Исаак Башевис-Зингер - Люблинский штукарь

• Название: Люблинский штукарь
• Автор: Исаак Башевис-Зингер
• Издательство: Иностранка, Б.С.Г. - ПРЕСС
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2000

Повесть американского писателя Исаака Башевиса Зингера рассказывает о мятущейся душе необыкновенно одаренного человека, запутавшегося в страстях и попытавшегося разрешить душевное смятение и житейские сложности с помощью нечестивого поступка. Увы, даже самый малый грех открывает бездну, и спасительный путь герой находит совсем в другом решении.

---

— Герман, это — фокусник, знакомый Зевтл.

— Фокусник так фокусник! — сказал Герман дружелюбно, и глаза его блеснули. — Шолом вам алейхем!

Он пожал Яше руку. Это было не рукопожатие, а скорей хвастовство силой. Яша ответил тем же, словно состязаясь с ним. Зевтл села на краешек железной кровати, которая тут стояла и на которой она ночью спала. Герман отпустил Яшину руку.

— Откуда будете? — спросил Яша.

Выпученные глаза Германа засмеялись.

— Откуда хотите! Отовсюду! Из Варшавы так из Варшавы, из Лодзи так из Лодзи! В Берлине меня тоже знают, и в Лондоне я не чужой…

— А где сейчас проживаем?

— На всем свете. Ибо сказано: «Небо — престол мой, а земля — подножие ног моих».

— Вы и Писание знаете?

— А вы нет?

— Изучал-изучал.

— В ешиве?

— Нет, с меламедом и немножко в бейсамедрише.

— Я тоже, как вы меня сейчас видите, был когда-то ешиботником, — сказал Герман миролюбиво и доверительно. — Но это было давно… Очень давно… Я люблю поесть, а в ешиве зубы можно положить на полку. Я понял, что это не для меня, и поехал в Берлин, чтобы стать доктором. Но плюсквамперфект не шел мне в голову. Мне больше нравились немецкие девки. Так что я уехал в Антверпен шлифовать бриллианты и шлифовал, пока не понял, что деньги делают не шлифовщики, а торговцы. Я люблю карты и следую истине: «Еда не беда». Поэтому пришлось добираться до Аргентины. В последнее время туда едет много евреев. Они таскают лотки и делают Америку. Мы называем их «квентники», по-немецки это «хаузирер[15]», а в Нью-Йорке — «педлеры». Один черт! Посредница, или как она тут называется, имеет сына в Буэнос-Айресе, и он послал ей привет. У нее я увидел вашу Зевтл. Она вам кто? Сестра?

— Не сестра.

— По мне, пусть даже будет вашей тетей…

4

— Герман, тебе пора, — вмешалась рыжая женщина, — тебя ждут покупщики.

— Подождут. Я их дольше ждал. Там, где я живу, не торопятся. Испанец на все отвечает «маньяна» — завтра. Он ленивый и поэтому хочет, чтобы всё ему принесли домой. У нас имеются степи, которые называются «пампа», там пасут коров. Если гаучо — это ихний пастух — хочет кушать, так он очень ленивый, чтобы убить быка. Он берет топор, отрубает себе бифштекс от живого быка «эбэр маон хахай»,[16] жарит его вместе с кожей, потому что ему лень ее содрать. Он говорит, что так вкуснее. Наши евреи не ленивые, поэтому они делают песо — так там называются деньги. И всё бы лучше некуда, но туда приезжает слишком много мужчин и слишком мало женского пола. А поскольку, как сказано в Гемаре, женщина для мужчины — половина его самого, так девушки там на вес золота. Я не имею в виду плохое. Они просто выходят замуж. Но если семья не удалась — дело швах, потому что развод во внимание не берут. Если ты женился на змее, ты должен с ней жить, потому что так хочет религия. Что же делает мужчина? Берет ноги в руки и бежит. Так там все делается. Чем вашей сестре стирать в прислугах чьи-то подштанники, лучше у нас иметь все что душе угодно.

— Она мне не сестра.

— А если даже сестра, кого это интересует? В Буэнос-Айресе мы не спрашиваем метрику. Званье и прозванье — говорят у нас — нужно для камня на кладбище. К нам когда приезжают — рождаются заново. Какие же вы штучки делаете?

— Разные.

— А насчет картишек?

— Случается.

— На корабле совершенно нечем заняться. Если бы не карты, можно с ума сойти. И так жарко, что когда переплывают… как это называется… экватер… просто задыхаешься. Солнце стоит прямо над головой. Ночью еще жарче. Выходишь на палубу, а там такая духота, как будто тебя в чугунке поставили в печку. Что же делают люди? Садятся за карты. По дороге сюда был один, который передергивал. Я на него смотрю и говорю: «Дорогой мой, что у вас в рукаве? Пятый туз?» Он думал драться, но я не из пугливых. У нас каждый и всякий может иметь револьвер. Если кто-то слишком себе позволяет, из него делают решето. А поскольку я считаюсь как тамошний, я тоже имею шпайер. Хотите посмотреть, как выглядит револьвер в Аргентине?

— Почему нет? У меня тоже есть револьвер.

— Вам он зачем? Для фокусов?

— Разное бывает.

— Короче говоря, этот человек понял, что имеет дело не с ребенком. Он хотел пометить карты, но я его поймал. Зевтл сказала, вы знаете фокусы с картами. Какие?

— Не шулерские.

— Но какие?

— Давайте колоду, покажу.

— Герман, тебе пора идти, — нетерпеливо вмешалась госпожа Мильц.

— Только не погоняй! Дела не убегут, а если убегут, так я их имел тебе известно где. Знаете что? Пойдемте в ту комнату, съедим что-нибудь.

— Я не голодный, — соврал Яша.

— Необязательно быть голодным. Аппетит, как говорится, приходит во время еды. Здесь, в Польше, не имеют понятия, что значит поесть. Только и делают, что вливают в себя лапшу с куриным бульоном и опять лапшу с бульоном. А что такое эта лапша? Вода. Надувается живот, и больше ничего. Испанец в себя запихивает трехфунтовый бифштекс, и от этого у него прибавляется мозг в костях. Вы заходите к испанцу — он среди бела дня лежит и спит как убитый. Жарко как в аду, а вокруг летают такие мухи, которые высасывают из вас кровь, как пиявки. Летом вся жизнь начинается ночью. Там, если у кого-то есть деньги или на ужин, или на шлюху, идут к шлюхе. Но с голоду не умирает никто… Как вы относитесь к рюмочке?

— Временами.

— Тогда прошу. Выпьемте рюмочку водки. Рейцинька, принеси нам что-нибудь, — обратился Герман к рыжей женщине. — Испанцы обожают фокусников. За хороший фокус они душу отдадут, — снова повернулся он к Яше.

В средней комнате стоял стол, накрытый клеенкой, диван и платяной шкаф. Керосиновая лампа, свисавшая с потолка, была полуприкручена, и Герман выкрутил фитиль побольше. Еще тут были чемоданы, залепленные пестрыми наклейками, и разные коробки. На стуле висела визитка, сюртук и лежал жесткий воротничок, а также палка с серебряным набалдашником. Повеяло дальними дорогами и заграничными странами. На стене висели две фотографии — еврей с белой бородой и еврейка в глухом парике.

— Садитесь, — сказал Герман. — Моя сестра сейчас что-нибудь принесет, чтобы стало веселей на душе. Она может позволить себе квартиру получше, но тут ей привычно, и она не желает переезжать. У нас дома не такие большие и все делается во дворе. Называется «патио». Испанец терпеть не может подниматься по лестнице. Он сидит себе на воздухе с семьей и пьет чай, который называется «матэ». Каждый втягивает по глотку через одну и ту же соломинку, и так оно попадает каждому в рот. Пока привыкнешь, кажется, что пьешь тухлую воду с лакричным молоком, но приучиться можно ко всему. В Северной Америке жуют табак. Одну вещь вы должны знать. — мир везде одинаковый. В Буэнос-Айресе людей не едят. Поглядите на меня: разве меня кто-нибудь съел?

— А кого съели вы?

— Что? Отлично сказано! Вы, я вижу, не дурак. А если кто-то не дурак — он живет не кое-как. Вы из Песков?

— Нет, из Люблина.

— Зевтл сказала — из Песков.

— От вора и слышу.

Герман расхохотался:

— Ого! Нет, вы не дурак! Не все песковские — воры, и не все из Хелма — дураки. Так только говорят. Но скажите мне, кто не ворует? Моя мама, пусть она покоится с миром, всегда говорила: «Честно — невместно». Можно делать что угодно, но с умом. Я — как вы меня видите — уже попробовал всё. Зевтл сказала, что вы можете открыть любой замок.

— Это правда.

— У меня бы не хватило терпения. Зачем тратить время на замки, когда можно высадить дверь? На чем висит дверь? На петлях. Но это уже дело прошлое. Теперь я, как говорится, остепенился. У меня жена и дети. Зевтл рассказала мне, что и как. Про мужа, который сбежал, и все такое. Если она получит развод, у нас она будет иметь самого богатого мужа.

— А кто ей даст развод, вы?

— Что такое развод? Клочок бумаги. Всё, мой дорогой, только бумажка, даже деньги. Я имею в виду большие деньги, не маленькие. Те, у кого перо, пишут. Моисей был мужчиной, поэтому он написал, что мужчина может иметь десять жен, а если женщина поглядит на другого — ее надо побить камнями. Если бы держала перо женщина, она написала бы наоборот. Вы меня поняли? На Ставках живет переписчик — официальное лицо, так если дать ему десять рублей, он напишет отличную бумажку с подписью и свидетелями. Но я никого не принуждаю. Я готов был одолжить ей денег на дорогу и на все остальное.

Яша нахмурился:

— Пане Герман, я не совсем идиот. Оставьте Зевтл в покое. Это товар не для вас.

— Что? Можете ее взять себе прямо сейчас. Она мне уже обошлась в пару целковых, но пусть это будет мицва.

— Не надо никакой мицвы. Сколько вы истратили? Я заплачу за все.

— Подождите! Не трогайте кошелек! Чай готов!..

5

К чаю были булочки и бабка. Рейца с Зевтл тоже пришли за стол. Герман пил чай с вареньем, заедал бабкой и затягивался толстой сигарой, лежавшей на блюдечке. Он хотел угостить сигарой и Яшу, но тот сказал, что не курит.