Dmitry - Кен Уилбер Б Л А Г О Д А Т Ь И С Т О Й К О С Т Ь

• Название: Кен Уилбер Б Л А Г О Д А Т Ь И С Т О Й К О С Т Ь
• Автор: dmitry
• Жанр: Самосовершенствование
• Год: 2008

---

«Невозможно, чтобы то единство знаний, ощущений и воли, которое мы называем своим «я», возникло в этом мире из ниоткуда, в конкретный и не очень отдаленный момент времени; разумнее считать, что эти знания, ощущения и воля по сути своей вечны и неизменны и, кроме того, едины во всех людях, точнее сказать — во всех существах, способных к восприятию. Несмотря на то что обыденному сознанию это кажется непостижимым, мы — и все остальные разумные существа — являемся частью друг друга и единого целого. Отсюда следует, что проживаемые нами жизни — не просто элементы общей жизни, но в определенном смысле она и есть то самое Общее... Это описывается священной мистической формулой, чрезвычайно простой и ясной — «я на востоке и на западе, я наверху и внизу, я и есть весь этот мир».

Значит, можно упасть на поверхность матери-земли, растянуться на ней с твердой уверенностью, что ты составляешь единое целое с ней, а она — с тобой. Твое существование так же прочно, ты так же неуязвим, как и она; точнее, в тысячу раз прочнее и неуязвимее. Так же наверняка, как она поглотит тебя завтра, она возродит тебя к жизни заново, причем не единожды, а тысячи тысяч раз, так же как тысячи раз в день она поглощает тебя. Поскольку всегда и вовеки существует только сейчас, одно и то же сейчас, настоящее — единственное, что не имеет конца»[11].

Согласно учению мистиков, когда мы выходим за пределы нашего частного самосознания, нашего ограниченного эго, мы открываем Высшее единство, единство со Всеобщим, с мировым Духом, бесконечным и всеохватывающим, вечным и неизменным. Эйнштейн объясняет это так: «Человеческое существо является частью того общего, что мы называем Вселенной; эта часть ограничена во времени и пространстве. Человек осмысливает себя, свои мысли и чувства как нечто отдельное от всего остального. Это своего рода оптическая иллюзия человеческого сознания. Эта иллюзия — что-то вроде тюрьмы для нас, она ограничивает нас рамками личных стремлений и ориентированностью на тех немногих, кто находится рядом. Нашей задачей должно стать освобождение из этой тюрьмы».

И действительно, самая суть медитации или самосозерцания на Востоке или на Западе, в христианстве, мусульманстве, буддизме или индуизме — в том, чтобы освободить нас от этой «оптической иллюзии» (предполагающей, что мы — всего лишь частные «эго», отделенные друг от друга и от вечного Духа); в том, чтобы сделать очевидным: освободившись из тюрьмы индивидуальности, мы составим одно целое с Божественным и, следовательно, со всеми его проявлениями, без ограничений пространства и времени.

Это не теория, это прямой и непосредственный опыт, о котором человечеству известно с незапамятных времен и который по сути одинаков, где бы и когда бы он ни фиксировался. Шредингер писал: «В культурном контексте, где конкретные понятия ограничены и локализованы, опасно формулировать этот вывод простыми словами, которых он требует. В христианской понятийной системе сказать: «И посему я Всемогущий Господь» будет одновременно кощунством и нелепостью. Но, пожалуйста, отбросьте на мгновение все эти обертоны и подумайте о том, что само по себе это от- крытие не новость. В индуизме этот вывод ни в коем случае не сочли бы нелепым; наоборот, там он считается квинтэссенцией глубочайшего проникновения в устройство мира. Кроме того, мистики разных эпох независимо друг от друга, однако в абсолютном согласии друг с другом (примерно как частицы в идеальном газе) описывали свой неповторимый жизненный опыт в категориях, которые можно резюмировать фразой: «Deus factus sum — Я стал Богом».

Это не значит, что мое личное эго есть Бог, ни в коем случае. Скорее иначе: в глубинной части своего чистого сознания я напрямую взаимодействую с космосом. Именно это непосредственное взаимодействие, это мистическое переживание так интересовало пионеров физики.

В «Квантовых вопросах» я хотел показать, как и почему эти великие физики были мистиками; я хотел предоставить им самим возможность высказаться о том, почему «самые прекрасные чувства из всех, которые мы можем пережить, — это мистические чувства» (Эйнштейн), о том, почему «механика требует мистики» (де Бройль), о том, что такое — пребывание «в сознании некоего вечного Духа» (Джине), о том, почему «синтез, объединяющий рациональное понимание и мистический опыт, есть миф, высказанный или невысказанный, повествующий о сегодняшнем дне и о нашей эпохе» (Вольфганг Паули), и о самой важной из всех возможных взаимосвязей — взаимосвязи «между человеческой душой и Божественным Духом» (Эддингтон).

Заметьте: я не утверждал, что сама современная физика поддерживает или обосновывает мистический взгляд на мир. Я говорил, что сами физики были мистиками, а не то чтобы их наука была мистической или духовной дисциплиной, благодаря которой возникает религиозное мировоззрение.

Иными словами, я абсолютно не соглашался с такими книгами, как «Дао физики» и «Танцующие мастера

By Ли»*, в которых утверждалось, что современная физика поддерживает или даже служит обоснованием восточного мистицизма. Это колоссальная ошибка. Физика — это конечная, относительная и частная дисциплина, имеющая дело с весьма ограниченным аспектом реальности. К примеру, она не затрагивает биологической, психологической, экономической, литературной или исторической реальности, в то время как мистицизм имеет дело с ними со всеми, с целым. Сказать, что физика обосновывает мистицизм, — все равно что сказать, что хвост обосновывает существование собаки.

Используем платоновскую аналогию Пещеры: физика дает нам детальную картину теней в Пещере (это относительная истина), в то время как мистицизм прямо подводит нас к Свету, который светит вне Пещеры (это абсолютная истина). Можно сколько угодно изучать тени — Света ты все равно не узнаешь.

Более того: никто из основоположников современной физики и не считал, что она поддерживает мистическое или религиозное мировоззрение. Скорее они полагали, что современная наука больше не должна опровергать религиозное мировоззрение, просто потому что современная физика, в отличие от физики классической, стала очень остро ощущать свои ограниченные и частные задачи, свою полную неприспособленность к исследованию реальности в целом. Вот как об этом выразился Эддингтон, также использовавший аналогию Платона: «Честное признание того, что физическая наука занимается миром теней, — одно из самых значительных ее достижений в последнее время».

Все эти пионеры современной физики были мистиками прежде всего потому, что хотели выйти за пределы естественных ограничений, присущих науке, к внутреннему мистическому сознанию, которое, преодолевая границы мира теней, открывает высшую и непреходящую реальность. Они были мистиками не благодаря физике, а скорее вопреки ей. Иными словами, они стремились к мистицизму как к метафизике, что означает буквально «то, что лежит за пределами физики».

А как же насчет попыток подкрепить определенную религиозную концепцию интерпретациями из современной физики? Эйнштейн, выражавший мнение большинства физиков, называл эти попытки «порочными». Шредингер прямо называл их «вредными» и пояснял: «Физика не должна иметь к этому никакого отношения. Отправная точка физики — повседневный опыт, который она развивает, используя более тонкие методы. Она сохраняет родство с обыденным опытом, принципиально не переходит его границ, она не может вступить в иные сферы... потому что ее [религии] истинная сфера лежит далеко за пределами досягаемости научного объяснения». Эддингтон был более конкретен: «Я не хочу сказать, что новая физика «доказывает религию» или дает какие-либо позитивные основания для религиозной веры. Со своей стороны я абсолютно не принимаю подобных попыток» (курсив его).

Почему? Только представьте себе, что случилось бы, если бы кто-нибудь всерьез сказал: современная физика обосновывает мистицизм. Что произойдет, если мы, например, скажем, что физика нашего времени находится в полном согласии с просветлением Будды? И что случится, если физика завтрашнего дня вытеснит или трансформирует теперешнюю физику (а так, конечно, и будет)? Неужели бедный Будда больше не будет просветленным? В том-то и проблема. Мы подвесим Бога на крючок физики сегодняшнего дня, и когда с него соскользнет физика, такой Бог соскользнет вме- сте с ней. Именно это и беспокоило всех мистически настроенных физиков. Они не желали, чтобы физика была извращена или мистицизм был обесценен этим бессмысленным брачным союзом.

Трейя наблюдала за всем этим с огромным интересом; вскоре она стала моим лучшим редактором и самым умным критиком. Работа над книгой доставляла мне особое удовольствие. Мы с Трейей занимались медитацией, а следовательно, оба разделяли мистический взгляд на мир, и наша практика медитации была прямым путем к практикам, ведущим за пределы индивидуального, за пределы «эго» и открывающими Самость и Источник за пределами обыденности. Тот факт, что многие из великих физиков мира были также и искренними мистиками, был для меня серьезной поддержкой. Довольно давно я решил, что существует два типа людей, верящих в мировой Дух, — те, кто не слишком умен (например, Орал Роберте[12]), и те, кто чрезвычайно умен (например, Альберт Эйнштейн). Те, кто посередине, считают, что не верить в Бога или во что-то подобное, «сверхрациональное», — показатель высокого интеллекта. С другой стороны, Трейя и я верили в Бога как в свое глубинное Основание и Цель, что означало, что мы либо невероятно умны, либо слегка глуповаты. Под «Богом» я понимаю не антропоморфную «отцовскую» (или «материнскую») фигуру, а скорей чистый разум, сознание как таковое, подлинносущее и всё сущее, сознание, к которому ты обращаешься во время медитаций и прибегаешь в повседневной жизни. Такое мистическое понимание было самым важным для Трейи, и для меня, и для нашей жизни вместе.