Александр Кожев - Введение в чтение Гегеля

• Название: Введение в чтение Гегеля
• Автор: Александр Кожев
• Издательство: Наука
• Жанр: Философия
• Год: 2003
• ISBN: 5-02-026788-0

---

Диалектическая речь Философа, в которой раскрываются /qu revele/ происходящие с ним перемены, обнаруживает /revele/, следовательно, некоторое движение вперед. И поскольку всякий явленный /revele/ прогресс имеет педагогическое значение, то получается, что любая Философия необходимо представляет собой (как это прекрасно видел Платон) педагогическую диалектику или диалектическую педагогику, которая начинает с первичного вопроса, в котором спрашивается о существовании того, кто ставит этот вопрос [169] и заканчивает, по крайней мере в принципе, Мудростью, т. е. ответом (хотя бы только возможным) на все возможные вопросы.

Тот факт, что кто-то решился прочитать «Феноменологию духа», доказывает, что он любит Философию. Тот факт, что он понял «Феноменологию духа», доказывает, что он — Философ, поскольку, читая и понимая ее, он был вынужден на самом деле расширить имевшееся у него сознание себя. Будучи Философом, он все больше интересуется самим собой и все меньше всеми теми, кто — по принципиальным соображениям — отказывается читать «Феноменологию духа» и, следовательно, расширять свое самосознание. Предоставляя их их собственной судьбе и обращаясь к самому себе, Философ узнает из «Феноменологии духа», что, являясь Философом, он является «любителем Мудрости», как она определена в этой книге и самой этой книгой /dans et par се livre тёше/. То есть он понимает, что хочет стать Мудрецом, а именно, человеком, который совершенно себя осознает, полностью удовлетворен этим осознанием и, следовательно, служит примером для своих «коллег». Видя в Мудреце идеал для всего человечества, Философ помещает себя как Философа на высшую ступень в иерархии человеческих ценностей (ибо, как он считает, только Философ может стать Мудрецом).

И весь вопрос таким образом сводится к тому, чтобы знать, может ли Философ всерьез надеяться на то, что когда-нибудь станет Мудрецом. Гегель ему говорит, что да, может: он притязает на то, что достиг Мудрости (в- и посредством «Феноменологии духа»). Но Платон говорит, что нет: никогда человеку не достичь Мудрости.

Чтобы мочь разобраться в этом, нужно знать, что представляют собой обе эти «позиции» /attitudes/. Нужно понять: 1) что означают принятие идеала Мудрости и отрицание возможности ее достижения (случай Платона); 2) что означают слова человека, который говорит, что он является Мудрецом (случай Гегеля).

Вторая лекция введение: философия и мудрость (продолжение и окончание)

Мы пришли к следующему результату:

Философия имеет смысл и право на существование только тогда, когда она мыслится как путь к Мудрости или, по крайней мере, руководствуется идеалом Мудрости. И наоборот, приняв идеал Мудрости, неминуемо приходят к Философии, понимаемой как средство достижения этого идеала или, по крайней мере, ориентации на него и движения к нему.

В том, что касается определения Мудреца и Философа, Платон, с которого начинается классическая философия, и Гегель, которым классическая философия заканчивается, согласны друг с другом. Касательно же возможностей Мудреца, единственно серьезное расхождение при ответе на этот вопрос — это то, которое существует между Платоном и Гегелем. Иными словами, безоговорочно принимая идеал Мудреца и его платоновско-гегелевское определение, можно либо утверждать, либо отрицать возможность достижения Мудрости, действительного превращения человека в Мудреца, после того как какое-то время он был Философом.

Посмотрим, что означает это расхождение. Можно, конечно, как и Платон, думать, что Мудрость недостижима. Но тогда одно из двух: либо идеал Мудреца недостижим никогда и нигде; и тогда Философ — это попросту безумец, который стремится или хочет быть тем, кем быть //^возможно, и (более тяжкий случай) знает, что это невозможно. Либо он не безумен; и тогда его идеал Мудрости воплощен или будет воплощен, а его определение Мудреца — истина или будет истиной. Но коль скоро идеал этот по определению не может быть осуществлен человеком во времени, то претворен он в жизнь — или будет претворен — каким-то другим, отличным от человека, сущим и вне времени. Всем известно, что такое сущее называют Богом. Итак, если мы вместе с Платоном полагаем, что человеку не дано стать Мудрецом, нам придется утверждать либо несуществование Философии, либо существование Бога.

Согласимся с тем, что Бог существует, и посмотрим, что сие означает. С одной стороны, истина раскрывает то, что есть. С другой стороны, она неизменно остается тождественной себе самой. Она, стало быть, раскрывает бытие /ип etre/, которое пребывает в тождестве с самим собой. Но, по определению, человек, который так и остается /reste eternellement/ Философом, непрестанно меняется. (И коль скоро Мир включает в себя изменяющегося человека, то и сам Мир в целом тоже меняется.) Человеческая речь /1е discours humaine/, стало быть, содержит истину лишь в той мере, в которой раскрывает другое, отличное от человека (и от Мира) бытие; она истинна лишь в той мере, в какой раскрывает Бога, единственное совершенное, удовлетворенное и сознающее себя и свою совершенную удовлетворенность сущее. Значит, любой шаг вперед в философии совершается на самом деле не в сфере антропо-лотии, но в сфере тео-логии. Мудростью для человека будет не совершенное сомо-осознание, но совершенное познание Бога.

Итак, несогласие Платона и Гегеля не умещается внутри Философии. Это — оппозиция Философии и Теологии, т. е. в конечном счете Мудрости и Религии. Субъективно это противостояние можно изобразить так: Философ надеется достичь Мудрости (которая для него совпадает с самосознанием) в ходе непрерывного процесса диалектической педагогики, в котором каждый последующий шаг обусловлен и определен только всей совокупностью предшествующих шагов; напротив, Верующий может надеяться достичь Мудрости (которая для него еЬть боготознание) не иначе как посредством некоторого скачка, с помощью того, что называют «обращением», которое, по крайней мере отчасти, зависит от чего-то внешнего самому обращению, от того, что к нему приводит и называется «откровением», или «благодатью». Будучи рассмотрено объективно, то же самое противостояние обретет следующий вид: знание, к которому, как считают, должен прийти Философ, раскроется как абсолютное, или полное, только в том случае, если оно раскроется как замкнутое в круг /circulaire/ (это означает, что по мере его развертывания оказываешься в той точке, которая была исходной); напротив, знание, к которому приходит Верующий, является абсолютным, или полным, не будучи кругообразным. Можно сказать и так: религиозное, или богословское, знание замыкается в круг лишь с помощью некой «сингулярной точки», которая прерывает континуальность линии, и эта точка — Бог. Бог — единичное /particulier/ сущее, поскольку по существу отличное от Мира и от человека, которое тем не менее абсолютно и всеобще /total/. Знание, стало быть, становится всецелым /total/, только если включает совершенное божественное знание. Таким образом, то, что остается от абсолютного знания человеку и Миру, оказывается знанием частичным, иными словами открытым, не-кругообразным /поп-circulaire/. Для безбожного Философа, напротив, единственной гарантией полноты знания, т. е. абсолютной истины, будет его кругообразность /circulaite'/. Переходя от знания к эмпирической реальности, ту же самую оппозицию можно описать так: если установлено, что знание Мудреца раскрывает не что иное, как Челове- ка-в-Мире, то реальностью, которая и делает это полное и кругообразное знание истиной, будет всемирное и однородное (т. е. лишенное внутренних противоречий: классовой борьбы и т. п.) Государство; Философ, стало быть, может прийти к абсолютному знанию только после того, как такое Государство станет действительностью, т. е. в конце Истории; напротив, для Верующего всеобщей и однородной реальностью, которая обеспечивает истинность его всецелого знания, будет не Государство, а Бог, которого считают вездесущим и равным себе /universel et homogene — всеобщим и однородным/ в любой миг эволюции Мира и истории Человека; значит, Верующий может прийти к своему абсолютному знанию в любой миг истории, в любых реальных обстоятельствах; достаточно того, чтобы Бог открылся человеку (или в человеке и посредством человека)[170].