Отто фон Бисмарк - Мысли и воспоминания. Том II
Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.
Описание книги "Мысли и воспоминания. Том II"
Описание и краткое содержание "Мысли и воспоминания. Том II" читать бесплатно онлайн.
«Мысли и воспоминания» Бисмарка — это не столько воспоминания, сколько мысли, изложением которых закончил свою продолжительную политическую жизнь один из крупнейших государственных деятелей Европы второй половины XIX века — Политические деятели дворянства и буржуазии, когда они составляют свои мемуары, преследуют обычно определенную, более или менее ясно выраженную цель. Одни пытаются задним числом свести счеты со своими политическими противниками; другие стремятся приоткрыть завесу над некоторыми дотоле неизвестными событиями, в которых они участвовали или к которым имели то или иное отношение; третьи хотят напомнить современникам и потомству о своих подлинных или мнимых подвигах и заслугах. Но все они прежде всего стремятся оправдать свою собственную политическую деятельность, показав в убедительном или привлекательном свете ее подлинные или позднее придуманные мотивы. С этой целью мемуаристы обычно замалчивают одни факты, излишне подчеркивают другие, пронизывают все определенной тенденцией и вдобавок пытаются всему этому придать черты достоверности и убедительности. Таким образом, мемуары — это прежде всего апологетический документ, где автор имеет возможность выступить в качестве своего собственного адвоката и судьи одновременно. Дело историка дать мемуарам критическую оценку.
Русский перевод второго тома книги Бисмарка «Мысли и воспоминания» сверен по немецкому изданию: Otto Furst von Bismarck, Gedaiiken und Erinnerungen, Neue Ausgabe, Zweiter Band, Stuttgart und Berlin, 1922.
Отмеченные звездочкой (*) подстрочные примечания, за исключением специально оговоренных, принадлежат Бисмарку.
Необходимые для понимания текста слова, вставленные немецким издателем или редакцией русского перевода, заключены в квадратные скобки [], В переводе второго тома книги Бисмарка «Мысли и воспоминания» на русский язык принимали участие Я. А. Горкина и Р. А. Розенталь.
Примечания составили В. В. Альтман и В. Д. Вейс.
В редактировании русского перевода второго тома книги Бисмарка «Мысли и воспоминания» и примечаний к нему принимали участие: В. М. Турок, В, А. Гиндин, В. С. Троянкер и по главам XIX–XXIII Б. Г. Вебер.
Отто фон Бисмарк
Мысли и воспоминания
ТОМ II
Глава 19 Шлезвиг-Гольштейн
I
Моим преемником в Париже был назначен граф Роберт фон дер Гольц, последовательно занимавший с 1855 г. [1] посты посланника в Афинах, Константинополе и Петербурге. Я ожидал, что служба дисциплинирует его, что, перейдя от литературной деятельности к служебной, он станет практичнее, трезвее, что, наконец, назначение на самый важный в то время прусский дипломатический пост удовлетворит его честолюбие; но мои ожидания оправдались не сразу и не вполне. В конце 1863 г. я счел себя вынужденным объясниться с ним путем обмена письмами, которые, к сожалению, не вполне уцелели; у меня сохранился лишь отрывок его письма от 22 декабря, послужившего непосредственным поводом к этой переписке, в копии же моего ответа нехватает начала. Но даже и в таком виде этот ответ сохранил свою ценность как иллюстрация тогдашней обстановки и обусловленного ею развития событий.
«Берлин, 24 декабря 1863 г…Что касается датского вопроса[2], то недопустимо, чтобы у короля было два министра иностранных дел, т. е. чтобы человек, стоящий на важнейшем посту, в злободневном вопросе решающего значения защищал непосредственно перед королем политику, противоречащую политике министра. Нельзя еще более усиливать и без того чрезмерное трение нашей государственной машины. Я готов терпеть всякое возражение, если оно исходит из такого компетентного источника, каким являетесь вы; но официально я ни с кем не могу разделить обязанности королевского советника в этом вопросе, и если бы его величество предложил мне нечто подобное, мне пришлось бы выйти в отставку.
Я сказал это королю при чтении одного из ваших последних донесений: его величество нашел мою точку зрения естественной; и я не могу ее не придерживаться. Никто не ожидает от вас таких донесений, которые были бы только отражением взглядов министра; но ваши — это уже не донесения в обычном смысле слова; они носят характер министерских докладов; в них вы рекомендуете королю политику, противоположную той, какая принята им самим в совете со всем министерством и которой он следует вот уже месяц. Резкая, чтобы не сказать враждебная, критика этого решения является уже не донесением посланника, а как бы новой министерской программой.
Столь противоположные взгляды, не принося никакой пользы, могут, во всяком случае, принести вред, ибо они могут вызвать сомнения и нерешительность, а по моему мнению, любая политика лучше политики колебаний.
Я целиком возвращаю вам обвинение в том, что «весьма простая сама по себе проблема прусской политики» затемняется датским делом и туманными представлениями о нем. Вопрос сводится к тому, являемся ли мы великой державой или одним из союзных германских государств, и надлежит ли нам, в качестве первой, подчиняться самому монарху или же нами будут управлять профессора, окружные судьи и провинциальные болтуны, как это, конечно, допустимо во втором случае.
Погоня за призраком популярности «в Германии», которой мы занимаемся с сороковых годов, стоила нам нашего положения в Германии и в Европе. Нам не удастся восстановить его, если мы отдадимся на волю течения, надеясь в то же время управлять им; мы вернее достигнем цели, твердо став на собственные ноги и будучи прежде всего великой державой, а потом уже союзным государством. Австрия во вред нам всегда считала это правильным для себя и не откажется ради разыгрываемой ею комедии симпатий к Германии от своих союзов с прочими европейскими державами, если она вообще состоит с кем-либо в союзных отношениях. Если мы зайдем, по ее понятиям, слишком далеко, то она еще некоторое время будет делать вид, что продолжает итти вместе с нами, или будет, по крайней мере, заявлять об этом, но 20 процентов немцев в составе ее населения не могут в конечном счете заставить Австрию итти с нами вопреки ее собственным интересам. Она покинет нас при первом удобном случае и сумеет обеспечить своему [политическому] направлению надлежащее положение в Европе, как только мы свернем с этого пути. Политика Шмерлинга[3], подобие которой кажется вам идеалом для Пруссии, потерпела фиаско.
Наша политика, против которой вы так горячо восставали весной, вполне оправдала себя в польском вопросе, тогда как политика Шмерлинга принесла Австрии горькие плоды.
Разве не величайшая наша победа, что Австрия, два месяца спустя после предпринятой ею попытки реформы[4], радуется, когда об этом не вспоминают, что она шлет своим бывшим друзьям ноты, идентичные нашим, и вместе с нами грозно предупреждает свое любимое детище, большинство Союзного сейма, что она не потерпит засилья этого боль шинства? Мы добились нынешним летом уничтожения брегенц¬ ской коалиции [5], к чему тщетно стремились 12 лет. Австрия приняла нашу программу, над которой открыто издевалась в октябре прошлого года; вместо Вюрцбурга [6], она добивается союза с Пруссией, принимает нашу помощь, и если мы отвернемся от нее в настоящую минуту, то свергнем министерство.
До сих пор еще не было случая, чтобы венской политикой до такой степени руководили en gros et en detail [в общем и в частностях] из Берлина. Кроме того, у нас заискивает Франция; Флери предлагает больше того, на что может [пойти] король; в Лондоне и в Петербурге наш голос имеет такой вес, какого он не имел за все последние 20 лет; и все это через восемь месяцев после того, как вы предсказывали крайне опасную для нас изолированность в результате нашей польской политики. Если мы повернемся теперь спиной к великим державам и бросимся в объятия политики мелких государств, запутавшихся в сетях демократии ферейнов, то мы поставим этим монархию в самое жалкое положение и внутри и за пределами страны. Не мы, а нами руководили бы тогда; нам пришлось бы опираться на такие элементы, которыми мы не в состоянии овладеть и которые неизбежно враждебны нам; тем не менее мы должны были бы отдать себя на их гнев и милость.
Вы полагаете, что в «германском общественном мнении», в палатах, газетах и т. п. заключено нечто такое, что может поддержать нас и помочь нам в нашей политике, направленной на достижение единства и гегемонии. Я считаю это коренным заблуждением, продуктом фантазии. Мы укрепимся не на основе политики, опирающейся на палаты и прессу, а на основе великодержавной политики вооруженной руки, мы не располагаем излишком сил, чтобы растранжиривать их в ложном направлении на пустые фразы и Августенбурга. Вы преувеличиваете значение датского вопроса; вас ослепляет то, что этот вопрос стал общим боевым кличем демократии, которая руководит прессой и ферейнами и раздувает этот сам по себе не столь уж важный вопрос. Год тому назад кричали о двухгодичном сроке службы [7], восемь месяцев тому назад — о Польше [8], теперь— о Шлезвиг-Гольштейне. Припомните, как вы сами оценивали положение Европы летом. Вы боялись всевозможных опасностей для нас, вы не скрывали в Киссингене вашего мнения о несостоятельности нашей политики; разве со смертью датского короля все эти опасности внезапно исчезли и разве бок о бок с Пфордтеном, Кобургом [9] и Августенбургом, опираясь на болтунов и аферистов из прогрессистской партии [10], мы внезапно оказались бы теперь достаточно сильными, чтобы бросить вызов всем четырем великим державам? Или эти державы стали вдруг так добродушны и бессильны, что мы, не опасаясь их, можем смело пойти на любые осложнения? Вы указываете, что если бы мы могли осуществить программу Гагерна [11] без имперской конституции, то это было бы «изумительной» политикой. Я не вижу, как могли бы мы этого добиться, если бы нам пришлось побеждать Европу в союзе с вюрц¬ буржцами, находясь в зависимости от их поддержки. Одно из двух: либо другие правительства честно пришли бы нам на помощь, и борьба привела бы к тому, что в Германии прибавился бы еще один великий герцог [12], еще один вюрцбуржец, который, заботясь о своем вновь обретенном суверенитете, голосовал бы в Союзном сейме против Пруссии; либо же нам пришлось бы — и это более вероятно — вырвать почву из-под ног у наших союзников посредством имперской конституции и при этом рассчитывать все же на их верность. Если бы это не удалось, как приходится предполагать, мы оскандалились бы; если бы это удалось, мы достигли бы единства с имперской конституцией.
Вы говорите о государственном комплексе с 70-ю миллионами населения и миллионом солдат [13], о том, что, сплотившись, он должен противостоять Европе; следовательно, вы допускаете, что Австрия будет душой и телом предана политике, которая доставит гегемонию Пруссии; и все же вы ни в малой степени не доверяете государству, которое включает в себя 35 из этих 70 миллионов[14]. Я также не доверяю ему; но я нахожу целесообразным, чтобы Австрия была в данное время заодно с нами; настанет ли когда-нибудь час разлуки и кто ее вызовет, — покажет будущее. Вы спрашиваете: когда же, наконец, нам придется воевать, на что нам реорганизация армии? А из ваших собственных донесений видно, насколько нужно Франции, чтобы весной была война, видна также возможность революции в Галиции. Россия держит наготове на 200 тысяч человек больше, чем ей нужно в Польше; между тем, у нее нет денег для необоснованных вооружений; следовательно, она ожидает, по всей вероятности, войны; я ожидаю войны в сочетании с революцией. Вы говорите, далее, что нам вовсе не угрожает война; я никак не могу согласовать это с вашими собственными донесениями за последние три месяца. При этом я вовсе не боюсь войны — как раз напротив; и в то же время я отношусь равнодушно к революционерам или консерваторам, вообще ко всякой фразе. Очень скоро вы, быть может, убедитесь, что война входит и в мою программу; но ваш путь, который ведет к ней, я считаю неправильным с государственной точки зрения. Если вы оказываетесь при этом заодно с Пфордтеном, Бейстом, Дальвигом [15] и прочими нашими противниками разных наименований, то это показывает, что политика, которую вы защищаете, не революционная и не консервативная, а просто неправильная для Пруссии политика. Если энтузиазм пивных импонирует Лондону и Парижу, то это меня радует, это льет воду на нашу мельницу, но это еще не значит, что он импонирует и мне: он не даст нам в борьбе ни одного выстрела и мало денег. Вы называете лондонский договор революционным; трактаты, заключенные в Вене [16], были в десять раз революционнее и в десять раз несправедливее по отношению ко многим князьям, сословиям и государствам; европейское право создается именно европейскими трактатами. Однако если бы мы захотели приложить к ним мерку нравственности и справедливости, то пришлось бы пожалуй все их уничтожить.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Мысли и воспоминания. Том II"
Книги похожие на "Мысли и воспоминания. Том II" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Отто фон Бисмарк - Мысли и воспоминания. Том II"
Отзывы читателей о книге "Мысли и воспоминания. Том II", комментарии и мнения людей о произведении.