Никита Ишков - Суперчисла: тройка, семёрка, туз

• Название: Суперчисла: тройка, семёрка, туз
• Автор: Никита Ишков
• Жанр: Историческая проза

Граф Сен-Жермен… Самый таинственный авантюрист всех времен и народов. Его по праву называют королем искателей приключений. Он, как утверждают его почитатели, является «посланцем Светлых миров». Мастером, чьими руками провидение управляло нашей историей. Противники и недоброжелатели заявляют, что граф Сен-Жермен — всего лишь ловкий мошенник и проходимец, спекулирующий на людских суевериях. Этого человека обвиняли в шпионаже в пользу… Вот тут и выясняется, что граф Сен-Жермен одновременно шпионил в пользу практически всех царствующих домов Европы. Появляясь то в одной, то в другой столице он, согласно документам, — убеждал наделенных властью в необходимости соблюдения элементарных норм человеколюбия, особенно во время войн. Автор по воле случае выбрал этого таинственного незнакомца как одного из провозвестников новой эры — эры согласия с самим с собой, с другими, с окружающим миром.

Роман под названием «Сен-Жермен» выходил в 1998 г., но до сих пор не утратил своей актуальности, тем более, интереса у читателей, о чем я сужу по многочисленным отзывам.

---

История с мадам де Куаслен наглядно продемонстрировала мне, что именно понималось под дружбой при французском дворе, вот почему на вопрос маркизы — может ли она считать меня своим другом? — я взял на себя смелость заявить.

— Я вам не враг, мадам.

Она оценила мою честность и не делала попыток помешать нашей дружбе с Людовиком. Конечно, за эту милость мне пришлось достойно отблагодарить маркизу. Ее прельстила моя забавная диковинка — шкатулка со сменяющимися при нагревании изображениями на крышке.

Аббата Берни я не брал в расчет, между собой друзья называли его Бебе-молочница. Румяные щечки, маленький росток, округлые плечики, вместительное брюшко, лысеющая головка терзались лишь одним-единственным желанием — добыть кардинальскую шапку. Все остальное ему было глубоко безразлично. Понятна была радость Берни, когда в обмен на красную шапку он отказался от поста государственного секретаря по иностранным делам, который достался решительно лезущему в гору графу де Стенвилю.

Этот парень знал, что хотел, и брал, что хотел. Говорят, что писатель от артиллерии Шодерло де Лакло, автор скандальных «Опасных связей» списал своего Вальмона с графа де Стенвиля, будущего герцога Шуазельского, а в небезызвестной де Мертей узнавали его сестру, герцогиню де Грамон. Я охотно верю, потому что необычное, привлекающее внимание уродство Этьена Франсуа производило большое впечатление на слабый пол. Он умел прикинуться искренним, старался быть честным, безусловно был умен и коварен и обладал железной хваткой в практических делах. Шуазель походил на английскую собаку, называемую бульдогом, отличающуюся приплюснутым носом и отвисшими брыльцами. Этьена спасали глаза. В их взгляде отлично сочетались пылкость и наивность; когда следовало, во взоре можно было прочитать муку и страдание, отрешенную усталость, робкую надежду, неожиданное удовлетворение, огонь страсти, пылкий восторг и наконец — холодную немигающую жестокость. В подобных случаях он подмешивал к взгляду легкую усмешку. Шутил как палач… Добавьте огненно-рыжие волосы и свойственный всем рыжеволосым темперамент, и вы получите полное представление о моем лучшем в ту пору друге. Мы познакомились во время его очередного посещения Парижа, когда Стенвиля назначили послом при Венском дворе.

Вот те люди, которые окружали короля Людовика XIY. С его величеством мы коротко сошлись в попытке проникнуть в тайны природы. Для опытов он предоставил мне принадлежащий ему замок Шамбор, что на Луаре. Там я получил редкую возможность в спокойной обстановке закончить книгу, в которой были бы изложены основы стародавнего учения, которое теперь называют алхимией. В отличие от ее цепкой, практичной сестры-химии, одним за другим отхватывающей у природы фундаментальные законы, это искусство учило науке самотрансформации и обретению смысла жизни.

Я никогда и никому не навязывал свои убеждения. Все эти годы я пытался внушить окружавшим меня людям две простенькие мысли, что устройство мира есть нравственная величина и невозможно «что-то» знать наверняка. Стоит только забыться и всерьез уверовать, что расчет и обязательная повторяемость опытов есть необходимое и достаточное условие истины, эта убежденность способна изувечить самого естествоиспытателя. Тайна — несущественная по мнению старых университетских крыс добавка к знаниям — и есть та территория, которая принадлежит лично мне!

Я — ее владелец! Возможно, в этом сказывается моя королевская кровь, но мне претит изо дня в день перемешивать соли, кислоты и прочие первичные субстанции с целью получения более действенного пороха или приятно пахнущего мыла. Я тоже занимался прикладными задачками и нашел рецепт красок, с помощью которых можно окрасить кожу любой выделки в любой тон и создать самосветящуюся картину. Эти открытия я совершил походя и, если честно, я бы не назвал их открытиями в полном смысле слова. Скорее усовершенствованиями секретов мастеров Исфагана, Дели, Агры, Бенареса, бельгийских городов, особенно Турне, парижских и итальянских искусников, угрюмых и жадных мастеров Нюрнберга и Франкфурта. Просто я видел дальше их, знал больше, тоньше чувствовал потребность в том или иной веществе. Вот почему все знатные дамы Парижа пользовались моими мазями, притираниями и душистыми питательными кремами. Занимался я и ароматическими соединениями. К сожалению, резкие дурманящие запахи претят мне, вызывают удушье. Я предпочитаю естественные ароматы греческого ореха, ландыша, свежесть горной воды.

Научился я варить стекло, которое после огранки невозможно отличить от самоцвета, возвращать жизнь жемчужинам, овладел искусством гипнотизировать змей. Хотел приписать «и укрощать пчел», но рука не поднялась… Особенно после того, как с легкой руки его величества Людовика XY я потерпел неудачу во время секретной дипломатической миссии в Голландию, где мне было поручено убедить английское правительство заключить мир и выяснить условия, на которых Франция могла достойно выйти из Семилетней войны. Готов признать, что в моих попытках повлиять на политическую ситуацию в Европе мне редко сопутствовал успех, но то, чего мне удалось добиться в России, я могу смело причислить к высшим достижениям разума. Свержение свихнувшегося в лизоблюдстве перед Фридрихом, несчастного Петра III вряд ли будет по достоинству оценено потомками. Нет, я и не жду награды. Для меня куда важнее знать, что мои усилия не пропали даром и злобный прусский король был вновь посажен на цепь. Смерть недоумка Петра, готового поставить союз многочисленных северных племен на колени перед гигантским, пронзительно-действенным, подобным машине разумом Фридриха, ввергло бы Европу в нескончаемую цепь войн за передел территорий, наследственных владений и сфер влияния. Помнится, во время личной встречи я так и сказал Фрицу: «Германии придется два раза поплатиться за следование твоему духовному завещанию. Два раза, выясняя отношения с соседями, она будет ввергнута в кровавую бойню…»

Граф почувствовал неприятное покалывание в груди, поспешно принялся сгибать и разгибать пальцы. Затем с помощью мнемонического пароля — а точнее особого слова, звуки которого заставляют дрогнуть и зазвучать встревоженную душу, погрузился в транс, в непроглядный мрак, в котором искорками запульсировали точки средоточения духовной силы, и занялся исцелением. Наконец аура насытилась голубоватым сиянием, отлегла боль.

Между тем предрассветный свет уже теплился в окне. Граф поднялся, достал необходимые припасы, принялся колдовать над заваркой. Пока составлял смесь, в котелке, установленном на треножнике в камине, закипела вода.

Стоит ли так утруждать себя? Не лучше ли принять предложение лорда Честера и выписать секретаря? Ему можно будет надиктовать остальные главы воспоминаний… Смущала мысль — в доме появится новый человек, можно ли будет ему доверять? Ждать его приезда здесь, в поместье? Это совсем неприемлемо. Прежде следует познакомиться с ним, присмотреться к нему и обязательно подальше от моего логова, а это означает необходимость покинуть горное убежище, вновь окунуться в городскую суету, в позабытые уже заботы путешественника.

Одним словом, начать новую жизнь.

В третий раз?!

Едва ли у него достанет на это сил. И зачем? По правде говоря, новые люди его совсем не интересовали, Сен-Жермену не было до них никакого дела. Пора в Индию, в Гималаи, в снега? Там его место, там он обретет временный покой, до новой перемены тела, в чем его уверял Дювасандюп и его ученики.

Заблистала дальняя вершина, запестрела радужным светом. Граф оцепенело наблюдал за восходом солнца.

Шамсоллы нет, мадам Бартини давным-давно покоится в могиле. Милая Луиза дАдемар скончалась в 1822 году. Двадцать лет прошло со дня смерти храброго Массена. Андре умер в 1817 году. Храбрый якобинец, ставший маршалом Франции, в эпоху империи получивший титулы герцога Риволи и князя Эслингенского, не изменил себе во время реставрации, не стал унижаться перед вернувшимся роялистами, которых он и такие, как он, сокрушили на исходе столетия. Судьба позволила им встретиться здесь, в имении Сен-Жермен, в предпоследний год прошлого века. В ту пору Андре командовал французскими войсками в Швейцарии и — кажется, осенью, накануне 18 брюмера[124] — передовой отряд его армии захватил расположенную неподалеку крепость Люциенштайг. Узнав, что поблизости обитает таинственный Сен-Жермен, который, по слухам, еще в 1794 году выполнял посредническую роль между Директорией и Венским двором, он как-то ночью, в одиночку, верхом на лошади примчался в имение. Они проговорили до утра, добрым словом помянули Шамсоллу, посмеялись над его швабским акцентом. Граф Сен-Жермен в ту ночь впал в сентиментальность и рассказал генералу историю этого удивительного человека. Генерал передал привет от супруги. Сообщил, что о той давней поездке они никогда и никому не рассказывали. Не только потому, что лично он никогда особенно не задумывался над предсказаниями Сен-Жермена, просто воспоминания о тех днях были слишком дороги им с Жанной. «Мы тогда впервые ощутили себя людьми. Понимаете, не отставным солдатом и гувернанткой, не сынком мелкого торговца и дочерью крепостного, а существами, достойными свободы и всяких других радостей… Потому, что мы рождены людьми», — попытался объяснить Андре. Граф энергично закивал… Только в девяносто третьем, когда Массена получил чин дивизионного генерала, он впервые всерьез и с некоторым недоумением задумался, что «старый мошенник как в воду глядел». Сен-Жермен только улыбнулся в ответ. Массена поведал, что в восемьдесят девятом, когда на юге набирали добровольцев для войны с коалицией, он вновь записался в армию. Его единодушно избрали командиром батальона, и уже через год он получил чин бригадного генерала, а после штурма Тулона дивизионного.