Маргарет Тэтчер - Искусство управления государством.

• Название: Искусство управления государством.
• Автор: Маргарет Тэтчер
• Жанр: Политика
• Год: 2007
• ISBN: ISBN 5-9614-0241-X,978-5-9614-0554-5

«Искусство управления государством» — глубокий научный труд, написанный общественным деятелем мирового значения. В книге можно выделить четыре больших блока вопросов. Во-первых, это подведение итогов ушедшей эпохи — размышления над уроками «холодной войны», прошлой и нынешней ролью США. Во-вторых, оценка путей развития России, Китая, Индии и стран Дальнего и Ближнего Востока. В-третьих, угрозы, которые представляют для мира нестабильность на Балканах, государства-изгои, исламский экстремизм и международный терроризм, а также стратегии, позволяющие противостоять им. И, наконец, — процесс интеграции в Европе, таящий в себе опасность незаметного расширения власти международных институтов в ущерб независимости национальных государств.

Картина мира, представленная Маргарет Тэтчер, ее видение сегодняшних и завтрашних проблем могут вызвать целую гамму чувств от полного одобрения до бурного протеста, за исключением одного — равнодушия. Систему взглядов, которые представлены и последовательно отстаиваются в книге, сама Маргарет Тэтчер лаконично называет «консерватизм».

Книга рассчитана на широкую аудиторию.

---

• 10 ноября: МВФ и Всемирный банк объявили, что опасность глобального финансового кризиса уменьшилась и появились признаки оздоровления в Таиланде и Южной Корее. Азиатские фондовые рынки начали проявлять признаки оживления.

Эксперты еще долго будут спорить о причинах азиатского экономического кризиса. Позже, когда мы доберемся до управления глобальной экономикой, я приведу свои соображения насчет того, какие уроки можно извлечь из него, а какие — нет[109]. Здесь я отмечу лишь три момента. Первый очевиден и не требует никаких доказательств. В экономике, как и любой другой области, то, что демонстрирует рост, должно (как минимум время от времени) испытывать падения. Экономическое развитие никогда не бывает непрерывным, а такой экономический взлет, который мы наблюдали в Азиатско-Тихоокеанском регионе после окончания Второй мировой войны, по определению предполагает крутые повороты. Пришедшее на смену спаду устойчивое оживление лишь подтверждает вывод. То, что пережило падение, вновь идет вверх.

Второй момент заключается в том, что экономика всех стран Восточной Азии, за исключением Сингапура, Гонконга и Тайваня, страдала (и в определенной мере продолжает страдать) от системной проблемы, суть которой состоит в широком проникновении кумовства в отношения между правительствами, бизнесом и банками; неадекватном финансовом регулировании и широком распространении явления, которое, каким бы недипломатичным это ни было, иначе как коррумпированностью назвать нельзя.

Третий же момент — кратковременная острая проблема на финансовых рынках. Конкретные ее проявления имели свои особенности в каждой стране. Тем не менее кризис, который, как инфекционная болезнь, перекидывался с одной валюты на другую, привел к региональному краху, и был момент, когда казалось, что он способен вызвать и глобальный.

Экономический тайфун обрушился сначала на Таиланд. Тайцы добились колоссальных успехов в экономике в 80-е и начале 90-х годов. Непосредственная причина их проблем заключалась в сочетании дефицита текущего платежного баланса и привязки национальной валюты к американскому доллару. Что-то должно было случиться, и 2 июля 1997 года тайский бат, после того как его курс стал плавающим, упал на 20 % по отношению к доллару.

Циклон затем прошелся по Филиппинам, Малайзии и Индонезии, где также значительный дефицит текущего платежного баланса сочетался с фиксированными курсами национальных валют относительно доллара. С их валютами случилось то же самое, что и с батом.

Индонезия, Таиланд и Филиппины обратились к МВФ. На Филиппинах процесс преодоления последствий прошел довольно гладко. В Индонезии, однако, экономические неурядицы не прекратились. К концу января 1998 года индонезийская рупия потеряла 80 % своей стоимости по отношению к доллару. Малайзия, верная экономическому национализму д-ра Махатира, не обращая внимания на рекомендации его заместителя г-на Анвара Ибрагима, попыталась сопротивляться логике глобальной экономики и ввела жесткий валютный контроль. Несмотря на это, к концу 1997 года уровень производства в стране упал на 7 % (после 8 %-ного годового прироста в течение последних 10 лет); фондовый рынок Малайзии потерял 45 % стоимости, а курс национальной валюты, ринггита, относительно американского доллара понизился на 40 %.

Последней жертвой стала валюта Южной Кореи — вона. В действительности ситуация в Корее существенно отличалась от той, что была У других «тигров». В Корее, как и в Японии, и даже в еще большей степени, сложился ярко выраженный корпоративный капитализм, основанный на системе могущественных промышленных конгломератов, известных как «чеболи». Корпоратизм в любой его форме — даже в таком обществе, как корейское, где усердный труд, предприимчивость и взаимная поддержка ценятся весьма высоко, — ограничивает гиб-

..

..

..

торитаризмом и тоталитаризмом[110]. Не считая Китая, Бирмы и в определенной мере Вьетнама, население Азии не сталкивалось с тоталитарными режимами до экономического кризиса 1997–1998 годов. Конечно, правительство Таиланда, состоявшее в основном из военных, квазиавторитарное правительство Ким Янг Сама в Южной Корее и правительство президента Сухарто в Индонезии, которые пали в результате экономического краха, нельзя было назвать в полном смысле демократическими. Вместе с тем ни одно из них не было замешано в злодеяниях такого масштаба, как в Китае. Китай и другие репрессивные социалистические государства региона вполне успешно выдержали кризис: тюрьмы тоже предоставляют своего рода защиту тем, кто в них находится. Малайзия же, которая прежде считалась по крайней мере частично свободной, не только не приблизилась к политическому либерализму, но еще больше отдалилась от него. Вряд ли на таком фоне можно говорить о новой волне демократии, прокатившейся по Юго-Восточной Азии.

Ее нельзя было даже ожидать. Как я уже отмечала, свободу и демократию нельзя назвать чем-то чуждым для Азии — достаточно лишь взглянуть на энтузиазм, с которым китайцы из Гонконга приветствовали преобразования 1992–1997 годов, чтобы понять это. Но я не верю, что в какой-либо стране, не обладающей соответствующими условиями и опытом, будь она азиатской или неазиатской, возможно ввести демократию одним махом, не рискуя натолкнуться на проблемы. Это особенно справедливо для стран с богатой историей насилия. Именно такой страной и является Индонезия.

Индонезия: рукотворный беспорядок

До экономического кризиса 1997 года Индонезию вполне можно было поставить рядом с Сингапуром, ее крошечным соседом, как пример рукотворного чуда. Его главным архитектором был, несомненно, экс-президент Сухарто, хотя это и может звучать политически некорректно с позиции сегодняшнего дня. Именно Сухарто в 1967 году во главе армии и при широкой поддержке населения положил конец хаосу, к которому привела антикапиталистическая и антизападная политика тогдашнего президента Сукарно. Политика Сухарто, ориентированная на привлечение в страну западных инвестиций и поддержку модернизации и частной инициативы, превратила страну в «тигра», темп экономического роста которого составлял 7 % в год в течение десятилетия с 1985 по 1995 год. Г-ну Сухарто удалось удивительным образом изменить общий уровень жизни в лучшую сторону и сократить долю населения, жившего за чертой бедности, с 60 до 11 %[111].

Конечно, страна прошла через кровопролитие и репрессии. Но она стояла на грани коммунистической революции, а коммунистическая революция, неважно, побеждает она или нет, как правило, влечет за собой потоки крови. Не следует сбрасывать со счетов также и обстоятельства присоединения к Индонезии Восточного Тимора, бывшей португальской колонии, в 1975 году: там шла жестокая гражданская война и к власти вот-вот должна была прийти клика, поддерживаемая коммунистами.

Я не считаю нужным оправдывать все действия правительства Сухарто. На мой взгляд, президент Сухарто поступил бы мудро, если бы ушел в отставку несколькими годами ранее. Однако в том, как Запад, который поддерживал его, когда он был нужен, затем стал повторять как попугай лозунги защитников прав человека, забыв заслуги его правительства перед страной и перед нами, есть что-то отвратительное.

Я неоднократно разговаривала с президентом Сухарто до и после моего ухода с поста премьер-министра. Последний раз это было в 1992 году, когда он показывал мне животноводческую ферму в Тапосе. Страстно интересуясь сельским хозяйством, как и большинство индонезийцев, он пытался привнести в сельскую жизнь достижения науки и техники, с тем чтобы сдержать отток населения в города. Я вполне могу поверить, что г-н Сухарто с семьей использовали свое положение в корыстных целях, что не является чем-то необычным среди автократов. Однако я в равной степени убеждена, что он хотел лучшей доли для Индонезии, и по объективным показателям его правление следует признать успешным.

Размышления на тему режима Сухарто имеют в настоящий момент определенное практическое значение. Несмотря на то что угроза коммунистической подрывной деятельности в Юго-Восточной Азии рассеялась, другая угроза, с которой приходилось иметь дело Сухарто, не исчезла — это угроза распада индонезийского государства. В стремлении его сместить МВФ воспользовался поразившим Индонезию в 1997 году экономическим кризисом и продиктовал такие условия, которые Сухарто не мог принять, оставаясь на своем посту. Операция МВФ по спасению страны превратилась, таким образом, из финансовой в политическую. Фонд, в частности, настаивал на колоссальном повышении цен на горючее и продукты питания как раз в тот момент, когда жизненный уровень простых индонезийцев резко упал в результате девальвации национальной валюты.

Подобные изменения, некоторые из которых сами по себе, несомненно, были желательными, в сложившейся ситуации приобрели колоссальную разрушительную силу и привели к дестабилизации не только правительства, но страны в целом. В связи с этим мне на ум приходит такое наблюдение Киркпатрик: