Иван Черных - Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков.

• Название: Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков.
• Автор: Иван Черных
• Жанр: Прочие приключения

Они приняли крещение огнем в первые, самые страшные дни войны. Они первыми нанесли ответный удар по «логову зверя» — советская дальняя авиация бомбила Бухарест и Берлин уже летом 1941 года. Они привыкли к многочасовым ночным вылетам и боевой работе на износ, к недосыпанию и смертельной усталости, к прорывам сквозь зенитный огонь и схваткам с немецкими истребителями. Но как привыкнуть к потере друзей, погибавших у тебя на глазах, сгоравших заживо в подбитых «илах», но не сворачивавших с боевого курса…

Фронтовые будни и воздушные бои, отчаянные рейды в глубокий тыл противника и еще более опасная работа по переднему краю, победы и потери — в первом романе о летчиках дальней авиации.

---

Языки пламени с силой врывались то снизу, то с боков, жевали кожу куртки, плескали в лицо, Александр схватил планшет и, уцепившись за края кабины, вылез наружу. Свежий прохладный воздух подхватил его легко и бережно, как долгожданного, отвел от самолета, превратившегося в комету.

Летчик не спешил дергать кольцо раскрытия парашюта, сознавая, что где-то рядом кружит истребитель, поджидающий его, чтобы наброситься и добить; видел, как бомбардировщик все еще лез вверх, пока пламя не добралось до бензобаков и он не взорвался, расплескав во все стороны огненные брызги. В какой-то миг в поле зрения мелькнули и три белых купола парашютов (значит, спаслись все), и это его обрадовало. Он стал отсчитывать: «Один, два, три», как отсчитывал при тренировочных прыжках. Судьба, сыгравшая с ним когда-то злую шутку, теперь отплачивала ему сторицей: не будь он начальником ПДС, разве сумел бы совершить такой затяжной прыжок? Пора! Он дернул кольцо, и купол парашюта наполнился воздухом метрах в ста пятидесяти от земли. Но и этой высоты хватило, чтобы увидеть, как фашистский летчик расстреливает в небе его друзей. Один, самый верхний, судя по беспомощно свисающим рукам и ногам, был уже убит, у второго фашист намеревался отсечь стропы плоскостью (видно, кончились патроны), но парашютист, сильный, кряжистый, — не иначе, Агеев, — энергично маневрировал, раскачивался из стороны в сторону, и «мессершмитт» проскакивал мимо.

Третьего Александр узнал сразу. Маленький, худенький — штурман. Но почему он без брюк и босиком? Несмотря на всю трагичность положения, Ваня выглядел смешно и комично, Александр вспомнил, как утром он честил интендантов, и догадался, в чем дело. Виноваты во всем унты: привязанные к поясу брюк, они стянули их при динамическом ударе. Не зря Ваня верил в судьбу: она будто специально подстраивала ему смешные ситуации и даже здесь, когда он висел на волоске от смерти, сыграла с ним такую злую шутку.

О своей больной спине Александр подумал лишь тогда, когда до земли оставалось метров пятьдесят и он увидел невдалеке, почти под ним, небольшой стожок. Надо было во что бы то ни стало попасть на него, чтобы самортизировать удар, и он заработал стропами. Тренировочные парашютные прыжки, совершенные им ранее в должности начальника ПДС, помогли и теперь: он опустился на стожок. И хотя сено было еще не слежалое и удара он почти не почувствовал, острая боль пронзила все его тело. Он полежал с минуту не шевелясь, затем отстегнул лямки парашюта.

Серебряный опустился метрах в трехстах и тоже не поднимался. Александр подождал еще минуты три и начал выбираться из стожка. Едва спустился на землю, как его окрикнул властный звонкий голос:

— Хенде хох!

И хлопнул выстрел. Пуля дзинькнула у самого уха летчика; он упал, схватился за пистолет, вернее, за место, где он висел, — кобуру вместе с пистолетом оторвало в момент раскрытия парашюта. Да, положеньице… И откуда здесь взялись немцы?…

Из-за стожка послышался ответ:

— Вставай, фашистская сволочь. Руки вверх! Хенде хох!

— Я свой, русский, — обрадовался Александр.

— Знаем вас, своих. — Из-за стожка снова пальнули. — Руки, руки поднимай. Хенде хох!

— Заткнись со своим «хенде хох», — прикрикнул Александр. — И прекрати палить — у нас ведь тоже имеется оружие.

Ругань и стрельба прекратились. Из-за стожка пугливо выглянула мальчишеская голова в кепке, но выходить паренек боялся.

— Иди лучше помоги подняться, — позвал Александр. — Не бойся.

— Еще чего, — сердито возразил паренек и вышел из-за стожка, держа наган на изготовку. К нему из-за второго стожка спешил на помощь дедок с сивой бородкой, вооруженный карабином.

— Это наши, Митря, — издали сообщил дедок. — Летчики.

Александр с помощью паренька поднялся и, превозмогая боль, вместе с ним и дедком направился к штурману.

Ваня лежал на спине в луже крови. Прострелены были плечо, рука, обе ноги. Александр, забыв о своей боли, склонился над штурманом.

— Давай-ка, отец, помогай, — попросил он старика, отстегивая лямки парашюта. — Отрежь кусок этой ткани, чтобы перевязать.

Старик и паренек начали рвать парашют. Серебряный слабо попросил:

— Пить…

На потрескавшихся губах выступила кровь, и Александр подивился, какую надо иметь выдержку, чтобы не застонать, не ойкнуть.

— Сейчас. Сейчас поищем воду, — успокоил он штурмана. Посмотрел вокруг — ни речки, ни озерца поблизости. — Село далеко? — спросил он у дедка.

— Далеконько, — ответил тот. — Надо бы подводу. Можа, Митрю послать пока?

К счастью, посылать не потребовалось: по лугу к ним мчалась машина. Из кузова ее выскочили красноармеец с винтовкой и девушка, тоже в форме, с санитарной сумкой на боку. Бегло окинув летчиков взглядом, она расстегнула сумку, достала из нее пакеты, бинт, пузырек с какой-то жидкостью, налила в мензурку и поднесла к губам штурмана. Серебряный выпил и заскрипел зубами.

У Александра то ли от собственной боли, которая снова дала о себе знать, то ли от страшного вида штурмана и его мук закружилась голова, и он, чтобы не потерять сознание, опустился на землю.

Девушка забинтовала Серебряному лицо и руки, повернулась к Александру.

— А что у вас?

— Ничего особенного. Подпалило малость. — Он протянул ей вспухшие, в волдырях руки.

Она осмотрела их, лицо, сочувственно вздохнула:

— У меня нет ничего анестезирующего, кроме спирта, — и налила мензурку.

У Александра болело все — и обожженные руки, и лицо, и поясница. Хотелось хоть чем-то заглушить эту боль, и он протянул руку к мензурке.

— Давайте спирт. — Он выпил. А когда девушка обработала ожоги и забинтовала лицо, руки, боль уменьшилась.

— Документы есть? — спросил у Александра красноармеец.

— Мы с боевого задания. Есть только талоны в столовую.

— Откуда вы?

— Из-под Ростова. Полк Меньшикова. Где-то здесь наши воздушные стрелки, поищите их. И фотоаппарат надо снять с самолета. Может, уцелел. Там важные сведения.

— Найдем. Обязательно найдем…

Сержант Агеев подошел, прихрамывая, сам — он тоже был ранен в ногу. Сержанта Сурдоленко старик и паренек нашли мертвым; фашистский летчик не пожалел снарядов, буквально издырявил его. Старик и паренек стали тут же рыть могилу.

Серебряный лежал неподвижно, плотно сжав потрескавшиеся губы и закрыв глаза. Казалось, он заснул. Но вдруг Ваня приоткрыл глаза и позвал:

— Сурдоленко! Сержант Сурдоленко! — Вопросительно посмотрел на Александра. — Где стрелок-радист?

— Нету больше Сурдоленко, — не стал врать Александр.

— Как? Не… Не может быть. — Серебряный заскрипел зубами. Боль мешала ему говорить. Собравшись с силами, он все же выдавил: — А ведь я… пошутил насчет сна. Хотел разыграть… — Он помолчал. — Меня в полк, командир. Только в полк, в медсанбат… в госпиталь не надо.

Рана у Агеева оказалась легкой — пуля задела мякоть голени. Когда девушка закончила перевязку, сержант отправился к видневшимся в полукилометре обломкам самолета.

Серебряный начал бредить — то звал кого-то, то командовал: «Так держать!», то что-то хотел объяснить. Девушка склонилась над ним, давала нюхать нашатырный спирт, но это не помогало.

— Его надо в госпиталь, — категорично заявила она. — Только в госпиталь.

— Готово, товарищ летчик, — подошел к Александру старичок.

Александр с трудом поднялся, попросил:

— Давайте, папаша, командуйте как надо. Вы лучше знаете наши обычаи. А у меня — спина, плохой я вам помощник.

Серебряный не приходил в себя. Его уложили на сено в кузов машины, и Александр попросил подъехать к остаткам самолета, где находился Агеев. Воздушный стрелок стоял у обломков с фотоаппаратом в руках — каким-то чудом он уцелел.

— Аэродрома поблизости нет? — спросил Александр у красноармейца.

— Нет, товарищ лейтенант.

— Тогда на ближайшую станцию…

2

6/VII 1942 г. Боевой вылет с бомбометанием по Харьковскому тракторному заводу…

(Из летной книжки Ф.И. Меньшикова)

Тяжелое ранение Серебряного разрушило все планы Пикалова: штурман, как глупый карась, заглотнул крючок под самые жабры, и теперь можно было делать с ним, как с глупым карасем, все что угодно; но едва ловец протянул руку к своей добыче, как налетела волна, вырвала из рук леску и унесла добычу. Когда теперь вернется Серебряный в полк, и вернется ли? А подручный Пикалову был очень нужен.

От выброшенных в ночь на 23 февраля связников ни слуху ни духу. «Валли-4» — разведывательный центр абвера, с которым непосредственно поддерживал связь Пикалов — на вторичный запрос о связниках ответил, как и прежде: «Ждите». Значит, с ними все благополучно, они выполняют другую задачу, а когда потребуется, найдут Пикалова. Вместе с тем центр требовал более полной и глубокой информации, более активных действий агента «Кукук-21», сообщений о маршрутах полетов советских бомбардировщиков и объектах их бомбардировки не перед самой целью, а заранее, перед их взлетом. Никаких оправданий, что советская контрразведка ищет радиста, что пеленгаторы круглосуточно дежурят вокруг аэродрома, центр во внимание брать не хотел. «Немецкая армия перешла к решительному победоносному наступлению, и каждый истинный немец должен отдать все силы, а если потребуется, — и жизнь во имя процветания нации, — отстучали ему шифрованную радиограмму. — Ищите другие способы, изобретайте, вербуйте…»