Роберт (2) Стоун - В зеркалах

• Название: В зеркалах
• Автор: Роберт (2) Стоун
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1967

На русском языке роман публиковался один-единственный раз - в 70-х годах в "Иностранной литературе"; современному российскому читателю он абсолютно не известен. А между тем это талантливо написанное произведение на тему накаляющихся расистских настроений в 60-е годы в США.

Скан, распознавание, вычитка – mSnus. С благодарностью родителям, которые сделали книгу из журнальной подборки, и дяде, сохранившему еще один ее экземпляр. (∞) Чем больше людей прочитают эту книгу, тем лучше.

---

Рейнхарт переходил от могилы к могиле, рассматривая каменные урны и черные медные засовы. «Странная штука дрянное виски,— думал он,— от него мерзнешь. И устаешь». Он продолжал идти к деревьям, и на него все сильнее наваливалась усталость.

Он остановился передохнуть у скамьи и услышал чьи-то шаги. Внезапно его охватил страх; пригнувшись, он из-за памятника увидел человеческую тень, мелькнувшую между рядами могил. Он быстро перешел на следующую дорожку и почти столкнулся с молодым человеком в поношенном плаще. Молодой человек удивленно отступил и, прищурившись в меркнущем свете, поглядел на него сквозь сумерки; лицо молодого человека было угасшим и изможденным, кадык подрагивал над пуговицей воротника. Это был Морган Рейни.

— Черт,— сказал Рейнхарт. Он внезапно рассердился. «Этот сукин сын,— подумал он,— не только сторож в морге, он еще и привидение».

— Вам нехорошо? — спросил Морган Рейни.

— Прекрасно,— сказал Рейнхарт.

— Извините,— сказал Морган Рейни, не посторонившись.

— Пожалуйста,— сказал Рейнхарт,— Я гуляю, понимаете? Только в данный момент я не гуляю, поскольку я стою вот тут.

— Мне показалось, что вам дурно,— сказал Рейни, обошел его и зашагал дальше по дорожке.

Рейнхарт смотрел ему вслед, кусая губы и удивляясь своему бешенству. «По-видимому,— думал он,— я вас ненавижу, мой друг. Почему бы это? Потому что тебе хуже, вот почему — потому что в тебя всадили больше дротиков и вот-вот вытащат из бочки и съедят, и я ненавижу тебя за это».

«Ты боишься его не потому, что он привидение,—сказал он себе.— Ты боишься его потому, что он — раздавленный дурак, а это куда страшнее. А дураки — это зло,— думал он.— Все дураки — это зло».

Он ходил еще долго, а потом завернул в бар напротив городского парка, чтобы выпить пива и посмотреть бокс, который всегда передавали по средам. Бармен, низенький коренастый старик по имени Эспосито, в двадцатых годах был чемпионом в легком весе, и бар был увешан его фотографиями. Рейнхарт смотрел, как Эспосито, стоя у бочки, пригибался и приплясывал вместе с боксерами на экране, смеялся и, выразительно жестикулируя, оборачивался к приятелям, сидевшим в глубине бара. Посмотрев несколько раундов, Рейнхарт перешел улицу и у ограды парка сел на автобус, идущий до Клейборн-стрит.

Вечер был жарким и душным, фонари у Канала расплывались в туманной дымке, в воздухе висела густая вонь пивоварен на набережной. На углу Бурбон-стрит Рейнхарт бросил в автомат двадцать пять центов, поиграл, потом купил бумажный пакет пива, чтобы захватить с собой в студию. Проходя по Ибервилл-стрит, он отчетливо услышал пистолетный выстрел где-то в глубине квартала. Он на секунду остановился, потом пошел дальше и через десять шагов услышал вой первое сирены, а затем и других — взметнувшись, они заполнили темноту и смолкли. Музыкальные автоматы в барах на углах гремели «Иди, но не беги», а дальше усталый кларнет в пятитысячный раз играл «Это много». Рейнхарт продолжал идти к универмагу Торнейла.

Он уже хотел было войти, но тут его остановил женский голос; он обернулся и увидел в подъезде скорченную фигуру — женщину с тонким беличьим лицом и волосами цвета соломы, еле различимыми в отраженном свете. Ее ноги, схваченные металлическими шинами, были вытянуты горизонтально, глаза глядели прямо и неподвижно куда-то за грань зрения.

— Вернись же к той, кем ты любим,— проворковала женщина и тихонько засмеялась.

— Как? — сказал Рейнхарт.— Филомена?

Все так же неподвижно глядя перед собой, она запела:

Вернись же к той, кем ты любим,

Иль в бездне жизни сгинешь ты,

И сгинут в клубах черных туч

Твои заветные мечты.

Рейнхарт наклонился к ней и несколько раз провел ладонью перед ее глазами. Она ни разу не мигнула.

— Филомена,— спросил он,— тебе нехорошо?

«Вечер сочувствия,— подумал Рейнхарт.— Все мы интересуемся, не худо ли нам. И все чувствуем себя великолепно, все просто вышли погулять».

— Ты можешь встать, девочка? — спросил он у Филомены. Филомена оперлась на его руку и встала, по-прежнему глядя за грань зрения.

— Я их дразню,— сказала она.— Взяла и спряталась, Она шагнула вперед и присвистнула от боли.

— Плевать,— сказала она.— Вернитесь к тем, кто любит вас, друзья.

— Ты поешь очень хорошо,— сказал Рейнхарт.

Он вложил ей в руку два доллара и минуту-другую смотрел, как она, смеясь и посвистывая, брела к Ройял-стрит.

Лифтами в сияющем новеньком вестибюле управляли молодые люди в вискозных костюмах — судя по их виду, им, пожалуй, пришлась бы по вкусу военная муштра; к их лацканам были приколоты значки с орлом и молнией. Молодого человека за столом справок Рейнхарт помнил еще по Химической компании Бинга.

— Добрый вечер, мистер,— сказал молодой человек, нажимая кнопку.

Рейнхарт сказал ему «добрый вечер» и вошел в коридор, где находились студии. Из аппаратной вышел Джек Нунен с папкой, набитой текстами, и отвесил ему восточный поклон.

— Бингемон желает видеть вас завтра, Рейнхарт, старый друг. Он по-прежнему в восторге от вас.

— Тут мой родной дом,— сказал ему Рейнхарт.— И он мой любимый папочка.

В аппаратной у пульта сидел Ирвинг, звукооператор, и читал журнал передач. Он повернулся и окинул Рейнхарта глубоко сочувственным взглядом.

— Как дела, кореш?

— Изумительны и восхитительны,— сказал Ирвинг.— А как ты, кореш? Снова пьян?

— От такой работы одолевает жажда.

— Вот посмотришь,— сказал Ирвинг,— завтра я приду сюда пьяным! — Он поднял красную коробку с лентами звукозаписи.— Я наслушался тут всяких отъявленных идиотов, но вот здесь...—Он взмахнул коробкой.— Такой сокрушительный идиот, каких еще не бывало.

— Это может быть только он,— задумчиво сказал Рейнхарт. Ирвинг встал, открыл дверь и молча начал слушать. До них донесся громкий бодрый смех Фарли-моряка. Ирвинг закрыл дверь.

— Слыхал? Это он. Выдающееся дерьмо. Даже не верится. Преподобный Хитклифф — кажется, так его зовут.

— Я слышал днем конец его проповеди. Что-то в нем есть.

— Ну, конец — это ерунда. Дай-ка я прокручу тебе начало! — Он поглядел на часы.— Времени у нас хватит.

— Послушаю, когда кончим,— сказал Рейнхарт.— Я хочу посмотреть на него во плоти. Это мой старый приятель.

Он вышел и направился по коридору к комнате отдыха, ориентируясь на бархатные раскаты красноречия Фарли.

— Естественный закон...— убедительно возглашал Фарли.— Извечная философия...

Он стоял возле пальмы, одетый как для торжественного приема: его черный костюм был из настоящего шелка, рубашка — белее белого, галстук — кембриджский. Шляпа из легкого фетра, лежавшая на соседнем стуле, была готова увенчать его задумчивое чело. Ему внимала веснушчатая дама лет сорока, в дорогом наряде и недурно сложенная; она взирала на лик Фарли с беззастенчивым благоговением.

Рейнхарт смиренно подошел к ним.

— Простите, ваше высокопреосвященство,— сказал он Фарли.— Простите, сударыня.

Дама что-то булькнула. Фарли откашлялся.

— Мне нужно было бы поговорить с вами о следующем еженедельном поучении.

— Конечно, конечно, мой милый,— сказал Фарли.— Миссис Макалистер, это мистер Рейнхарт... э... сотрудник станции. Познакомьтесь, Рейнхарт — сестра Макалистер, постоянная слушательница «Благих вестей».

— Здравствуйте,— сказал Рейнхарт.

Они прошли через двойные двери в коридор, и там Фарли посмотрел на Рейнхарта с неудовольствием.

— Где твоя проницательность, Рейн? Ты свои «преосвященства» брось — эта дамочка, возможно, не слишком сообразительна, но она все-таки не идиотка, а к тому же заядлая баптистка.

— Извиняюсь, ваше преподобие. Что слышно?

Фарли улыбнулся и наклонился к нему с благолепной ухмылкой.

— У меня все в ажуре, Джек,— он потрогал лацкан своего траурного пиджака.— А слышны благие... трам-тарарам... вести. Ты даже не представляешь себе, сколько я получил писем после каких-нибудь четырех передач. Восторженные восхваления, старина! Полный почтовый ящик. И даже несколько угрожающих писем.

— Чудесно! — сказал Рейнхарт.— Надеюсь, ничего слишком неприятного?

— Когда ты получаешь угрожающие письма, Рейнхарт, это означает, что никто не сомневается в твоей подлинности. Единственное, которое мне не понравилось, подписано... Забыл! Может быть, кто-нибудь из старых знакомых решил подложить мне свинью.

Он порылся в кармане и вытащил листок почтовой бумаги, на котором красными чернилами было написано:

«Ты мошенник, как все проповедники, и тебя можно изобличить.

У меня есть доказательства, и я тебя, подлеца, покараю за то, что моя жизнь и мой дом были принесены в жертву на Алтаре Алчности». И подпись: «С. Протуэйт».

— Мы его знаем? — спросил Фарли.— Ты его не встречал в миссии или еще где-нибудь?