Борис Альтшулер - Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)

• Название: Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)
• Автор: Борис Альтшулер
• Издательство: Практика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-88001-020-1

От издателя: Книга включает статьи 72 авторов — в основном ученых, работавших с А. Д. Сахаровым, знавших его в разные периода жизни. Здесь и сотрудники по работе над ядерным оружием, коллеги из Физического института, однокурсники по учебе в МГУ, физики из США, Израиля, других стран. Книга включает уникальные материалы о крупнейшем в истории испытании сверхмощной водородной бомбы, горькой ссылке и трагических месяцах голодовок А. Д. Сахарова.

---

Таня пригласила нас к обеду, заметив, что если все не поторопятся, то могут опоздать на намеченную на вечер встречу. Я был удивлен тем, что меня пригласили и стал отказываться. Мне не хотелось мешать им побыть наедине друг с другом, но мои хозяева настояли, чтобы я остался. За обедом разговор большей частью касался семейных дел. Часто звонил телефон, но большая часть телефонных разговоров велась из другой комнаты. Однажды, когда нужен был сам Сахаров, Ефрем принес подаренный мной радиотелефон, который, к счастью, заработал. Сахаров проявил к этому устройству живой интерес, и я рассказал, как оно работает.

Сахаров нашел время спросить и о последних данных по мелкомасштабной анизотропии космического микроволнового фонового излучения. Я к стыду своему не читал последних работ в этой области.

Эти расспросы, казалось, были для Андрея Сахарова одновременно отдыхом и тренировкой. Перед тем как проводить меня, Сахаров взял с меня обещание прислать полный отчет об измерениях микроволновой анизотропии. Мы тепло попрощались.

Увы, это была моя единственная встреча с Андреем Сахаровым.

Абдус Салам Он стал легендой при жизни

Я встречался с Андреем Сахаровым лишь три раза. Впервые это было в 1974 г. на конференции по физике в Москве, когда Сахаров рассказывал об индуцированной гравитации, одном из направлений, которое он в то время разрабатывал и которое мне очень нравилось.

Вторая встреча произошла в 1975 г. во время празднования 250-летия Академии наук. В тот раз у меня был долгий разговор с Сахаровым. Он изложил свою оценку действий Запада в отношении Советского Союза и просил меня довести его точку зрения до сведения остальных зарубежных делегатов. Эта встреча произошла в Кремле на приеме, на котором присутствовал Брежнев. Сахаров предложил выйти на улицу и дойти с ним до автобусной остановки.

Пока мы спускались, многие с нами здоровались, но никто не осмелился остановиться поговорить. Это меня поразило. Было совершенно ясно, что Сахоров — persona non grata. Многие физики, кажется, сочувственно относились к идеям Сахарова, но явно избегали встреч с ним на виду у всех.

Вечером то же дня я хотел передать Сахарову письмо и позвонил одному из физиков, чтобы узнать номер телефона. Он сказал, что потерял этот номер. Я понял его затруднения.

Когда Сахаров был в горьковской ссылке, я послал ему письмо, к которому приложил несколько своих статей. Конверт вернулся ко мне с пометкой "адресат неизвестен". Все это выглядело удручающе, но потом, когда к власти пришел Горбачев, произошло триумфальное возвращение Сахарова. Я увидел его снова, уже в последний раз, в феврале 1987 г., в дни работы Международного форума ученых, посвященного проблемам сокращения ядерных вооружений.

Я поговорил с Сахаровым после неофициального семинара по физике. Семинар состоялся в ФИАНе в кабинете А.Д.Линде. Всесторонние знания Сахарова поразили меня.

Таковы мои воспоминания о Сахарове — человеке и физике, достойном восхищения. Он стал легендой еще при жизни.

А.Е.Шабад Народное достояние (как не хоронили Сахарова)

Нижеприведенный текст написан для стенгазеты сразу после похорон Андрея Дмитриевича Сахарова по свежим впечатлениям. Я постарался зафиксировать то, чему был уникальным свидетелем.

Прощание — в Доме cоюзов, похороны — на Новодевичьем кладбище, три Звезды Героя — перед гробом на подушечках. Все это было с ходу отклонено Еленой Георгиевной Боннэр. (Места, связанные с именами совсем других людей, не принятые назад награды.)

На утро после кончины Андрея Дмитриевича, примерно в 11 часов, я звоню на его квартиру и прошу передать Елене Георгиевне, что люди хотят, чтобы гражданская панихида состоялась под открытым небом Лужников, там, где еще недавно на митингах толпа внимала Сахарову. На совещании с руководством ФИАНа мысль о шествии за гробом в Лужники встречается как нечто искусственное. Это не по-академически.

Около двенадцати мы с Владимиром Яковлевичем Файнбергом перед домом А.Д.Сахарова на улице Чкалова. Как раз в этот момент его тело грузят в санитарную машину для отправки в морг на вскрытие. Озверевшая толпа фото- и кинокорреспондентов препятствует погрузке. Но вот мы уже на шестом этаже в дверях «нижней» квартиры А.Д.Сахарова. Сцена такая: дверь на лестницу открыта, толкучка знакомых и незнакомых людей, Елена Георгиевна с красными глазами и почти придавленный к ней теснящимися людьми полный человек, в котором окружающие помогают мне узнать Председателя Совета Союза и Комиссии по организации похорон, кандидата в члены Политбюро Е.М.Примакова; тут же Р.З.Сагдеев и один из организаторов Мемориала, мой друг и коллега из ИТЭФ Лев Александрович Пономарев. Обсуждается сценарий похорон. Обсуждение действительно «всенародное», участвуют все, кто есть, многие, наверняка, просто зашедшие с улицы, сочувствующие. Е.М.Примаков, видимо, простужен, потерял голос и говорит шепотом. Он защищает план прощания во Дворце Молодежи с последующей гражданской панихидой там же. Елена Георгиевна симпатизирует использованию с той же целью Дворца спорта, что представляется Е.М.Примакову неприличным. Мысль о панихиде под открытым небом поначалу кажется Елене Георгиевне неприемлемой, однако она немедленно находит отклик у Л.А.Пономарева- традиционного ведущего митингов в Лужниках. Совместными усилиями удается все же склонить постепенно Елену Георгиевну к тому, что траурный митинг под открытым небом вполне соответствует похоронному обряду. Но Е.М.Примаков — против. Принимается решение продолжить дискуссию на заседании избранной съездом Комиссии по организации похорон в Кремле. Елена Георгиевна предлагает, чтобы кто-то из нас троих поехал в Кремль. Е.М.Примаков: "В Кремль нельзя без пропуска". При содействии Р.З.Сагдеева выбивается согласие сначала взять одного, потом и всех троих. При выходе из дверей квартиры не известная мне женщина бросает Е.М.Примакову упрек, почти оскорбление. Смысл сводится к тому, что ему не следовало бы то ли быть в Комиссии, то ли приезжать к вдове. Уже в автомобиле Евгений Максимович с обидой и недоумением говорит об этом эпизоде. Первый шаг сделан. Въезжаем в Кремль. Е.М.Примаков: "Видите, я вас ввожу незаконно".

Комиссия по организации похорон. Присутствуют: академики Е.М.Примаков, Д.С.Лихачев, В.Л.Гинзбург, Р.З.Сагдеев, главный ученый секретарь АН СССР И. М. Макаров, управляющий делами АН СССР Волков, зампред Мосгорисполкома Беляков, зампред Совмина Рябев, нас трое: В.Я.Файнберг, Л.А.Пономарев и А.Е.Шабад. Возможно еще кто-то, кого я не запомнил. Это нельзя назвать заседанием, потому что участники дискуссии почему-то стоят или прохаживаются. Дело происходит в каком-то широком коридоре, по сторонам которого расставлены кресла и через который туда-сюда все время проходят крупные государственные деятели. Снова возникает вопрос о том, может ли быть гражданская панихида под открытым небом ("А если снег?"). Говорю им, что каноническая процедура государственных похорон всегда включала траурный митинг на Красной площади ("Вы что же, его, как Брежнева, собираетесь хоронить?" — "Дело не в Брежневе, просто это не противоречит ритуалу". — "Мы от него отказались. Больше так не хороним". — "Слава Богу, никто за последние годы не умирал". — "Почему же, умер Громыко". — "Но он уже не был членом Политбюро"). Окончательный вариант нашей аргументации: нет такого зала, который вместил бы всех желающих участвовать в панихиде, и нет зала, который пропустил бы всех желающих прийти попрощаться. Всякое ограничение входа чревато возникновением давки с опасными последствиями. В конце концов гражданская панихида ("Только не называйте митингом!") принимается. Кто же будет вести траурный митинг? И вот тут дело поднимается на уровень концептуальный и упирается в странный вопрос: кому же принадлежит тело Сахарова? Является ли оно государственной собственностью? Разумеется, панихиду должен открыть и вести председатель государственной комиссии. Евгений Максимович невзначай дотрагивается ладонью до собственной груди. Спрашиваю в этот момент: "Считаете ли вы, положа руку на сердце, себя на это морально вправе?" Обида: "Я всегда уважал Андрея Дмитриевича и ни в чем перед ним не провинился". Пономарев заявляет претензию на совместное с общественными организациями проведение панихиды, включение в комиссию по похоронам в нашем лице представителей «Мемориала», МОИ, Клуба избирателей при АН СССР. Наглость неслыханная. Нас упрекают в желании нажить политический капитал. Железная логика: высшая власть в государстве принадлежит съезду. Съезд избрал Комиссию, она должна распоряжаться. Произношу с пафосом: "Это тот Съезд избрал, который затопывал и захлопывал Сахарова?! Который не принял ни одного его предложения?! А теперь он будет распоряжаться?!" — "Но в нашей Комиссии нет никого, кто бы затопывал". — "Поименного затопывания, как я знаю, не производилось". Комиссия по организации похорон делает нечто, ей по статусу не положенное: она смеется. Соглашаемся на том, что митинг откроет член Комиссии академик Д.С.Лихачев. Это всех устраивает. Вопрос о том, кто будет вести митинг, благополучно замят. "Я все равно не могу говорить", — уступает Евгений Максимович. Через день уже вернувшимся к нему голосом он скажет мне: "Раз вы не хотели, я совсем не приду". Признается также и существование общественной комиссии, принимается решение опубликовать наши имена — но без указания представляемых нами организаций. И то — хлеб.