Эмманюэль Мунье - Манифест персонализма

• Название: Манифест персонализма
• Автор: Эмманюэль Мунье
• Издательство: "Республика"
• Жанр: Философия
• Год: 1999
• ISBN: 5-250-02694-X

Издание включает важнейшие произведения Э. Мунье (1905–1950), основоположника и главного теоретика французского персонализма. Созданные в драматический период истории Франции они ярко передают колорит времени. В них развиты основные темы персоналистской философии: духовных мир личности, межчеловеческое общение, свобода и необходимость, вера и знание, выбор и ответственность. С позиций личностного существования рассматриваются также проблемы социальной революции, государства, власти, демократии, национальных отношений. Главной же темой остается положение личности в современном мире, смысл ее жизни и деятельности. Большинство произведений, вошедших в издание, впервые публикуется в переводе на русский язык. Для читателей, интересующихся историей современной философии, проблемами культуры.

От редактора fb2 — требуется вычитка по бумажному оригиналу.

---

Если мы вынашиваем идею дать общую картину происходящего, то необходимо помнить, что духовные силы не действуют автоматически, что существует таинство земного бытия, к которому люди добавляют свои идеи. Можно было бы сказать, что отвага каждого человека зависит от него самого, от его способности быть отважным, и она обычно может претвориться в действия в атмосфере дружелюбия. Ежедневно мы испытываем ее воздействие — приливы и отливы, резкий нажим и нежное прикосновение, и их чередование совершается в нас самих и зависит от нас самих. Увидеть во всем конкретном опыте одну лишь экономическую зависимость — значит сделать только первый шаг на пути познания богатого человеческого опыта.

5) Революционное требование

Многие устали от обилия разного рода учений, и это действует против нас. Видите ли, говорят нам, разве сердца не прогнили до такой же степени, что и умы? В том, что наш мир порочен, конечно же, больше виновата посредственность, чем подлинная страсть, и сегодня, чтобы восстановить любовь, приходится рассчитывать на великодушие людей.

Но разве безразличие не возникает именно тогда, когда любви предлагается пресная похлебка? Наш мир постепенно лишился света чистой истины, конкретного присутствия духа. Но как могли бы пробиться наружу наши взгляды, как могло заставить услышать себя биение нашего сердца, если они окружены плотной завесой обесценившихся слов и чуждых нам привычек? Как могут встрешться они, блуждая в ночи? Мы бессильны что-либо сделать, потому что даже общий план оказался потерянным, а строительные камни нельзя изготовить без плана. Пытаться возродить нашу любовь к миру с помощью уже готовых слов, жестов, привычек, все равно что пытаться высечь искру света из кромешной тьмы. Не стоит полагаться на то, что капля доброй воли и горсть душевной теплоты помогут нам все связать воедино. Истину нельзя восстановить с помощью лжи и отпущения грехов. То, что поражено ложью, можно переплавить только в огне. Всеобщая переоценка наших ценностей должна предшествовать их универсальной реинтеграции в сферу духа. Именно это и означает стать на путь революции.

Есть такие слова, о которых люди не могут думать без страха. Считается, что революция — это красное ослепление, пламень. Нет, революция — это гораздо более глубокое преобразование. Μετανοηνε{9}: измените сердце вашего сердца, очистите мир от скверны.

А вы, восставшие против духа революционеры, убивающие любовь, разрушающие свободу, расторгающие связь честных сердец, опошляющие слова, укрощающие порывы, лишающие жизнь радости, вы думаете, что ныне достаточно умилостивить справедливость, чтобы заткнуть ей рот и скрыть ваше предательство? Что, разве не может быть никакой другой законной революции, кроме вашей, которая не обращается к насилию только потому, что потакает инстинктам? Разве мы не имеем права неустанно требовать всеобщей справедливости, подобно тому как вы требуете всеобщего наслаждения? Чего стоят все эти затасканные слова: радикалы, революционеры, приличия, чрезмерные обещания, мода? Мы отвергаем все это не из зависти, не ради более высокого благосостояния, которое всегда носит подчиненный характер. Мы отвергаем это не ради диалектических кульбитов, ибо для нас существуют ценности, которые не истощаются с течением времени. Мы отвергаем все это не потому, что поддались внутреннему порыву; если этот порыв не является энтузиазмом и решимостью, рожденными в наших сердцах истиной, которую мы, поддавшись чувству возмущения, смутно угадываем, то я вижу в нем только дань настроению; определенная твердость духа говорит о его постоянной готовности действовать, а не является следствием прочности его структуры или отчаянного героизма, каким его хотят видеть. Мы революционеры в двояком плане, но только во имя духа. Во-первых, мы революционеры, потому что человечество продолжает существовать, потому что жизнь духа — это победа над нашей леностью; мы должны постоянно встряхивать себя, чтобы не дать бдительности притупиться, чтобы быть готовыми к усвоению новых открытий, чтобы не отступить перед распахивающимися перспективами. Во-вторых, мы революционеры 30-х годов: современный мир до такой степени покрылся плесенью, что, для того чтобы дать возможность пробиться новым росткам, нужно сокрушить всю эту изъеденную червями массу. Как уже было сказано, до того, как наступит наше Возрождение, нам потребуются новые средние века.

Революции делаются не силой, а светом. Дух — это владыка жизни. Ему надлежит решать, быть зачинщиком и действовать смело. Он и в самом деле действует сноровисто, стыдясь своей славы; предупреждает об опасности, когда стремятся укротить его порыв, не кичится своими победами, освящает (с запозданием, дабы не ошибиться) успехи, к которым не был причастен. Пусть дух начнет с отступления, с устранения из мирских отношений, с преодоления неуверенности, которую ему навязали под благочестивыми предлогами; пусть разорвет все связи с посредственностью, которая с помощью лести завоевала его расположение; и только после этого он вправе произнести праведные слова и следовать им. Пусть он сметет с лица земли весь этот помпезный базар, отвергнет тезисы и гипотезы, разрушит теорию и практику, уничтожит гигантскую машину, созданную для одурачивания простаков: вот такие труднейшие задачи стоят перед ним; некоторые видят в этом не уважение к истине, а желание не брать на себя ответственность за действия в настоящем. Как если бы мелкие частицы перестали быть материей, как если бы величие духа не состояло в том, чтобы выносить приговор и воплощать его в жизнь.

Дух конечно же может прийти в движение только под воздействием необходимости, но как только это случается, все вещи приобретают доселе невиданную стать. Необходимость, сталкиваясь с препятствиями, преодолевает их одно за другим, каждый раз, подобно скупцу, спасая в мире то, что в нем есть лучшего, хотя сам он порабощен этим миром. Дух, способный предвидеть, утверждает себя в абсолютном, преодолевая препятствия; сначала он ставит цели, даже если еще ясно не видит их, воздействует на них всеми своими силами. Он смотрит вперед и видит, что должно быть, и делает все, чтобы это обрело жизнь.

Его движение — как мгновенная вспышка, как озарение. Он знает, что сможет двигаться в сторону абсолютного, только постоянно обогащаясь им, преодолевая сопротивление материи, используя средства, которые ему предписывает технология, и учитывая все то, что сиюминутно диктуют ему обстоятельства. Он никогда не путает отвагу с проворством, жестокостью, позерством или умением манипулировать идеями. Но в равной мере он никогда не скрывает свою нерешительность или узость видения, ссылаясь на трудность осуществления идей. Он питает отвращение к безмятежной учтивости, которая уводит от столкновений к удачно найденным формулировкам, в которых растворяются проблемы. Мудрость справедлива. Существует Мудрость, которая всегда права, но только безумие достигает ее. Бывает так, что на деле справедливость справедлива, а на бумаге она предстает обычным логическим умозаключением, потому что одержимым удалось с помощью мифов оградить ее со всех сторон. И даже в словах людей здравомыслящих вы найдете смесь ограниченности, посредственности и скрытой подлости, что представляет собой карикатуру на мудрость.

Кто-то будет упрекать нас за нашу дерзновенную молодость. Другие будут кричать об опасности чрезмерных обещаний. Пусть успокоятся, в мире хватает расчетливых людей, обожающих иметь дело с усредненными величинами, и людей, заинтересованных в том, чтобы их значение было еще меньше. Они представляют массу, силу тяготения, историю: о них конечно же нужно говорить, употребляя сильные слова, поскольку они одни соответствуют их устойчивому положению. Что же касается чрезмерных обещаний, то они говорят о возможностях, которые не могут быть продолжением силы, стоящей на их пути.

Сегодня в этом инертном, безразличном, неподвижном мире святость остается единственной политикой, имеющей ценность, а разум, чтобы стать ее спутником, должен сохранять свою чистоту.

6) Предательство активистов

Переоценка ценностей: отважные друзья говорят нам, что вряд ли стоит заботиться о качестве бытия, когда люди умирают от голода, когда самолеты, эти символы цивилизованности, сбрасывают бомбы на деревни Индокитая.

Дело, однако, заключается в том, что, если бы мы раньше заговорили о качестве бытия, может быть, нам удалось бы предотвратить эти несчастья. Тем не менее перед лицом уловок мысли мы будем внимательны и к такого рода протестам. Цитируют Маркса. Но уже Аристотель писал: вообще-то говоря, лучше заниматься философией, чем зарабатывать деньги, но для того, кто испытывает нужду, лучше зарабатывать деньги. Ужас нашей эпохи заключается в том, что временные проблемы выходят на первый план. Может быть, настанут такие времена, когда созерцание будет не столь тяжелым занятием. Сегодня же условия таковы, что дух не обладает свободой. Он похож на путешественника, который вынужден своими руками и крутить колесо, и смазывать его, когда это нужно. Мир потерпел аварию; только дух может вновь завести машину, и он предает себя, если остается безучастным к судьбе мира. Вот почему наше желание обязательно перерастает в действие.