Андрей Вышинский - Судебные речи

• Название: Судебные речи
• Автор: Андрей Вышинский
• Издательство: Госюриздат
• Жанр: Политика
• Год: 1955

В этой книге собраны речи, произнесенные А. Я. Вышинским в качестве государственного обвинителя в 1923–1938 гг.

Четвертое издание.

---

Допрошенные здесь Тимашкевич и Топильский дали по этому поводу одинаковые показания, утверждая, что замысел был таков: мануфактуру, которая должна была быть проданной за 181/2 млрд. рублей, провести по отчету проданной лишь за 14 млрд., а 41/2 млрд. обратить в свою пользу.

Вот эта мануфактурная эпопея, как нам здесь доказывали это с книгами в руках. Мануфактура эта была продана за 11 600 млн. рублей.

Тимашкевич заработал солидно, ибо он мимоходом и нечаянным образом задержал в своих карманах 29 ящиков ниток, которые стоили 2 млрд. рублей, — в те времена эта сумма была достаточная. Топильский получил без расписки, а Зверев не провел по книгам 1800 млн. руб. наличными деньгами — сумма тогда тоже большая — и товаром на 4 млрд. руб. Топильский сам утверждает, что у «Оптовика» он взял 6–61/2 млрд. руб. Он сам помог вам разгадать, как исчисляются эти 61/2 млрд. руб., рассказав, что в счет этих 61/2 млрд. руб. он получил 2000 аршин по 2 млн. за аршин. Но вместе с тем он утверждал, что дал 4 млрд., а Зверев утверждал, что он получил 1800 млн. Тут маленькое расхождение с другими показаниями. Но Кузнецов помог установить истину: оказалось, что Тимашкевич прикарманил тайком от Топильского, а Топильский утаил от Тимашкевича, что он сам забрал 21/2 млрд. руб.

История с мануфактурой совершенно ясна. Мануфактура была сдана «Оптовику». Но что это за «Оптовик»? Этот «Оптовик» состоял из четырех лиц: полумертвого старика Михайлова, Зверева, состоявшего на побегушках у Топильского, Воробьева шурина Топильского и четвертого человечка — Стрижева, который исполнял обязанность бухгалтера, хотя при допросе Зверев сказал, что бухгалтерии никакой там не было. Вот и все это «общество».

Как работал этот «Оптовик»? Работал «Оптовик» на мануфактуре, которую дал ему Топильский. Вполне понятно, что Топильский должен был что-то за это получить, и ему действительно была отчислена некая сумма. Это нашло отражение и в их книгах, хотя эти книги — филькина грамота. Сам Зверев признал, что хотя эти книги не были составлены за один присест, но они были переписаны за один присест. Переписывались книги в спешке, вследствие чего переписчики забыли на левой стороне написать «11 марта 1923 г.», и оказалось, что на левой стороне заприходована мануфактура в апреле, а на правой — продана мануфактура в марте. Если допустить, что в этой филькиной грамоте отразилась до некоторой степени правда, коммерческая истина, и эти две тысячи аршин Топильского вошли в счета на 11 600 млн., то все-таки 1800 млн. остаются тем подарком который преподнес этот «Оптовик» инициатору и, так сказать; вдохновителю своему, своей главной опоре и кормильцу своему, тому же самому Топильскому.

Я знаю, что защита может мне возразить: «Странное положение, — вы говорите, что «Оптовик» это — Топильский, а, с другой стороны, обвиняете Топильского в получении взятки, а Зверева в том, что он, как ответственное лицо, дал Топильскому взятку, выходит, что Топильский дал сам себе взятку».

В действительности тут противоречия нет. Зверев «работал» на деньги и товаром Топильского и из своей доли отрывал кусочек Топильскому, чтобы Топильский и впредь давал ему возможность так «работать». Это, конечно, не взятка в формально-юридическом смысле этого слова, и я во взяточничестве Топильского и не обвиняю, но это один из элементов того метода обогащения, которым Топильский владел в достаточной степени. Таким образом, ко всем художествам, о которых я уже говорил, добавляется и это «художество» с мануфактурой.

Но вот еще новый момент в деятельности Топильского: это договор с латвийской фирмой Спаде. Топильский признал на предварительном следствии получение с фирмы Спаде 2 млрд. руб. в виде взятки. Сейчас Топильский пробует изменить свои показания, заявляя, что это выдумано, что денег от Спаде он не получал и что фирме Спаде давать взятку было не за что. Действительно ли не за что было давать взятки? Топильский сослался между прочим и на то, что договор с фирмой Спаде, по отзыву генерального латвийского консула, оказывался даже убыточным для фирмы Спаде, о чем генеральный консул Латвии счел нужным предупредить, так как цены, выставленные фирмой Спаде, якобы ставят под сомнение, сможет ли эта фирма выполнить договор. Я тоже сначала подумал: что за предупредительность такая латвийского консула по отношению к секции по спасению животноводства? Но, перелистав две странички того тома, в котором находится это отношение, я понял секрет этой предупредительности.

В самом деле, рожь и ячмень были закуплены у этой же фирмы Спаде в Латвии по 420 руб. и по 180 руб., в то время как на рынке стояла цена по 700 руб. за пуд. Но уже через шесть дней — договор был заключен 10 февраля — 16 февраля — фирма Спаде ввиду изменившейся рыночной конъюнктуры повысила эти цены в 3–5 раз. Оказывается, что низкие цены были своего рода приманкой; Спаде нужно было лишь заключить договор, хотя бы по заведомо убыточным ценам, а там можно и пожить… И вот этакий-то договор и подписал Топильский, и за подписание этакого вот договора он и получил взятку. По этому вопросу мы имеем показания Минкина, данные им на предварительном следствии, где Минкин приподнял краешек этой стыдливой завесы и признал, что РКИ приостановила утверждение этого договора, требуя изменений, гарантирующих защиту интересов секции по спасению животноводства. А Топильский самолично подписал этот самый договор.

Ясно, конечно, что за эту самоличную подпись можно было заплатить 2 млрд. руб., тем более, что в обеспечение падающей валюты, которой мы расплачивались с этой фирмой, от всех поступающих грузов из Латвии отчислялось 15 % натурой. Топильский в полной мере защитил интересы фирмы за счет интересов нашего государства. Я полагаю, таким образом, что этот момент является также совершенно установленным и кладущим лишнюю гирю тяжести на чашу обвинения Топильского.

Топильский в своей деятельности характерен еще с одной стороны — как специалист по подлогам, которые нельзя оставить неотмеченными. Каждый шаг, который он делает, он делает, обязательно учиняя какой-нибудь подлог, какое-нибудь надувательство. Он учиняет подлог в сделке с Шестаковым, давая ему фиктивную расписку на продажу будто бы за один миллион рублей лошади «Киенчем», на самом же деле он ее не продал, а оставил за собой. Он совершает подлог с лаврухинским овсом на 800 млн. руб., он вручает Лаврухину подложную расписку, которую Лаврухин хотел приобщить и приобщил к делу, пока не разразилась гроза.

Топильский приобретал дома на имя Зверева по фиктивным запродажным, пользуясь при этом юридической помощью Торсуева, комиссионерскими услугами Зверева и, может быть, нуждой Михайлова. Наконец, у него фиктивно бегают на Московском ипподроме лошади, т. е. бегают самым реальным образом самые реальные лошади, — но опять-таки от имени подставных лиц, хотя эти лошади и принадлежат Топильскому.

Система Топильского — система подлогов, какая-то фантастическая система лжи и коварства. Что ни шаг, то рискуешь запутаться в этой страшной предательской паутине. Топильский всем руководил, все подчинял своему влиянию, но работой не интересовался и думал только о своей личной выгоде. Вот что говорил о нем Минкин: «Я писал, взывал к практической работе, — все-таки работа в секции не шла. Мой труд, видимо, в секции не ценился, мои предложения выслушивались, приказы читались, но не исполнялись».

И это верно. Мы знаем, что там вообще приказы не исполнялись. Там царило ликвидаторское настроение. Минкин говорит: «Я неоднократно говорил ему, что мы должны быть сплочены в работе, но Позигун соглашался и со мной и с Топильским. И, наконец, я стал себя чувствовать чужим в секции. Большинство работников сплотилось вокруг Топильского. С Поволжья раздавались бесконечные крики и мольбы: дайте лошадей! Весенняя кампания была в разгаре, и я настаивал на продолжении кампании, на продолжении работы, но секционных работников обуревало ликвидаторское настроение, и секция была ликвидирована»… Вы видите, что Топильский является здесь центральной фигурой: все около него, он руководит всем решительно. Он начал руководить и повел работу тогда, когда еще хотел работать, когда он еще не осуществил всех своих замыслов, когда был увлечен этими замыслами. Но вот он почувствовал, что его замыслы будут разбиты, и он опустил руки и все опустили руки, и секция была ликвидирована.

В секции, которая держалась главным образом на плечах Топильского, процветала, помимо всех тех безобразий, о которых я здесь говорил, еще и безотчетность. Вам говорили здесь в течение всего процесса: такой-то представил отчет, такой-то представил отчет. Вам даже указали на то, что если отчеты эти оказались не принятыми, не просмотренными, то это, в сущности говоря, не по вине уполномоченных, не по вине тех, кто представлял эти отчеты.