Георгий Косарев - Сердце прощает

• Название: Сердце прощает
• Автор: Георгий Косарев
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Му-у! - отозвался второй. Потом он передал бившуюся курицу своему напарнику, достал из деревянных ножен тесак и направился в хлев.

Марфа кинулась ему наперерез. Она встала спиной к дверце хлева и закричала:

- Не пущу, не подходите!

Солдат остановился, улыбка его сошла с лица. Он схватил Марфу за рукав, отшвырнул ее в сторону и, накинув на рога корове ремень, потянул ее со двора. Марфа, опомнясь, нагнала солдат уже далеко за домом.

- Отдайте скотину, куда вы ее ведете? Чем я буду кормить детей? кричала она на всю улицу.

Солдаты шли, ухмыляясь, не обращая на Марфу внимания. Уже рядом со школой ее вдруг окликнули:

- Фрау Зернова, момент!..

Марфа оглянулась и увидела возле школьного крыльца пожилого желтолицего унтера. Рядом с ним стоял тот же белокурый молоденький офицер, который был в ее доме во время обыска и назвался Францем Штиммом.

- День добрый, фрау Зернова. Наш лейтенант имеет интерес до фрау...

- Моя корова, корова!.. - простонала Марфа, указывая рукой на солдат.

- Хальт! - скомандовал внезапно офицер и что-то быстро и резко сказал по-своему солдатам. Те остановились, недоуменно переглянулись, потом щелкнули каблуками и повели корову обратно к Марфиному дому.

Так вроде и откупилась Марфа курами. Ей было приятно, что она смогла постоять за себя, и в то же время она продолжала со страхом думать о подозрительном любопытстве немцев к ее дочери.

Шли дни, а Франц в доме все не появлялся. "Может быть, по молодости просто пошутил над девочкой", - мысленно успокаивала себя Марфа. И все же она не переставала ломать голову. "Как поступить с дочерью? Куда ее укрыть? Свезти в Мироново, к тетке? Глядишь, может быть, этот щеголь и быстро уедет. Нет, нет, - возразила она сама себе, - не пущу ее никуда".

Но однажды к вечеру Марфа разговорилась с соседкой возле колодца. Дома оставалась одна Люба. И вот, распахнув дверь избы, она обомлела: за столом, под самыми угодниками, словно под их охраной, сидел молоденький белокурый офицер Штимм. Напротив него на скамье сидела смущенная, с опущенными глазами Люба. На столе стояла бутылка вина с золотистой этикеткой, распечатанная коробка дорогих конфет, плюшевый медвежонок, валялось несколько каких-то фотографических карточек. Завидев мать, Люба вскочила со скамьи и уткнулась ей в плечо, а офицер вышел из-за стола, поклонился и сказал:

- Здравствуйте, гражданка Зернова. Извините, я не знаю вашего имени и отчества. Я инспектор интендантского ведомства... Вы меня узнали?

В ожидании ответа хозяйки он продолжал вежливо стоять, стройный, розовощекий. В избе приторно пахло шоколадными конфетами и крепким мужским одеколоном. "Чтоб ты лопнул!" - подумала Марфа, но не ответить на его приветствие не осмелилась.

- Здравствуйте...

- Я занес вам по пути фотографические снимки вашей дочери, которые изготовил мне унтер-офицер Грау. Этот пройдоха Грау знает, что я ценитель старинного русского искусства, а также русского типа красоты. Извините, что я немного бесцеремонно, но я с добрыми чувствами.

Марфа вспомнила, что этот молоденький офицер, столь складно разговаривающий по-русски, велел своим солдатам вернуть ей корову, сердце ее смягчилось, и она сказала:

- Коль с добром, то милости просим.

- Вас, очевидно, удивляет, что я свободно говорю по-русски. Я охотно поясню... Когда я был мальчиком, я пять лет жил в Москве. Мой отец был тогда коммерческим советником. Мы уехали из Москвы в тридцать третьем году. Потом я изучал славянские языки и экономику в Берлине. Вот, кстати, маленький сувенир из моего родного города. - Штимм взял со стола плюшевого медвежонка и протянул Марфе. - Медведь - это такой старинный символ города Берлина. Возьмите для вашего мальчика.

- Зачем же такое вам беспокойство?

- Пустяки... Я же говорил, что буду заходить к вам, - продолжал Штимм, - как видите, я сдержал свое слово. Проходите к столу, не волнуйтесь, я ваш гость.

"Я ваш гость, а приглашает к столу, странная манера хозяйничать в чужом доме! Лучше бы ты лопнул, как мыльный пузырь, туда бы тебе и дорога!" - с возмущением подумала Марфа. Штимм улыбнулся, и на его щеках обозначились ямочки.

- Пожалуйста, посмотрите, как получилась ваша стыдливая дочь... - и он подал Марфе фотокарточки.

Люба на фотографии выглядела испуганной, растерянной и все же нельзя было не заметить ее красоты: удлиненные глаза, пышные волосы, полные, резко очерченные губы... Марфа опять тяжело вздохнула: сердце ее сжалось от какого-то недоброго предчувствия.

Она положила карточки на стол и бросила испытующий взгляд на офицера. Она не знала, как себя с ним вести, что говорить.

- Ваша дочка очень робка. У нас девушки так себя не, ведут. Они с радостью приглашают молодых людей. Она же дика, как серна, - указал Штимм на Любу, - всего боится, опускает глаза, неужто я действительно так страшен? У девушек в Германии я пользовался неизменным успехом.

Марфа с презрением бросила взгляд на Штимма.

- То ведь Германия, а здесь Россия, - заметила она, - а вы не просто офицер, но еще и...

- Завоеватель, - не дав полностью высказаться Марфе, добавил Франц.

Марфа кивнула головой. Франц усмехнулся и принялся оправдываться:

- Нет, это не имеет никакого значения. Кстати, вы мне так и не сказали, как вас зовут, - напомнил он Марфе.

- Маму зовут Марфа Петровна, - неожиданно вместо матери произнесла Люба робким голосом.

- Ну что ж, Марфа Петровна, - подхватил Штимм, - я тогда не буду мучить вас своим присутствием, я немножко психолог и понимаю ваши чувства... Я прошу только принять от меня этот совсем скромный подарок, это популярное у вас в России лечебное вино "Кагор" - это лично для вас, Марфа Петровна. А эту небольшую коробку конфет - для вашей совсем еще молоденькой дочки, для вашего ребенка... Пожалуйста, извините.

Он встал, взял с подоконника фуражку и, юношески стройный, щеголеватый, направился к выходу. У двери натянул на руки перчатки и сказал:

- Мне очень хотелось бы, чтобы мы стали друзьями, хотя это и сложно. Я постараюсь доказать вам, Марфа Петровна, свое доброе уважение. Вы всегда можете обратиться ко мне, и вас никто не обидит... Я приглашаю вас, когда будете иметь время, посетить мою квартиру - это в вашей школе, - послушать музыку, у меня богатая коллекция разных песен, отличный патефон... Пожалуйста!

- Спасибо, нам не до музыки, нам нужно работать, - сухо ответила Марфа.

* * *

На волейбольной площадке возле школы был расчищен круг. По одну сторону его стояли робеющие девчата, по другую - солдаты, в начищенных до блеска коротких сапогах. Любе бросилось в глаза, что у рядовых солдат были длинные, аккуратно подстриженные и причесанные волосы. На стуле сидел рыжий, как огонь, ефрейтор с большим сверкающим аккордеоном, он выводил незнакомую мелодию и пел уверенным звучным баритоном, отчетливо выговаривая слова:

О, донна Кларэ, их хаб дих танцен газеен,

О, донна Кларэ, ду бист вундэршеен!..

При этих словах солдаты, точно по команде, устремились к девушкам и бесцеремонно потянули их на круг. Некоторые девчата упирались, пятились назад. Люба слышала игривый хохоток Нонны, когда та приближалась к ней по кругу вместе со своим партнером - долговязым солдатом в очках. Люба отошла от вяза, возле которого стояла, наблюдая за танцующими, и вдруг увидела в двух шагах от себя лейтенанта Франца Штимма.

- Здравствуйте, Люба, - сказал он. - Не удивляйтесь, что видите меня здесь - к танцам я не имею никакого отношения. Солдаты бывают немного вульгарны, хотя им можно много простить... Я живу в вашей школе.

- Да, вы говорили, - быстро сказала Люба, не поднимая глаз. Сердце ее забилось острыми, гулкими толчками.

Штимм принялся говорить ей что-то о чудесной погоде, о весне, о луне, покровительнице всех влюбленных, голос его звучал мягко и чуть взволнованно, а у Любы вдруг встала в памяти августовская ночь, когда Виктор и она подожгли пшеничное поле. Как ей хотелось, чтобы он был сейчас рядом, чтобы защитил ее, увел от этого красивого непонятного немца!

- О чем вы задумались, Люба? - спросил Штимм.

- Ни о чем... Я смотрю на танцы, - торопливо объяснила она.

- Вы любите танцевать?

- Нет, нет! - сказала она, решив, что Штимм собирается пригласить ее на круг.

- В таком случае вы, может быть, согласитесь немного погулять? - он просительно заглянул ей в глаза. - Вас совсем не видно, а к вам в дом я не рискую больше без приглашения приходить.

"Что он, в самом деле такой или притворяется?" - подумала Люба, а Штимм уже мягко, но настойчиво увлекал ее за собой в сторону от площадки, где рыжий аккордеонист увлеченно наигрывал быстрый фокстрот, пел про какую-то даму и где слышался вызывающе громкий смех Нонны.

- Мне нужно домой, меня заругает мама, - сказала она Штимму, когда они дошли до окраины села.

- Пожалуйста, пойдемте обратно, - тотчас согласился он, будто уловив ее тревогу. - Но скажите, почему вы так печальны? Почему на вашем лице грусть?