офицеры и солдаты в ожидании своей очереди, вольно и сравнительно беспечно жили в бельгийских и голландских городках, не тронутых войной. Для увеселения англичан открылись клубы, танцевальные залы, кинотеатры, пивные, бары. Рацион виски и пива был увеличен.

Брюссель стал всеармейским городом отдыха и развлечений. Многочисленные гостиницы были превращены в офицерские дома отдыха. В крупнейшем брюссельском отеле «Метрополь» открылся солдатский клуб. В сосед них переулках появились дансинги. Мужчин-бельгийцеь в них не пускали, а бельгийки могли попасть туда лишь в сопровождении кавалера в союзной военной форме И хотя немцы еще сидели на канале Леопольда, Брюссель менее всего напоминал прифронтовой город с военным положением и полицейским часом; особенно вечерами, теплыми и темными, по затемненным улицам фланировали тысячи солдат и офицеров. Из раскрытых дверей многочисленных кафе неслась музыка, гремели голоса подвыпивших офицеров и солдат, слышалось шарканье сотен танцующих ног: армия веселилась.

Брюссель был не одинок. Париж, куда мы добрались некоторое время спустя, оказался охваченным таким же весельем. Военные власти реквизировали во французской столице отели, рестораны, вместительные и хорошие помещения. Клубы возникали на каждом углу. Они кишели офицерами различных рангов и родов войск. Американцы были щедрее англичан; в отличие от последних они позволяли офицерам кормить своих дам, что в голодном Париже играло большую роль. По Большим бульварам до поздней ночи катился людской поток: зеленоватый цвет военной формы подавлял все другие цвета. На Елисейских Полях, на набережной Сены под знаменитыми каштанами стайками разгуливали американские солдаты, за ними такими же стайками устремлялись девушки: карманы богатых янки были всегда набиты шоколадом и папиросами. Даже Булонский лес поражал обилием американцев.

Во второй половине октября мне предстояла поездка в Лондон. Перед самым моим отлетом в Лондон генерал Эйзенхауэр пригласил к себе большую группу военных корреспондентов. Генерал все еще носил полевую форму, в которой я видел его почти шесть месяцев назад в столице Англии. Теперь он был бледен, утомлен, под глазами отчетливо виднелись мешки.

Он похвалил англичан за высадку у Арнема, пригрозил разбить вдребезги немецкие части, мешавшие продвигаться американцам севернее Ахена, но от конкретной оценки военного положения на Западе отказался. Генерал признавал, что времена переменились: немцы готовы теперь оказывать сопротивление.

Эйзенхауэр делал упор на необходимость очистить тылы (во всех окруженных союзниками портах все еще сидели немецкие гарнизоны) и наладить подвоз. Союзники объявили все национальные французские дороги военными, запретили проезд штатским лицам, ввели одностороннее движение, пустили сверхскоростные маршруты; поток снаряжения, амуниции и продовольствия направлялся к границам Германии от самого Шербура. Горючее доставлялось по бензопроводам, проложенным на дне пролива Па-де-Кале, от берега бензопроводы разветвлялись по всем направлениям.

На вопрос корреспондентов, будет ли закончена война в 1944 году, генерал лишь пожал плечами: оставшиеся два с половиной месяца ничего страдного не обещали.

Следующим утром на пути к аэродрому я оказался в одной машине с майором 3-й американской армии. Он не скрывал своего критического настроения, возмущался медлительностью ШЭЙФа, проволочками англичан. Майор уверял, что войну в Европе можно было бы кончить осенью 1944 года, если бы генерал Эйзенхауэр разрешил Паттону вторгнуться с его армией в Германию. Он утверждал, что 3-ю армию лишили горючего и боеприпасов как раз в тот момент, когда Паттон нацеливался на Рейн. Американец на все лады поносил последними словами ШЭЙФ (хотя теперь в нем преобладали американцы), Лондон, Париж, а заодно и весь остальной мир. Он советовал мне бросить Западный фронт и ехать домой.

Но это не зависело от меня; побывав в Лондоне, я снова вернулся в Бельгию.

II

Возвращение в Брюссель не было особенно радостным: слухи о напряженном положении в бельгийской столице достигли Лондона. Еще на Кройдонском аэродроме я познакомился с одним из министров нового правительства Пьерло. Министр провел в эмиграции более четырех лет; новые люди, выросшие в подпольной борьбе и ставшие во главе народных масс, были чужими для него. Министр, правда, не подвергал сомнению их патриотизм, но «опасался» доверить им государственное управление. Он старался разъяснить мне, что героизм и государственная ответственность — вещи разные. Министр охотно уступал героизм партизанам и лидерам движения сопротивления, оставляя на свою долю управление страной. Осторожненько критикуя «левое поветрие» в Европе, он выражал уверенность, что «болезнь» эта пройдет, как только в освобожденных странах будут созданы нормальные экономические условия, то есть появится достаточно хлеба, одежды, тепла.

Спутник министра, пожилой, но все еще молодящийся полковник, был настроен более решительно: он предлагал бороться с «поветрием», пока оно не расширилось и не проникло слишком далеко вглубь. Выпячивая узкую грудь, на которой красовалось столько орденских ленточек, что их, кажется, хватило бы какому-нибудь полководцу на завоевание всего мира, полковник требовал «поставить выскочек на свое место». Резкая откровенность этого вояки покоробила министра. Он стал переводить требование полковника на замысловатый язык опытного политика: он, видите ли, не хочет обременять властью людей, не привыкших к такому бремени, как государственная ответственность.

Полковник, неожиданно узнавший, что его собеседник не английский, а советский военный корреспондент, попытался исправить промах. Но в это время дверь самолета захлопнули, моторы взревели, и машина, встряхивая и подбрасывая нас, покатилась на старт. Лишь в воздухе полковник снова добрался до меня и минут пятнадцать надрывался, кричал мне в самое ухо, убеждая не судить превратно о его взглядах.

Обстановка в Брюсселе действительно оказалась напряженной. Страна была раздроблена не только политически. Четырехлетнее господство немцев усилило антагонизм между живущими на севере и северо-востоке Бельгии фламандцами, говорящими на языке, близком к немецкому, и расположившимися на юге и юго-западе валлонцами, говорящими на одном из французских диалектов. Первых немцы поддерживали, возвели их в ранг «арийцев», вторых притесняли, угрожая лишить их самостоятельности путем присоединения к вишийской Франции (французские фашисты открыто требовали этого). Маленькое двухнародное и двуязычное государство трещало по этому этническому шву.