Джеймс Джонс - Только позови

• Название: Только позови
• Автор: Джеймс Джонс
• Издательство: «Радуга»
• Жанр: О войне
• Год: 1983

Изданный посмертно роман выдающегося американского прозаика Джеймса Джонса (1921–1977) завершает цикл его антивоенных романов. С исключительной силой изобразил он трагедию тех, кто вернулся с войны. Родина оказалась для своих сыновей самодовольной, равнодушной и чужой страной. Роману присущ ярко выраженный антивоенный пафос, он звучит резким обличением американской военщины.

---

— Пить тебе, конечно, нельзя, — заскрежетали слова в гортани бывшего боксера, — но отметить такое событие надо. Хочешь увольнительную в город? Проведешь времечко с какой-нибудь дамзель.

Уинч молча покачал головой. Больше всего ему хотелось сейчас расхохотаться.

Само собой, придется подождать официального подтверждения, но это уже чистая формальность, сказал Александер. В их госпитале Почетную медаль никому еще не давали, это будет в первый раз. Они, натурально, это дело поднимут на должную высоту, только тем сейчас и заняты. Полковник Стивенс лично разрабатывает церемонию торжественного вручения наград. Такой в Килрейни еще не было.

— Ты тоже есть в списках, — сказал Александер.

— «Зевезе», что ли? — кивнул Уинч.

— Да. «За выдающиеся заслуги». Будь уверен, после войны тебе эта медаль очень даже сгодится, — проговорил практичный Александер.

Примерно через месяц Уинч со всеми остальными госпитальными душами стоял в положении «вольно» в торжественном построении на центральном плацу. Плац был невелик и не предназначался ни для парадов, ни для церемоний. Сейчас его заполнили многочисленные колонны. В построении участвовали все, кто мог передвигаться самостоятельно, и многие из тех, кто не мог. Согласно приказу полковника Стивенса, присутствовал также весь медицинский персонал, за исключением дежурных по палатам и отделениям. На прилегающих зданиях полковник распорядился вывесить флаги. На торжество съехались представители гражданской и армейской печати, иные газетчики и фоторепортеры прибыли издалека — из Чикаго и Канзас-Сити.

Награжденных было много. Но в центре внимания был, конечно, Прелл — его усадили прямо в больничном халате в инвалидную коляску, на опоре торчали две загипсованные ноги. Кроме Уинча, каждому, естественное дело, выдали медаль за ранение — «Пурпурное сердце». Некоторые получили «Бронзовые звезды», кто-то со знаком «Д» — доблесть, кто-то без него. Среди отмеченных бронзой, к его собственному удивлению, оказался Лэндерс — «За примерную службу» (правда, без «Д»). Была даже одна «Серебряная звезда». Уинчу вручили единственную «зевезе». Затем наступил торжественный момент. Четким строевым шагом вперед вышел полковник Стивенс, позади него и на два шага вправо с большой плоской коробкой в руках ступал главный сержант Александер; удивительно, как легко — и в ногу, и строго соблюдая дистанцию — нес он свое огромное грузное тело. Подполковник повесил на шею Преллу голубую ленту с серебристыми звездами, и черные индейские глаза Прелла повлажнели. Но когда он взглянул на стоявшего рядом Уинча, в них снова вспыхнули злые огоньки.

Сентябрьское солнце пекло вовсю. Вытянувшись в струнку, Уинч замер в общем строю, и ему хотелось смеяться и плеваться одновременно, но он не сделал ни того, ни другого.

Он увидел, как Александер, стоявший за полковником Стивенсом, как раз напротив, незаметно подмигнул ему, как бы призывая к благоразумию.

Глава четырнадцатая

Пока развивались события вокруг Прелла, группа, с которой он прибыл из Леттермана, обжилась в Килрейни и стала частью пестрого населения госпиталя и частью его пейзажа. Все реже попадались на глаза раненые с гипсовыми повязками, трости постепенно заменяли костыли. Исчезали кое-какие знакомые лица, и уж потом ребята узнавали, что их товарищей демобилизовали. Больные с ампутированными конечностями, которые в момент их приезда передвигались на колясках, теперь мужественно вышагивали на протезах, опираясь на трости, по бесконечным коридорам и переходам. Всякий раз, когда Бобби Прелл видел безногого, он весь холодел внутри. Для большинства прибывших вместе с Преллом, Лэндерсом и Стрейнджем выздоровление стало теперь вопросом времени.

Примерно каждые две недели в госпитале появлялись новые партии раненых, и каждая партия проходила ту же самую процедуру осмотров, классификации, распределения. Пострадавших в европейских операциях везли эшелонами из восточных портов. Маршрут других, с Тихого океана, пролегал через Сан-Францисский Леттерман или через перевалочный госпиталь в Сиэтле. Пообвыкшись, раненые из этих двух потоков принимались обычно сравнивать количество выбывших из строя и погибших тут и там или сопоставлять характер ранений в результате применения того или иного вида оружия. Выяснилось, например, что ничего подобного немецкому 88–миллиметровому миномету японцы на Тихом океане не имели. В Европе гораздо чаще попадались раненые с тяжелыми ожогами из-за широкого применения танков. На Тихом же океане многие выбывали из строя по причине заболевания малярией или лихорадкой.

Когда Прелл начал выздоравливать, Джонни-Странь, получив через Уинча и уорент-офицера Александера увольнительную на четверо суток, смотался еще разок домой в Цинциннати. Вообще-то, любая увольнительная, свыше трех суток считалась отпуском. Но Уинч и Александер умело обошли правила, устроив ему две увольнительные: одну на трое суток, другую на сутки. В Цинциннати было по-прежнему неуютно, а Линда Сью показалась Стрейнджу еще более холодной и занятой своими делами, чем в первый раз.

За это время у Мариона Лэндерса состоялось неудачное свидание с Кэрол Файербоу, ему сняли с ноги гипс и предоставили десятидневный отпуск для побывки в родном городе Импириам, штат Индиана. Отпуск вышел сразу же после церемонии с вручением наград, так что Лэндерс мог захватить домой и «Пурпурное сердце», и «Бронзовую звезду» в красивой, обтянутой синей кожей коробке с золотым тиснением. Так он и сделал. Что-то подсказало ему, что награды в коробке приведут в ярость его папашу, но он ни за что не надел бы планки в Люксоре — скорее прошел бы ужасы вторичного ранения.

Ни один из их госпиталя не отваживался нацепить планки. В порядке исключения, словно они составляли какую-то высшую касту, солдатам в Килрейни позволялось носить серебристо — синий боевой значок пехотинца с серебряным венком, но ничего больше. Это считалось железным правилом у фронтовиков, и всякий, кто осмеливался нарушить его, подвергался немедленному и всеобщему осмеянию. Никто не знал, откуда пошло это правило или кто его придумал, но все следовали запрету неукоснительно. Можно было подумать, что по тайному сговору между ранеными фронтовиками презирать и не признавать чужих он сделался непреложным законом. Нечего оглаживать нас, как бы говорили они, мы были там, где вам и в кошмарах не снилось.

Тот вечер с Кэрол Файербоу начался вроде бы нормально, но кончился полным провалом. Лэндерс собирался поужинать с ней на «Зеленой крыше» в «Пибоди». «Зеленая крыша» была в Люксоре то же самое, что «Высшая марка» в Сан-Франциско. Лэндерс не знал, как тут выглядело до войны, но сейчас в зале было шумно и пьяно, военные сорили деньгами и знакомились с женщинами — именно здесь завязывалось множество скоропалительных, «боевых» романов. Народ гулял и веселился вовсю, будто самая мысль о том, что через пару-тройку месяцев любого из них убьют, заражала присутствующих бестолковой, бесшабашной удалью. Лэндерс раз заглядывал на «Крышу» с двумя приятелями по роте, но они были без женщин, и ему очень захотелось прийти сюда с какой-нибудь приличной девушкой. В глубине души он надеялся поговорить с Кэрол о себе и о том, что с ним произошло.

Кэрол на «Крыше» не понравилось, и она предложила пойти в «Чайную миссис Томпсон».

Удивительное это было место! В первый раз почти за полтора года — если не считать трехдневной побывки в Импириаме, когда он, можно сказать, не успел даже форму снять, — Лэндерс попал в тихую домашнюю обстановку, где ничто не напоминало ни об армии, ни о войне. Посетителей в ресторанчике обслуживали три матроны — белые южанки, очевидно вдовы. Помогал им почтенный старый негр, который тоже подавал блюда, но в основном следил за порядком. За столиками с накрахмаленными скатертями чинно восседали парочки и небольшие компании, причем одни белые, наслаждаясь изысканной южной кухней и негромкой беседой. На каждом столике стоял пакет с бутылкой виски, к еде подавали также вино, но именно к еде, а не для того, чтобы клиент надрался. Военных было совсем мало, и тут они тоже выглядели по-домашнему. На всем лежал отпечаток уюта, достатка и благочинности.

Лэндерс не был в таком месте с университетских времен. Именно так он представлял себе дом и семейный круг, хотя и приходил в отчаяние от своих собственных родителей. Однако девчонку здесь не уломаешь. И не поговоришь по душам о том, что произошло с ним тогда, на холме в Нью-Джорджии. Ни с кем тут об этом не поговоришь. Он и сам-то едва находил слова, когда думал об этом. В таком месте разве тебя поймут? Там и тут — это два совершенно разных мира. Их не сблизишь никакими силами и не перекинешь через пропасть мостик взаимопонимания. Неожиданно он почувствовал, как бесит его это показное благополучие, эти белоснежные скатерти и намалеванные старухи, которые любовно готовят изысканные блюда для гурманов. Что он тут делает? Он же предает Уинча, и Стрейнджа, и Прелла, и всех остальных. Лэндерсу хотелось выговориться, но слова застревали у него в горле.