Сергей Охлябинин - Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн

• Название: Повседневная жизнь Русской армии во времена суворовских войн
• Автор: Сергей Охлябинин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02544-X

Введите сюда краткую аннотацию

---

Бывало, вся ребятня Черкасска выступала за город. И здесь, разделившись на две партии, строили камышовые городки. В бумажных шапках и лядунках, с хлопушками и бумажными знаменами, верхом на палочках противники сходились. Высылали вперед «стрельцов» либо наездников-забияк и, нападая друг на друга, сражались столь азартно, что забывали про синяки, ссадины и кровоподтеки. Рубились лубочными саблями. Кололись камышовыми пиками. Отбивали бумажные знамена. Забирали противника в плен.

А когда заканчивалась потасовка, победители под музыку из дудок и гребней, с трещотками или тазами возвращались торжественно в город. Позади, стыдливо понурив головы, шли «пленные».

Старики, сидя группами подле рундуков, за ендовой крепкого меду любовались внуками. И даже сам атаман, пропуская мимо себя детей, поднимался с места, расхваливая самых храбрых.

Когда же была введена перепись «малолетков», то все достигшие 19-летнего возраста собирались в уже назначенном месте. На добрых конях и в полном вооружении.

На поляне, обычно возле реки, разбивали большой лагерь. И здесь в продолжение месяца «малолетки» обучались военному делу под руководством стариков и в присутствии атамана. Одни учились на всем скаку стрелять. Другие мчались во весь дух, стоя в седле и отмахиваясь саблей. Третьи ухитрялись дотянуться и поднять с разостланной на земле бурки монету или плетку.

Соревновались поединщики. Бывало, что толпа конных подростков скакала к крутому берегу, внезапно исчезала из виду и… вновь появлялась. Но уже на другом берегу.

Все это молодечество, лихость и сноровка поощрялись. Самым метким стрелкам, лихим наездникам атаман дарил узорные уздечки, разукрашенные седла, оружие. Эта первая награда ценилась здесь, на Дону, так же высоко, как у древних греков венки из лавра.

В таком соревновательстве вырастали целые поколения. Начинали с ребячьих игр. Продолжали боевыми схватками. Оттого и сабли на Дону не ржавели. А отвага не выветривалась из душ. От отца к сыну, от деда к внуку переходил единственный завет — любить родную землю, истреблять ее врагов. «Казачьему роду нет переводу!» — о том помнят на Дону и по сей день.

Глава пятая МИНУВШЕЕ ПРОХОДИТ ПРЕДО МНОЮ…

ВОСПОМИНАНИЯ 101-ЛЕТНЕГО СУВОРОВСКОГО СОЛДАТА

В свое время, лет тридцать тому назад, я с превеликим вниманием рассматривал в Зимнем дворце Петербурга необыкновенную коллекцию книг из бывших библиотек князя Лобанова-Ростовского, императора Николая II, графа Шереметева и др. И здесь, в этом маленьком, скромном помещении, почти под самой крышей Зимнего, я случайно познакомился с удивительным человеком, возможно, научным работником дворца, ставшего нынче музеем, но оставшегося фактически дворцом, правда, необитаемым.

История, рассказанная им, меня увлекла настолько, что уже на следующий день я поднимался в маленьком, уютном, красного дерева дворцовом лифте в сопровождении двух милых девушек — сотрудниц музея. Предстояла увлекательная встреча не только с моим новым знакомым, но и с рукописью, доставшейся ему давным-давно, в розовые времена его отрочества, незадолго до войны 1914 года.

Рукопись эту, в свою очередь, передал ему бывший офицер, в те годы человек уже преклонного возраста, с просьбой сохранить и, если будет возможно, напечатать. Офицер этот сохранял инкогнито, назвавшись всего лишь бывшим господином О., а по армейской табели о рангах — корнетом в давних годах юности.

Итак, о чем же поведал нам былой корнет О.? Оказывается, 7 октября 1854 года в Пятигорске ему удалось встретить солдата чуть ли не сказочных времен. Грудь его была увешана медалями, которых до того времени О. не доводилось и видеть. Произошла встреча при следующих обстоятельствах: старик вел на водопой казачью лошадь. Она переступала ногами так же медленно, как и сам хозяин. Любопытство корнета О. росло вместе с удивлением. Можно ли было подумать, что здесь, на Кавказе, существует такой удивительный человек?!

«Здравствуй, старина и храбрая служба», — сказал О., подойдя к ветерану.

«Здравия желаю, Ваше благородие», — медленно, с уважением ответствовал он и, сняв шапку, приостановился. Голова почтенного воина была украшена густыми, седыми, слегка вьющимися волосами. В это время дул холодный ветер с гор, и О. попросил старика накрыться. Но тот упрямился. И только уступая настоятельным просьбам, накрыл голову форменной егерской шапкой с большим козырьком.

Далее предоставим слово самому корнету О.

Под тяжестью регалий

— Что, дружище, так согнулся? Разве прямо ходить не легче? — постарался я завести разговор.

— Многие спрашивают меня об этом, Ваше благородие, да только всем я говорю, что тяжело носить вот это.

И тут он указал на свои регалии. Я присмотрелся и заметил медаль, данную победителям за мир с Турцией в 1791 году. Рядом красовался Георгиевский крест и медали за штурм Очакова, Измаила, Праги и за 1812 год.

Мое изумление при взгляде на этот длинный ряд воинских отличий росло с каждой минутой. Как можно было остаться в живых и вроде бы без ранений — и это после таких страшных штурмов?

— Неужели, старина, ты не был даже ранен?

— Три раза, Ваше благородие. В Сулинских гирлах картечью контузило в левый бок, да только оборвало мундир и рубашку. Затем в пах под Тульчей. И в правую ногу под Аустерлицем, и тринадцать лет носился с пулей. А все-таки, слава Богу, жив.

Я промолчал, покачав лишь головой.

— Мне и самому удивительно, — задумчиво произнес мой собеседник, — пока мы воевали с Суворовым, я был цел, пули точно меня боялись, а не стало его, вот и начал прихварывать.

— А где же вы еще воевали с Суворовым?

— Воевали и в Италии, и на Альпийских горах.

— Ну, дед, ты просто чудо-богатырь! — сказал я, желая показать собеседнику, что и нам известно то славное прозвище, которое солдаты не раз слышали от своего вождя. — А турка, дедушка, небось и теперь штыком свалишь?

Ветеран взглянул на меня живее. Глаза его засверкали. Он быстро осмотрелся кругом, как бы отыскивая врага, и с воодушевлением сказал:

— Ох, Ваше благородие, в прежнее время не устоял бы он у меня, а теперь, может статься, и устоит.

Вечером того же дня на крыльцо моей квартиры явился давно ожидаемый старик. Я вместе с несколькими офицерами бросился к нему навстречу, он же, сняв перед нами шапку, весело проговорил:

— Здравия желаю, господа,
К вам явился я сюда.

Подали чай, и все принялись дружески шутить со стариком. Я просил его выпить стакан чаю.

— Это нам не по нутру,
Была бы рюмка водки поутру, —

отвечал старик очередной рифмой.

Тогда я налил ему стакан рому. «Что это вы изволите делать?» — «Да разве не видишь, дедушка, наливаю тебе ром». — «Ох, нет, знаю я его — это гром».

— Господа, — сказал я товарищам, — почтенный старик обещал рассказать нам про свои славные походы и про своего чудо-богатыря Суворова.

При этом я должен заметить, что вся история походов старика рассказана им самим. Я со своей стороны счел лучшим не справляться ни с одним сочинением о походах нашего полководца{109}, чтобы передать изустное предание в том виде, в каком мне довелось его услышать из уст рассказчика.

Имя Суворова неизгладимо врезалось в души его воинов, которые верили в своего вождя, как в чудо; все распоряжения и приказания, облеченные их полководцем в особый склад речи, они исполняли с каким-то религиозным чувством.

Начинал я драгуном

Герой рассказа — Илья Осипович Попадичев — родился в 1753 году, июля 13 дня, в Харьковской губернии городе Купянске. Но сам он не признает этого числа за день своего рождения, а говорит, что родился 20 июля, то есть в день Св. Пророка Ильи, именем которого и назвали его. Отец Попадичева, житель города Купянска, служил тогда казаком в Изюмском казачьем полку; был человек с достатком и в городе имел хорошее домашнее обзаведение. Впоследствии Изюмский казачий полк переименован в гусарский. Отец Попадичева стал солдатом, потом был произведен в унтер-офицеры и дослужился до обер-офицерского чина.

«Старшим сыном, — говорил Илья Попадичев, — в нашей семье был я. На восьмом году матушка начала посылать меня учиться грамоте, как будто грамота нужна была мне! Учиться читать я ходил к приходскому дьячку, а писать — в нижнюю городскую расправу (Нижний земский суд). По субботам, бывало, придешь к матери и просишь: «Матушка, дайте копеечку». — «На что тебе?» — «Нынче суббота, будем зады читать!» Мать даст копеечку, купишь 10 бубликов, наденешь их на руку, до самого плеча, и тогда смело идешь к строгому дьячку на повторение задов.