Вячеслав Костиков - Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции)

• Название: Не будем проклинать изгнанье (Пути и судьбы русской эмиграции)
• Автор: Вячеслав Костиков
• Жанр: Русская классическая проза

---

История гражданской войны в Испании помимо свидетельств мужества, героизма, интернационального братства содержит и черные строки, вписанные подручными Сталина. Многие из советских добровольцев, возвращаясь в Москву, попадали в застенки и гибли не от пуль фалангистов, а от выстрела в затылок в подвалах НКВД. Такова судьба Михаила Кольцова.

Известный советский писатель Валентин Петрович Катаев рассказывал мне, что такая же судьба грозила и Илье Эренбургу. В то время как Эренбург находился в Испании, ведя репортажи из лагеря республиканцев, у него неожиданно отобрали дачу в Переделкине. Когда у Александра Фадеева поинтересовались, чем это вызвано, глава Союза писателей цинично прокомментировал: по возвращении из Испании она ему больше не понадобится.

Удивляться, впрочем, нечему. События в Испании шли бок о бок с трагическими событиями в Москве. Гражданская война между республиканцами и фалангистами вспыхнула в июне 1936 года. А в августе этого же года в Москве Сталин добивает последних из "славной когорты": начинается суд над Зиновьевым и Каменевым. В качестве вины им вменяется, в частности, намерение ликвидировать "величайшего гения всех времен и народов" Иосифа Виссарионовича Сталина. Уже по заведенному ритуалу "врагов народа" обвиняют в связях с империалистами, иностранными шпионами и вредителями. В стране нагнетается атмосфера заговоров и шпиономании. Для оправдания террора нужно время от времени "предъявлять" врагов, и их ищут повсюду, в том числе и в Испании, и в среде русской эмиграции.

Есть и еще одна малоисследованная причина пристального внимания Сталина и НКВД к "испанцам". Дело в том, что интернационалистские чувства были не единственным побуждением советских людей, просившихся в Испанию. Имеются свидетельства и того, что многие ехали под пули франкистов, фактически спасаясь от удавки НКВД. Бежали под пули от душной атмосферы всеобщей подозрительности, шельмования, от опасности быть увезенным в одну из ночей в "воронке" и не вернуться. Геройская смерть в рядах республиканцев была предпочтительнее анонимной смерти в сталинском ГУЛАГе. Но и в Испании их настигала рука ежовских исполнителей 9.

Подозрительность Сталина в отношении республиканцев имела свои политические основания. Дело в том, что в рядах бойцов интернациональных бригад собралось много революционеров-интернационалистов. В Испанию стекались оказавшиеся за рубежом троцкисты, анархисты.

Озабоченный исключительно своей властью и уничтожением политических оппонентов, Сталин думает не столько о помощи республиканцам, сколько о выявлении троцкистов в рядах испанских добровольцев. Деятельность НКВД в Испании в значительной мере ориентировалась на эту "сверхзадачу". Террор, развязанный Сталиным против своих противников в Москве, продолжался и в Испании.

Одной из баз, с которой действовали сталинские опричники в Испании, становится Париж, где наличие большой и разномастной русской эмиграции служило прекрасной почвой для создания сети секретных агентов. Немало их оказалось и в верхушке РОВС, который, по мнению ряда исследователей, фактически контролировался НКВД 10.

В советской печати уже появляются свидетельства о деятельности НКВД в среде русской эмиграции 11. В частности, упоминалось имя Сергея Эфрона, мужа русского поэта Марины Цветаевой. Активный деятель "возвращенческого движения", Сергей Эфрон в период испанской войны был причастен к переправке секретных сотрудников НКВД в Испанию. Дело в том, что патриотически настроенный "Союз возвращения на родину" рекрутировал бойцов и для интернациональных бригад республиканцев. Многие эмигранты, мечтавшие вернуться в Россию, смотрели на участие в испанской войне на стороне республиканцев, поддерживаемых советским правительством, как на своего рода "выкуп", дающий право получить билет в Москву, Советские официальные органы в Париже, не давая официальных заверений, тем не менее стимулировали подобные настроения.

Имелись среди эмигрантов и такие, которые предпочитали занять в испанской войне правый фланг. Испанская война стала для эмиграции как бы еще одним рубежом размежевания.

Участие русских белых офицеров (надо подчеркнуть - очень ограниченное) на стороне фалангистов, на наш взгляд, имело скорее психологические, нежели политические мотивировки. В отличие от идей Гитлера, получивших достаточную известность посредством книги "Майн кампф", идеология франкизма, по сути дела, не была широко известна в Европе. И уж менее всего о ней знали в среде русской эмиграции. Офицерская эмиграция, в значительной части своей настроенная промонархистски, не питала больших симпатий к диктаторским наклонностям Франко. На поля воюющей Испании влекло другое.

Стремившиеся попасть в Испанию являлись боевыми офицерами, прошедшими фронты первой мировой и гражданской войн в России. Война была их "специальностью", в сущности, образом жизни. Большинство добровольцев белой армии Врангеля, за исключением узкого круга артиллерийских и морских офицеров, не имели специальности, которую можно было бы в эмиграции приспособить к гражданскому быту. Они труднее всех проходили адаптацию на чужбине, больше других мыкались без работы. Офицерство было психологически наиболее дестабилизированной частью эмиграции. Оно же более всего страдало, в силу понятий о чести, достоинстве, из-за своего, в сущности, положения отверженных в гражданском европейском обществе.

Сводки с фронтов гражданской войны в Испании, которыми с лета 1936 года запестрела французская пресса, заставляли быстрее биться многие эмигрантские сердца. Слишком много было в душе воспоминаний о гражданской войне в России, чтобы воспринимать вести из Испании с холодной отстраненностью. Часть офицеров углядела в испанской войне возможность вновь обрести привычный жизненный уклад, войти в привычную среду, где они были бы не статистами в генеральских играх "Русского общевоинского союза", а активными участниками.

Разумеется, в среде эмигрантов и руководителей РОВС были и такие, которые увидели в фашизме новую форму борьбы с ненавистным им большевизмом. Число их, впрочем, было незначительным, даже и в генеральских кругах РОВС. Правое крыло эмиграции, несмотря на неприятие большевизма, довольно быстро разобралось в политических намерениях германского фашизма. Гитлера менее всего интересовало искоренение идеологии сталинизма, в которой он не мог не увидеть целого ряда коренных, родственных свойств. Гитлер мечтал о "жизненном пространстве" для "великой Германии" и дешевой рабочей силе. Отношение эмиграции, даже ее крайне правого крыла, к Гитлеру было более чем сдержанным. Большая часть эмиграции, особенно после нападения гитлеровской Германии на СССР, сердцем и душой встала на сторону России.

Однако в 1936 году, за три года до начала второй мировой войны, обстановка в Европе для русских эмигрантов еще не представлялась столь очевидной, как в 1941-м. Но уже и в это время генерал Миллер, учитывая ряд факторов - и то, что Франция была союзницей России в первой мировой войне, и то, что французское правительство предоставило эмигрантам убежище, - был настроен скорее профранцузски.

Обстановка гражданской войны в Испании, предчувствие общеевропейских военных катаклизмов обострили борьбу за влияние в эмиграции, и прежде всего в РОВС. Но профранцузские, прогерманские или профранкистские симпатии чаще всего служили лишь идеологическим прикрытием для борьбы личных интересов и амбиций.

В 1935 году на этой почве в РОВС обозначились серьезные трещины, грозившие полным развалом. 23 февраля в Париже произошло событие, получившее на страницах эмигрантской прессы название "бунта генералов". Причиной бунта послужила пассивность генерала Миллера. Во главе бескровного путча стояли 13 старших чинов РОВС, в том числе генералы Туркул, Фок и известный уже нам Скоблин - муж Надежды Плевицкой. В предъявленном Миллеру ультиматуме генералы, возмущенные бездеятельностью РОВС и его главы, требовали превращения "Русского общевоинского союза" в политический центр зарубежья. Как выяснилось из источников, ставших известными эмиграции уже после войны, генерал Скоблин играл в этом заговоре двойную роль: он был и составителем ультиматума, и он же докладывал Миллеру о всех шагах заговорщиков. Теперь, когда все более проясняется связь генерала Скоблина с НКВД, можно сказать, что роль его была тройной.

Миллер, находившийся, как упоминалось выше, в определенной изоляции, оценил "лояльность" генерала Скоблина достаточно высоко. "Бунт генералов", фактически спровоцированный Скоблиным, еще более повысил доверие к нему престарелого главы РОВС.

Таким образом, русская военная эмиграция накануне второй мировой войны представляла собой запутанный клубок противоречий, разобраться в которых трудно до сих пор. Но бесспорен факт, что те или иные подразделения РОВС использовались разведками всех европейских стран, начиная с советской и кончая бельгийской. Миллеру, начинавшему карьеру на военно-дипломатическом поприще, приходилось использовать все свое политическое мастерство и опыт, чтобы удерживать союз от распада. Начавшаяся в 1936 году испанская война, давшая выход энергии "активистов", несколько приглушила внутренние противоречия. Престарелый генерал и дипломат остался у руля тонущего корабля. Но, как оказалось, ненадолго.