Андрей Вышинский - Судебные речи

• Название: Судебные речи
• Автор: Андрей Вышинский
• Издательство: Госюриздат
• Жанр: Политика
• Год: 1955

В этой книге собраны речи, произнесенные А. Я. Вышинским в качестве государственного обвинителя в 1923–1938 гг.

Четвертое издание.

---

Статья 189 гласит о подлоге в корыстных целях простых бумаг, поэтому я полагаю, что эта статья тут целиком применима. В чем задачи Уголовного кодекса, уголовной репрессии? Задачи эти в значительной степени профилактические, предохранительные. И вот, когда сила уголовного закона обрушится на этих дельцов, ловящих в этой мутной воде свою рыбешку, то они из этого извлекут урок для своей будущей деятельности и впредь они или, может быть, другие не будут так легко совершать подлоги таких простых бумаг, а государство заинтересовано в том, чтобы граждане воздерживались от подобного рода уголовных поступков.

В данном случае никто не пострадал, но государство страдает от того, что какие-то граждане начинают жульничать, подделывать документы, не шутя, не играя, а вполне серьезно. Если бы они играли в фанты, тогда другое дело, но здесь была злая, преступная игра, антисоветская к тому же игра. Одни — Торсуев, Зверев, Михайлов — успели в известной степени, выиграли кое-что, другие не успели ни в какой мере, как Топильский; но кто играет, тот и проигрывает.

Товарищи судьи, я полагаю, что к деяниям, совершенным Торсуевым, Михайловым и Зверевым, ст. 189 является вполне применимой. Я учитываю преклонный возраст Торсуева, я учитываю преклонный возраст и болезненное состояние А. Ф. Михайлова, который вел все это дело и за себя и за своего брата; поэтому я полагаю, что вы можете изменить ту меру наказания, которая здесь указывается, применив амнистии 1921 и 1922 годов, и, таким образом, с применением амнистии, даже при приговоре к двухлетнему заключению, освободить их от наказания.

Что же касается Г. Ф. Михайлова, то ввиду выяснившихся обстоятельств я от его обвинения отказываюсь: он не участвовал сознательно во всех этих сделках и должен быть от ответственности освобожден.

Позвольте также коснуться и еще одного из подсудимых, вина которого ни в какой мере не была установлена здесь, на суде, мера пресечения в отношении которого была вами уже изменена и который должен быть, по моему мнению, также освобожден от какой-либо ответственности. Я говорю о Янковском. Янковский обвинялся во взяточничестве. Это не подтвердилось, поэтому от обвинения в этой части я отказываюсь и прошу об его оправдании.

С Ширяевым судьба связала Вогуленко. Конечно, Вогуленко собственным своим признанием уличается в том, что он выдавал фиктивные расписки, но, товарищи судьи, можно ли требовать от Вогуленко такого отношения к этому документу, какого мы требовали, например, от Торсуева или Лаврухина? Конечно, нет. Поэтому я полагаю, что если вы, оставаясь в плоскости формально установленной вины, и признаете нужным подвергнуть его какому-нибудь наказанию, то вы определите ему это наказание в такой мере, которая, по применении амнистии, даст ему возможность вернуться к крестьянскому труду.

Теперь я перехожу к следующим и последним трем обвиняемым, которые связаны между собой, прежде всего потому, что они все члены РКП, — это Мишель, Теплов и Позигун.

Я едва ли ошибусь, сказав, что Мишель всей своей деятельностью, прошедшей здесь, на суде, перед нашими глазами, скользит на грани преступлений Мишель вообще скользкий человек. Правда, в этом человеке имеется немало противоречивых и друг друга исключающих качеств и свойств. Об этом говорят все его операции, особенность которых заключается в удивительной легковесности, такой легковесности, которая позволяет говорить о каком-то даже просто несерьезном его отношении к своим действиям. В этом человеке отчетливо видны и черты преступника и черты просто легкомысленного, авантюристически настроенного человека.

Первая его операция связана с 1919 годом, связана с его должностью заместителя председателя ЦКРКФ — центральной контрольно-разгрузочной фронтовой комиссии. Председателем этой комиссии был, если не ошибаюсь, Громан, а заместителем его был Мишель. Ему, конечно, нужно было иметь лошадей. Вообще про Мишеля надо сказать, что там, где он появлялся и в какой бы должности он ни появлялся, под ним фатальным образом вырастает лошадь… Он как-то весьма ловко и даже грациозно за счет оказавшегося у него излишнего фуража приобрел лишних двух лошадей. Этот фураж он получает при помощи операции, не отличающейся чистоплотностью. Он получает его из Петроградского губпродкома из расчета четырех лошадей, а содержит двух лошадей. Разницу в фураже он «экономит» и на «экономию» приобретает себе в собственность еще двух лошадей — «Фофана» и «Миловидного» У него получается четверка. Эти лошади помещаются на Малой Бронной, 40, в конюшне, именуемой «конюшней Мишеля».

Так шло дело до 1920 года. В 1920 году Мишель потребовал, чтобы ему оплатили «Бархатку» и «Батыя», указывая на то, что он попал в неловкое положение, что сделал какой-то перерасход, что надо его покрыть. Отношения Мишеля с ЦКРКФ по поводу этих лошадей настолько запутываются, что никто не может ответить на простой вопрос: кому же принадлежат эти лошади. На предварительном следствии Мишель говорил несколько раз, что когда он обсуждал вопрос о том, кому принадлежат эти лошади, то он так и не мог решить этого вопроса ни в ту, ни в другую сторону. С одной стороны, как будто бы эти, лошади куплены на экономию, которую он получал от фуража, и, следовательно, лошади должны принадлежать ему, но, с другой стороны, фураж, который он экономил, принадлежал Петрогубпродкому. Значит, лошади должны принадлежать Губпродкому.

Честный человек решил бы этот вопрос сразу: он бы сказал, что лошади принадлежат тому, кому принадлежит фураж, на который эти лошади куплены а Мишель так и не решил этого вопроса В доказательство этого прошу обратить внимание на его объяснения на предварительном следствии, которые содержатся в V томе и, в частности, на листе 336, например, где он просто говорит: «Задумываясь над юридическим положением этих лошадей» и т. д., рассказывает, что твердо не знает, кому эти лошади принадлежат, но фактически этими лошадьми он распоряжается, как своими.

Так рисуется нам эта первая операция Мишеля: лошади эти долгое время все-таки значатся у Мишеля, в его распоряжении. Правда, к этим лошадям прибавляются потом новые. В одном показании Мишель говорит (том V, лист 333): «Я утверждаю, что всего у Губпродкома 13 лошадей: 9 на Малой Бронной, 2 на конюшне Гукона, 2 на излечении, — и все принадлежат Губпродкому», А Пахомов утверждает, что были три лошади и что он ни одной не получил. Из этой первой операции я делаю вывод, основываясь на всей совокупности обстоятельств, что Мишель старался присвоить себе этих лошадей и предпринял для этого ряд мер. Вот почему, как показывает Громан, он просил оплатить ему расходы по «Батыю», а когда ему отказали, он просил исключить «Батыя» из инвентаря ЦКРКФ и перечислить в инвентарь Губпродкома.

Вообще система у него была такая: Пахомову (Петрогубисполком) Мишель говорил, что это лошади Всеработземлеса, а ЦКРКФ — что это лошади Петрогубисполкома и Петрогубпродкома. Одни думают, что лошади принадлежат тем, а те думают, что лошади принадлежат другим, а лошади в это время остаются у Мишеля и обслуживают его и те учреждения, к которым он благоволит, как, например, Гидроторф, Винторг и т. д. и т. д.

Теперь вторая операция, 1921 года. Мишель становится помощником начальника Гукона, и опять начинается история с лошадьми. По распоряжению Мишеля в Петрогубкоммуне берутся на случный период два коня — «Демон» и «Булат», а вместо «Демона» и «Булата» на время случной кампании появляются в Петрогубкоммуне «Горлинка», «Умница» и «Кристалл». Они попадают опять-таки на Малую Бронную, 40. Интересно, что эти лошади 30 апреля неким Лившицем были получены для Петрогубкоммуны, а 2 июня появляется уже расписка о том, что они приняты от Мишеля, а не от Гукона.

И это не случайно. Это тоже система мишелевских операций. Когда появляется в каком-либо учреждении новая лошадь, она регистрируется как лошадь, принятая от Мишеля; она направляется на конюшню Мишеля; она используется по указанию Мишеля. С ней неразрывно связывается имя Мишеля, пока все не привыкают, наконец, к тому, что хозяин этой лошади — Мишель и что, в сущности говоря, никто, кроме Мишеля, и не имеет на нее никаких прав. Иногда это не выходит, операция или махинация срывается, но иногда, и так бывает, к сожалению, в большинстве случаев, эти махинации удаются. С «Горлинкой» и «Умницей» сорвалось — 5 июля их у Мишеля отобрали. Но «Кристалл» «задержался» у Мишеля, якобы для прохождения «курса лечения».

В июле Мишель выходит из Гукона на службу в Всеработземлес. Тут опять возникает вопрос о транспорте. Он обращается к секции спасения животноводства с просьбой отпустить лошадей. Ему отпускают нескольких лошадей. Лошади эти, как и прежние, попадают опять-таки на конюшню Мишеля — Малая Бронная, 40, причем, Мишель получает от ЦК Всеработземлес содержание на пять кучеров и фураж на десять лошадей, и такое положение тянется до марта 1922 года. Затем мы видим Мишеля уже в качестве члена правления Госсельсиндиката. Тут опять заходит речь о лошадях. Свидетель Горов показывает, что Мишель обязался доставить четыре лошади и два выезда; полвыезда он должен доставить за свой собственный счет, а за остальные должен был получать вознаграждение в размере 300 млн. руб. в месяц на фураж и на оплату всех расходов, связанных с этим делом. Сам по себе этот факт ничего собой из ряда вон выходящего не представляет. Но мы видим, что и здесь повторяется та же история: в результате на мишелевской конюшне стоит несколько лошадей, и никто не может толком установить, чьи же это лошади, а Мишель распоряжается ими, как своими, и подготовляет на этот счет кое-какие документы. Нельзя сказать, что Мишель этих лошадей присвоил, но несомненно, что он сделал все для того, чтобы запутать этот вопрос в личных интересах, в целях присвоения впоследствии, при благоприятных обстоятельствах, этого государственного имущества.