Екатерина Лесина - Хроники ветров. Книга суда

• Название: Хроники ветров. Книга суда
• Автор: Екатерина Лесина
• Жанр: Фэнтези

Здесь представлен полный и окончательный вариант последней книги трилогии. Автор во избежание обвинений в разжигании межнациональной розни переименовал одного из персонажей, Серб стал Сержем.

---

— Один, два, три…

Под кожу проникает что-то холодное.

— Четыре, пять… — в голове туман, но приятный. Он вытесняет боль, и я с радостью окунаюсь в него с головой. Хорошо. Нужно считать дальше, но я забыла, на чем остановилась. Впрочем, какая теперь разница. В тумане ничего не имеет значения. В тумане можно только спать.

Проснувшись, вижу Карла. Сидит в кресле-качалке, читает что-то, оттуда, где я лежу, название не видно, но формат книги впечатляет.

— Очнулась? Как самочувствие? — Карл задает вопрос, не отрывая взгляд от книги.

— Погано.

— Признаться, не удивлен. Вот шевелиться не советую, пока обезболивающее действует, все будет нормально, но чем больше шевелишься, тем скорее действие закончится. И как тебя угораздило?

Рассказываю, точнее пытаюсь рассказать, но то ли от действия лекарства, то ли еще по какой причине, мысли путаются, и слов не хватает. А вокруг туман, который то становится плотнее, то почти исчезает, и тогда я вижу знакомое задумчивое выражение на лице Карла.

— Забери меня отсюда, пожалуйста. Если не в замок, то хоть куда-нибудь. Я не могу больше здесь.

— Тише, — он садится рядом и, проводит рукой по моим волосам, от этого нехарактерно ласкового прикосновения к горлу подступают слезы.

— Вот реветь не надо, — предупреждает Карл. — Ты же у меня сильная. Ты справишься. Это сначала больно, а со временем проходит. А забрать… еще пару дней назад забрал бы, теперь же не имею права.

— Почему?

Он объясняет. Он что-то не то объясняет. Я не могу быть Хранителем, у меня не получится. Наверное, я просто неправильно поняла.

— Главное, постарайся дров не наломать, ладно? И Рубеуса слушай. Или хотя бы прислушивайся.

Фома

За время его отсутствия в деревне ничего не изменилось. Впрочем, отсутствовал он не так и долго: какие-то две недели, даже меньше, а кажется, будто целая вечность прошла. Покатые крыши, беленые стены и резные ставни, ничего общего с унылой громадой Хельмсдорфа, воздух чистый, морозный до хрустального звона, на вдохе царапает горло, а на выдохе вырывается облачком белого пара.

Последний месяц зимы — самый холодный, это Михель сказал, и по всему выходило, что прав он. Правда, с этой правоты Фоме одни хлопоты, снова за дровами идти надобно, и стены конопатить, потому как тянет сквозняком, того и гляди застудиться можно. Но все равно хорошо, свободно. Вот только Коннован жаль, правда, Карл сказал, что выживет, ну так в этом Фома и не сомневался, она вообще сильная.

— О чем думаешь? — Холодные ладошки Ярви легли на плечи, как и всякий раз ее прикосновение пробуждало в теле нечто незнакомое, непонятное и оттого пугающее. Хотелось сразу и вырваться и замереть, чтобы не спугнуть ненароком. А она смеется, раскраснелась с мороза, глаза блестят, и черным пятнышком в уголке губ родинка.

— Расскажи, — Ярви садиться рядом, расстегивает шубу, от нее пахнет дымом и свежим, только-только из печи хлебом.

— О чем?

— Правда, что замок настолько большой, что выше горы? И можно целую жизнь бродить по комнатам и ни разу не зайти в одну дважды?

— Большой, — Фоме нестерпимо хочется потрогать родинку. — Но не такой большой, чтобы выше горы. Он почти на самой вершине стоит, сразу за стеной пропасть и добраться туда никак, только если ветер оседлать, но люди не умеют.

Ярви слушает, улыбается. У нее замечательная улыбка, а ладошки все еще холодные, вон как пальцы побелели, ногти так вообще в синеву. У нее рукавиц нету, надо бы купить, а то не дело, что мерзнет. И шубу нормальную, чтобы как у Михеля, до самых пят и теплая. И платьев.

— Лучше корову, — отвечает Ярви, и Фома снова чувствует себя донельзя глупо, потому как не понимает, чем корова лучше шубы. — А правда, что они в домовинах спят?

— Неправда. Они такие же, как люди, только…

— Кровь пьют, — подсказала она. — И вкусно же им…

Вкусно. Еще как вкусно. Горячая и живая. Неописуемо сладкая. Жизнь. Энергия. Существование вне времени. Сила. Слабый, едва различимый привкус соли, и острое чувство сожаления, когда она заканчивается…

— Что с тобой? — пальцы на щеках. Холод. Ярви. — Тебе плохо, да? Ты горишь, тебе нужно прилечь, давай, вставай.

Она тянет за руку, а Фома не в силах справиться с нарастающей слабостью. Перед глазами багряно-бордовый мир. И тошнит. Крови, хоть каплю, хоть немного… нет, он же человек, это видение, чужие воспоминания, чужие желания, как раньше. Нужно сосредоточиться на чем-нибудь.

— Давай, ложись. Знобит? Лихорадка… Михель баню затопит.

Зеленые глаза с редкими желтыми пятнышками, одуванчики на траве… одуванчик на черной подошве ботинка. Проект закрывается. Комната-клетка и темнота, с которой нужно разговаривать. Полоска света — небо между каменными стенами. Взрыв. Огонь. Прикормленный ветками костер, у костра жарко и жар проникает внутрь, перекрывая дыхание. Воспоминания корчатся, рассыпаясь пеплом, а жар остается.

Это потому что под шкурой горячо. Длинная спутанная шерсть чуть пованивает, а мокрая от пота рубаха прилипла к телу. Дышать тяжело, мерзкое ощущение слабости и во рту пересохло. Лежать было неудобно, и Фома, скинув шкуру, попытался встать. Но сил не хватило даже на то, чтобы сесть в постели. Что с ним произошло? Он помнил разговор, и родинку, которой любовался, вопросы и ответы, а что потом?

— Очнулся? — Ярви плачет, улыбается, а по лицу текут слезы. — Ты очнулся, ты… ты живой.

— Живой, — говорить неудобно, горло дерет и в груди что-то хлюпает.

— Ты когда упал, я испугалась. Лихорадка. Пять дней лихорадка, тебя даже герр Тумме благословил, сказал, что ты умрешь и нужно могилу копать. А Михель сказал, что не умрешь, потому что хоть болезнный, но живучий. И в полынье купал, а потом в баню. А как сюда принес, так ты бредить начал, про кровь говорил и прощения просил у кого-то… — Она вытирала слезы ладонями и все равно плакала. И улыбалась.

— Воспаление легких, — мрачно заметил Голос. — Дольше надо было на морозе сидеть, в замке ему, видите ли неуютно… Михелю своему спасибо скажи, и сердцу, что крепкое.

— Ты ведь не умрешь, правда?

— Не умру, — пообещал Фома. — Только не уходи, хорошо?

Глава 10

Рубеус

Вино в бокале больше похоже на болотную воду. Есть не хочется, пить тоже, атмосфера в зале мрачная, почти траурная и это злит. На Мике черное платье с высоким воротом, розовый жемчуг и темная паутина вуали. Люк тоже мрачен, только Дик как ни в чем не бывало поглощает еду. Массивное кресло во главе стола пустует. Потерянный трон. Смешно, если бы не так серьезно. Нужно что-то сказать, успокоить, а в голове как назло ни одной дельной мысли, какая-то смесь беспокойства и раздражения.

— Во-первых, ничего страшного не произошло…

Люк отворачивается, Мика ехидно фыркает.

— Коннован не самая худшая кандидатура…

— Не самая вменяемая, не самая адекватная, не самая уравновешенная, а в остальном ничего. — Мика раздраженно сдернула шляпку, швырнув ее на пол.

— Во-вторых, я просил бы отнестись к Коннован с уважением. Думаю, у нее получится. — Рубеус и сам не верил в то, что говорил, но очень уж раздражала похоронная обстановка за столом. — И в-третьих, это еще не конец мира.

Мика молча вышла из-за стола. Господи, если бы кто знал, как ему надоели эти проблемы. Черная вуаль на полу… любопытная деталь картины.

Мику Рубеус нашел в ее будуаре. Алый и золотой, полированное дерево и зеркала… изящные изгибы мебели и томный запах духов. Рубеусу здесь было тесно и неуютно: слишком много всего, того и гляди разобьешь чего-нибудь, неловко повернувшись. Мика лежала на маленьком почти игрушечном диванчике и плакала, сжимая в руке мятый кружевной платок. Еще никогда она не выглядела настолько жалкой и беспомощной.

— Ты доволен? Ты должен быть доволен, — она нервно отбросила назад тяжелую волну волос. — Теперь она точно останется… а я? Что будет со мной, Рубеус? Куда она меня отправит? Вниз? Даже не в Бастион, а на передовую. А я не воин, я не умею… я не хочу воевать. Не хочу мерзнуть и думать, что будет завтра, выживу или нет. Не хочу сидеть на каком-нибудь провонявшем краской заводе, где каждый звук молотком по голове. Я не хочу медленно сходить с ума где-нибудь под землей, дышать отфильтрованным воздухом, пить отфильтрованную воду второго цикла переработки, и жрать консервы непонятного происхождения… и умирать тоже не хочу. Почему я должна уходить, а она оставаться?

— А с чего ты решила, что уйдешь.

— А разве нет? — она встала и, одернув мятый подол платья, поинтересовалась: — На что мне надеяться? Она же ненавидит меня. Да и ты будешь рад, если я исчезну. Это ведь так удобно. В очередной раз скажешь себе, что не мог ничего сделать. Решение не твое, значит, и вины нету. Совесть молчит и все довольны.