Евгений Доллман - Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944

• Название: Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944
• Автор: Евгений Доллман
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9524-3591-9

В книге Евгения Доллмана рассказывается о повседневной жизни лидеров нацизма, о политических интригах и закулисных сплетнях. В повествовании встречаются и пикантные подробности, и курьезные случаи, такие как, например, поиски Гиммлером легендарного сокровища короля Алариха на дне реки Бусенто и конфликт Гитлера и Муссолини в самолете. Автор искусно владеет пером, а юмор, свежий взгляд на известные факты и здравый смысл делают его мемуары еще более интересным чтением.

---

Совершенно естественно, что события дня затмили мое дело. Однако новые почтовые сообщения были исчерпывающими. 5 февраля Вы сообщили мне, что никто не имеет ничего против меня, что фюрер хочет поручить мне другой пост и что я, без сомнения, вскоре получу новые известия и буду принят фюрером. За последние два с половиной месяца я не получал ничего, кроме пустячных указаний находиться в постоянной готовности. Считаю такое отношение к себе несправедливым. Не знаю, что мне сейчас делать, – моя мебель хранится в Мюнхене. Предполагаю прибыть в Берлин вечером 21-го, доложить о своем приезде господину Ф. Риббентропу и попросить аудиенции у фюрера. Я буду Вам очень признателен, если Вы оторветесь на некоторое время от своих дел и попросите кого-нибудь позвонить в отель «Алдон» и сообщить мне когда.

Преданный фюреру, хайль Гитлер!

Искренне Ваш,

Ульрих Хассель».

Но из этих настойчивых просьб принять его ничего не вышло – Геринг просто подшивал его письма в папки. Я думаю, что, если бы прошение господина фон Хасселя о предоставлении ему новой должности в Третьем рейхе было удовлетворено, во внешней политике, возможно, произошли бы некоторые перемены к лучшему. Риббентроп вполне мог бы найти применение его дипломатическим талантам и знанию других стран. Для Хасселя, конечно, период с 1933 по 1937 год был очень трудным. Он презирал руководителей Третьего рейха, а к итальянским фашистам относился, в лучшем случае, с холодным уважением. Ему пришлось столкнуться, с одной стороны, с расколом немецкой колонии, вызванным приходом к власти Гитлера, который все более усиливался, и с открытой враждебностью со стороны Муссолини и его коллег по отношению к национал-социалистам – с другой.

Первая встреча двух диктаторов в Стра и Венеции в июне 1934 года потерпела полный провал и только усилила намерение дуче относиться к Гитлеру как к германскому губернатору в римской провинции. Последовавшее вскоре после этой встречи жестокое подавление путча Рема, а также убийство Дольфуса, любимца Рима, случившееся 25 июля, не улучшили отношений между двумя диктаторами. И хотя министерство пропаганды в Риме подвергало все газеты цензуре, итальянская пресса могла позволить себе называть немцев «нацией педерастов и убийц».

Отношения между двумя странами начали улучшаться только во время абиссинской войны 1935–1936 годов и сразу же после нее. Италия, оказавшаяся в результате этой войны в международной изоляции, получила моральную поддержку от одной только Германии. В начале мая 1936 года Бенито Муссолини был в зените своей славы. Я видел, как Рим чествовал его на Пьяцца Венеция в ту ночь, когда было объявлено о победе и о провозглашении Imperio. В отличие от организованных и обязательных демонстраций это был искренний душевный порыв масс. Все горожане по своему собственному желанию пришли посмотреть на дуче и послушать его речь. Если бы в эту минуту милосердные боги вознесли его с балкона палаццо на небо, сколько горя удалось бы избежать и ему самому, и всей Италии!

Это был его звездный час, хотя я слышал, как он сам говорил – всего за несколько дней до своей казни в 1945 году, – что самым счастливым днем в его жизни была Мюнхенская конференция 1938 года.

«Вся страна участвовала в этой войне… Вдохновленные словами, которыми наш любимый король напутствовал нас, отправляя на подвиг, руководимые дуче во всех боевых действиях, мы чувствовали, что горячая душа нашего народа всегда с нами.

Все наши дети, наша Балилла и Организация итальянских девушек, все правительство, вся партия, все органы управления, весь народ – все были с нами.

И весь этот конгломерат сил, называемый фашистской нацией, быстро помог нам завершить войну полным разгромом врага».

Такими словами заканчивается книга «Абиссинская война», написанная Пьетро Бадольо, маршалом Италии, герцогом Аддис-Абебским, которую я перевел на немецкий язык. Это была моя первая встреча с человеком, который возглавлял тогда Генеральный штаб итальянской армии. Я и не знал тогда, что мне снова придется столкнуться с ним в июле и сентябре 1943 года, только на этот раз в качестве смертельного врага фашизма и преемника Муссолини, которого он когда-то превозносил до небес. Я думаю, что был единственным немцем, который по-настоящему знал его – в той мере, в какой можно познать истинного пьемонтца. Позже мне пришлось часто встречаться с другим пьемонтцем, которого победная кампания Бадольо в Абиссинии возвела в ранг императора, а именно с его величеством королем Виктором-Эммануилом III. Я хочу только подчеркнуть тот факт, что немцы прекрасно знали Флоренцию и Тоскану, словно оттуда были родом их бабушки; что еще со времен Гёте и Вин-кельмана они поддерживали тесную связь с Римом, как будто сами родились в нем; а благодаря императорам из рода Гогенштауфенов смотрели на Апулию и Сицилию как на немецкое имперское владение, однако они ничего не знали о Пьемонте.

Король и его маршал были бережливы до скупости, проницательны и хитры, любили блеск и пышность во всех их видах, больше думали о своей личной власти, чем о выполнении обязанностей перед государством, оба были прирожденными солдафонами и ненавидели любую форму диктатуры. Впрочем, они держали свои мысли при себе, и в 1936 году один из них спокойно позволил правящему диктатору короновать себя в качестве императора Абиссинии, а другой получил все высшие титулы и награды Италии.

Мои беседы с победителем Аддис-Абебы во время перевода его книги напоминали разговоры, которые мог бы вести Юлий Цезарь с германским историком, которому он поручил бы перевести его «Галльскую войну» – если бы в ту пору существовали историки. Германцев той поры чаще всего ассоциируют с тростниковыми хижинами, рогами, из которых они пили мед, и жизнью в лесу.

Бадольо был скуп на слова и держал себя с достоинством, как и полагается истинному пьемонтцу. Он признавал военные дарования немцев, но побаивался их. Он считал, что все наши битвы были выиграны потому, что немецкие полководцы никогда не жалели солдат, и я с трудом удержался от того, чтобы не заметить ему, что во время абиссинской войны случились одна или две весьма кровопролитные битвы, в которых пало огромное число солдат негуса. Когда я, в конце нашего совместного предприятия, протянул ему последнюю пачку гранок в здании Генерального штаба в Риме, он пожал мне руку крепким солдатским пожатием и подарил свою фотографию с надписью – без рамки, кстати сказать.

– Надеюсь, вы понимаете, что приобрели в лице маршала Бадольо друга, – произнес он.

Я тоже думал, что приобрел. На это же надеялись в 1943 году и многие другие немцы, в особенности фельдмаршал Кессельринг, Верховный главнокомандующий Средиземноморским фронтом. Но наши надежды не оправдались. Вечером 25 июля 1943 года его императорское и королевское величество назначил маршала Пьетро Бадольо главой нового правительства Италии и преемником дуче. Пьемонтец торжествовал. Первый указ нового премьера сообщал, что война продолжается. Все на это надеялись, но я был настроен более скептически. Переводя книгу Пьетро Бадольо, я хорошо изучил его.

Таков был первый результат, с моей точки зрения, войны против Иудейского Льва, как с незапамятных времен называл себя негус. Второй был совсем другого рода и находился в тесной связи с моим прощальным обедом в Неаполе, о котором я уже писал.

Я хорошо запомнил очень приятных, истинно неаполитанских господ, которые заставили меня принять рекомендательное письмо для Артуро Боккини, шефа итальянской полиции. В конце лета 1936 года мне позвонили и спросили, готов ли я явиться на прием к его превосходительству в министерство внутренних дел.

Конечно, я был готов. Многие «герои» станут теперь заявлять, что они ни за что бы не пошли туда, подобно тому как тысячи и десятки тысяч утверждают, что они никогда не состояли в нацистской партии, а если и состояли, то вступили в нее по принуждению.

Я пошел добровольно. Время приближалось к полудню, и приемная его превосходительства была забита, словно покои французского короля во время его утреннего выхода, людьми разного положения – высокого и низкого, офицерами, префектами, квесторами, владельцами фабрик и красивыми женщинами. Его превосходительство был не только влиятельным человеком, но и большим любителем женщин. Я вписал свое имя в список посетителей и приготовился к долгому ожиданию. Кто я такой, в конце концов? Уж конечно, меня вызвали совсем не потому, что я был обладателем партбилета с семизначным номером, скорее всего, это дело рук моих неаполитанцев, с которыми я изредка встречался на макаронных оргиях в Риме и которые всегда сожалели, что военные проблемы не дают дону Артуро возможности встретиться со мной.

Однако мне пришлось ждать всего несколько минут. К огорчению и досаде присутствующих, появился помощник дона Артуро и прошептал мне, чтобы я следовал за ним. Я любезно улыбнулся и прошел за ним в кабинет шефа полиции, большую, полную воздуха комнату с огромным столом, стоявшим у стены. У человека, сидевшего за ним, было совсем молодое лицо, на котором, впрочем, бургундское и омары оставили весьма заметные следы. Он вежливо протянул мне мягкую, ухоженную руку, выставив небольшой животик. Я отметил, как хорошо он одет, и вспомнил, что его друзья говорили мне об этом. У него было семьсот галстуков, восемьдесят костюмов от Сарачени, самого дорогого портного в Риме, и бесчисленное множество туфель, изготовленных на заказ сапожником, который был не менее дорогим и столь же хорошо известным.